Кажется, головокружение зависело от высоты, потому что вскоре я снова потеряла сознание, меня все еще тошнило, и я решила, что если меня вырвет, то пусть на герра Клостергейма.

Если это его последний шанс заполучить то, чего он так хочет, то он заслужил такое отношение, особенно если учесть, как умно он нас обхитрил. Не стоит даже упоминать, что его успех не предвещал мне ничего хорошего.

По моим ощущениям, летели мы больше суток. Я приходила в себя и снова теряла сознание. И даже немного порадовалась, когда меня все-таки вырвало на чьи-то сапоги – судя по их тусклой, растрескавшейся черной коже, принадлежали они герру Клостергейму. Разумеется, учитывая его историю, это не самое худшее, что с ним произошло.

Когда я очнулась в последний раз, кто-то вытаскивал меня из узкого пространства за сиденьями пилотов. Свежий воздух ударил в лицо. Я открыла глаза и помотала головой, словно только что вынырнула из воды. Было темно, но эта темнота сильно отличалась от прежней. Она окутывала меня со всех сторон, беспокойная и наползающая. Краем глаза я видела скользкие зеленовато-коричневые, охряные и грязно-голубые тени, в них прятались жестокие, безумные глаза, полные скрытой радости. Мне показалось, что это пламя и клубы черно-серого дыма над ним. Неожиданно что-то взревело, и свет снова ослепил меня, хотя теперь пламя было ярко-красное и желтое, в сравнении с предыдущим почти нормальное.

Снова слышались голоса со странным акцентом. Клостергейм отвечал им на том же диалекте. Кругом хрюкало, сопело, лаяло и рычало, словно мы очутились в зверинце. Я поняла, что эти животные звуки издают при взгляде на меня люди вокруг, одетые в разнообразные маски. Чья-то рука коснулась моего тела, и я вздрогнула.

Заговорил волк с блестящей головой. Голос показался знакомым.

– Ее нельзя обижать.

По крайней мере, это меня ободрило.

– Пока время не придет, – добавил тот же волк, – она должна остаться нетронутой, иначе пользы от нее никакой. Камень у нас. Наш друг принес нам чаши как знак своей доброй воли. Она достанет Меч, а мальчишка – Посох. Но лишь в том случае, если мы аккуратно исполним все аспекты ритуала. Кровь за кровь, чаша за чашу. Подобное за подобное…

– Чушь! Это просто предрассудки. Она годится лишь как наживка для альбиноса и его своры, – раздался высокий незнакомый голос. Этот человек говорил на более понятном английском.

– Они не клюнут на эту наживку, – это сказал Гейнор фон Минкт. Я хорошо знала его голос. – Они догадаются, что мы задумали. – Циничный, жесткий и мрачный тон – он явно издевался над своими спутниками. – Нет, в ребенке гораздо больше силы.

– Давайте сначала проверим, привлечет ли червь рыбу, – еще один голос, который я не узнала, похожий на резкий шелест высохших листьев. – А не привлечет, тогда и будем изучать природу этого червяка.

– Делайте как хотите.

Голос приблизился. Я открыла глаза и посмотрела в лицо огромной кобры с открытой пастью, готовой напасть, – зубы не меньше фута, хрустальные глаза мигают и блестят во тьме, металлическая чешуя сверкает ярко-зеленым и красным.

– Проснулся, червячок?

Последние слова относились ко мне.

– Отвали! – прокричала я. Это было самое грубое слово, которое я тогда знала. – Вы меня не тронете…

– Но можем, червячок. – Кобра отстранилась, словно собиралась броситься. – Мы можем. Лишь наша сдержанность спасает тебя от сладостной изысканной боли. Ибо ты попала в столицу мировой боли, в землю бесконечных мук, где подобным тебе выпадает редкая привилегия познать всю полноту агонии. Наши мастера превращают боль в удовольствие, а удовольствие в боль. И твоя смелость превратится в самую презренную трусость, уж поверь мне.

Змей пытался напугать меня, хотя это не требовалось: я и без того уже была так испугана, что меня охватило ложное спокойствие. Я выглядела смелее, чем была, потому что смеялась. Кобра снова отодвинулась, занесла было руку в зеленой латной перчатке, но затем вдруг безвольно опустила ее.

– Мы не должны обижать ее, – настойчиво повторил Клостергейм, – пока что. Пока что.

