Резкое карканье раздалось справа из густой чащи. Кто-то потревожил птицу. Из-за деревьев выбежал Белый Ворон. Меня в очередной раз поразило её сходство с отцом, мужем и мной самой. Каждое его движение казалось знакомым. Я вдруг поняла, что прониклась к нему почти материнскими чувствами. Трудно было поверить, что нас не связывают хоть какие-нибудь родственные узы.

Мокасины и штаны Белого Ворона покрывала грязь. Он нес самое длинное свое копье с древком около пяти футов и тусклым металлическим наконечником около трех футов. В той же руке он держал палку. Бежал Ворон очень быстро. Бесс остановилась в тот же миг, как увидела его, и нежно обвила хоботом плечи и талию хозяина.

Юноша улыбнулся мне, подпрыгнул и погладил мамонтиху по лбу.

– Вот твой лук, Буйволица! – Он бросил мне палку. Я поймала и принялась рассматривать. Палка из крепкого тисового дерева, чем не оружие? С радостью поблагодарила его. Он вытащил из сумки на плече тонкую веревку и передал мне. То, что надо! У меня новый лук. Старый, с магическими свойствами, остался в мамином домике, который я закрыла, полагая, что в Британии двадцатого века он мне больше не пригодится.

– Они, вне всяких сомнений, следят за нами, – сказал Белый Ворон, усевшись на землю, лицо его находилось чуть ниже уровня моих ног. Говорил он тихо. – Они в полумиле от нас. Прячутся в высокой траве.

– Ты уверен, что они собираются нам навредить? – спросил Айанаватта.

Белый Ворон кивнул.

– Я знаю, что они вооружены и на них боевая раскраска. Кроме меня, других врагов в этих местах у них нет. Они находятся по меньшей мере в тысячах миль от привычных охотничьих угодий. Какая магия позволила им покинуть обычные пределы? Маленькие дьяволы, вероятно, попытаются напасть на нас этой ночью. Кажется, они еще не поняли, что мы знаем о них, так что надеются застать нас врасплох. Бивни и ноги Бесс пугают их гораздо больше, чем твои стрелы, Айанаватта.

Айанаватта не хотел снижать скорость. Двигаться по земле было проще, чем по воде, потому что река уже дважды свернула, поменяв направление.

Лес остался позади, мы ехали к далекой горной цепи. Огромное толстокожее создание без труда несло дополнительного пассажира, ее скорость меня поражала. Еще день-два, и мы доберемся до подножья гор. Белый Ворон знал, где находится перевал. Он сказал, что один раз уже проделал этот путь, только в обратном направлении.

Теперь я могла детально разглядеть горы. Цепь высоких вершин напоминала Скалистые горы. У подножий росли сосны, дубы, ясени, ивы, березы, вязы, высокие вершины покрывал снег. Красновато-золотые величественные горы возвышались над холмистой прерией. Облака над ними сверкали, как чеканная медь. Они были духами гор. Древними, медлительными духами, обещавшими природную гармонию и постоянство.

Вместе с Айанаваттой и Белым Вороном я приняла реальность древней жизни гор. Несмотря на постоянное беспокойство, сжигавшее меня изнутри, я радовалась, что снова нахожусь рядом с людьми, которые понимают себя и воспринимают окружающее как нечто живое, с теми, чье самоуважение измеряется отношением к природе и миру, а также местными легендами. Как и я, они понимали, что являются частью разумной материи и равны всем прочим существам, каждое из которых играет свою роль в истории. Любой нищий в другом мире мультивселенной может быть богачом, и наоборот.

Все мы – инкарнации в вечной истории, нескончаемой борьбе между классическим Порядком и романтическим Хаосом. Идеальная мультивселенная возникает из гармонии, а она наступает, когда все инкарнации проигрывают одну и ту же роль и достигают одного и того же результата. Мы словно струны сложного инструмента. Если некоторые струны не настроены, то мелодию все равно можно услышать, но она перестанет быть гармоничной. Гармония человека зависит от того, насколько он настроился на естественную гармонию мира. Каждая душа в мультивселенной играет свою часть в поддержании Равновесия, благодаря которому все существует. Поступки каждого отдельного существа влияют на целое.

Эти двое воспринимали все это как само собой разумеющееся. Легко расслабиться и наслаждаться жизнью, когда тебе не приходится объясняться с другими. Я осознала, какую жертву принесла, полюбив Улрика и его мир, но не жалела об этом. Просто любовалась горами и лесом, такими, какие они есть, стараясь даже в такой неприятной ситуации найти что-то хорошее. Меня тревожил лишь постоянный ветер, который трепал волосы, словно напоминая о силах, которые стояли между мной и моим мужем.

Я первой решила нести дозор. Тем же вечером, как только мы остановились на ночевку, я натянула лук и стала гораздо бдительней относиться к окружающему, но до меня доносились лишь обычные шорохи, которые издавали мелкие зверушки, отправившиеся на охоту. Когда Белый Ворон меня сменил, мне даже нечего было ему доложить. Он пробормотал, что слышит, как семь воинов движутся в двадцати футах от нашего бивака, и я встревожилась. Привыкла полагаться на слух. Он сказал, что, вероятно, они только что залегли на землю.

Перед тем как уснуть, я спросила его, почему они пришли так издалека, чтобы убить нас.

– Им нужны сокровища, – ответил он. И добавил, что недавно обхитрил пакваджи, и они разозлились. Но он всего лишь забрал у них то, что они украли.

Он также сказал, что мы должны остерегаться змей. Пакваджи известные дрессировщики змей, они используют гремучих змей и щитомордников как оружие. От этого я совсем перестала чувствовать себя в безопасности. Змей я не боялась, но очень их не любила.

Когда пришло время Айанаватте охранять наш лагерь, я проснулась от негромких криков. Предрассветное небо уже посерело. Луга покрылись росой, земля походила на губку, даже ходить по ней стало непросто. Врагов я не заметила и даже поверила в то, что им не хватило смелости напасть на нас.

А затем у самого костра я заметила извивающегося щитомордника; он медленно полз в нашу сторону. Я вытянула из колчана Айанаватты стрелу, наложила ее на тетиву и привычным плавным движением выстрелила. Тело забывает намного меньше, чем разум. Стрела пригвоздила змею к земле. Язык ее ощупывал пространство, высовываясь меж смертоносными зубами. За то, что я убила ее, совесть мучила меня гораздо меньше, чем когда мы ели птиц.

Индейцы решили напасть на рассвете, когда подул леденящий северный ветер; они принялись издавать резкие, пугающие боевые кличи и размахивать каменными дубинами почти с них самих размером. Но, не добежав до нас, они остановились и повернули назад – тактический ход, чтобы мы вскочили и стали еще более беззащитны перед ними, однако Белый Ворон