– Тоже мне развлечение – пугать детей, – сказал женский голос. Я посмотрела на говорящую. Птица из стали и золота, украшенная редкими самоцветами. Стилизованная цапля. – Ваше ликование неуместно, господа.

– Миледи, – обернулась кобра. – Разумеется, мы все ваши слуги в этом деле. Ее оставят под вашим присмотром, как и приказал барон Мелиадус. Однако если она не сможет достать для нас добычу, то станет нашей собственностью, вы же понимаете…

– Естественно. Уверяю вас, у меня гораздо больше рабов ее возраста и пола, чем я могу себе позволить. Нам всем приходится идти на жертвы ради военных нужд.

– Жертвы, – повторила кобра. Я ждала, что сейчас из открытого рта появится раздвоенный язык. Змей смаковал слово.

– В такие дни, дорогой барон Боус-Юнге, мы обязаны принести их столько, сколько сможем, – сказала женщина. Голос у нее был довольно молодой. Прохладный, с насмешливыми нотками. Кажется, она пугала меня больше остальных.

Да и они все, насколько я поняла, ее опасались. Видимо, она была сильнее. Скорее всего, я очутилась в Гранбретани, но тогда я еще не разбиралась в их социальной структуре. Слышала лишь, что король Хуон омерзителен, а барон Мелиадус, его советник, жесток и амбициозен. Барон Боус-Юнге – что-то вроде придворного алхимика. На континенте мало знали об их жизни. Лишь немногим из таких, как мы, удавалось пересечь Серебряный мост, протянувшийся от Кале до города, что назывался Ду-Верр, и еще реже они возвращались, чтобы рассказать, что они там увидели.

Умом я все это понимала, конечно, но, кажется, дошла до той точки, когда просто перестала ощущать страх, хотя бояться здесь было чего.

Глаза привыкли к сумеркам. Комната была низкой, с куполом вместо крыши, в углах пахло гнилью. В жаровне, спускавшейся с потолка на медных цепях, тускло светились благовония. Судя по затхлому воздуху, зажгли их совсем недавно. Силуэты людей в доспехах и звериных шлемах двигались вдоль стен и теснились у двери. Стены из стекла отбрасывали разноцветные завитки. Привыкнув к полумраку, я поняла, что мы находимся внутри аквариума. А то, что я вижу за стеклом, – это вода и тени водных тварей. Мне показалось, что мимо промелькнула русалка – или, скорее, акула с руками. Результат генетического эксперимента или неудачного опыта с клонированием? Чего я не осознала, так это того, что нахожусь в тюремной камере!

Фон Минкт и остальные начали переговариваться. Они говорили так тихо, что я не могла их расслышать. Кажется, использовали секретный язык. Но почему они делают это здесь, в столице своего государства?

Интересно, сколько мудреных заговоров зарождается сейчас в Лондре? Мне показалось, что они наслаждались, несмотря на риск. Бывают же такие люди. Я этого совершенно не понимаю. Мне нравилось, когда все прямо и открыто, но ради выживания приходилось быстро учиться хитростям. Я думала, что осталась совсем одна, ведь вряд ли Клостергейм со своей компанией оставили бы в живых Уну, Лобковица, лорда Реньяра и других. Месье Зодиак пропал, отправившись по ложному следу, а остальные слишком заняты своими битвами, так что им не до меня.

Я удивлялась, что не горюю о потере друзей. В прошлом я расстроилась бы намного сильнее. Подозреваю, когда твоя жизнь висит на волоске, ты уже не можешь позволить себе всплесков эмоций.

Мне не хотелось больше разглядывать аквариум. Я уснула, а когда проснулась, глаза мои настолько привыкли к темноте, что я могла сидеть в середине комнаты с куполом и смотреть, как кружится и бурлит вода, когда мимо проплывает водяной с рыбьим хвостом вместо ног. Он время от времени приникал странным серо-зеленым лицом к стеклу и не мигая смотрел на меня безо всякого выражения, даже не пытаясь общаться. Когда я встала и подошла, он отпрянул. Вместо него тут же возникло нечто с огромными зубами и блестящими глазами, и я отскочила. Решила, что лучше сидеть посередине и просто смотреть. Я опустилась на пол, хотя здесь хватало стульев. Они изображали еще более карикатурных тварей, чем те, что я увидела в аквариуме. На полу было как-то спокойнее. А еще мне показалось, что за мной наблюдает не только водяной, хотя я понятия не имела, что эти люди хотят узнать!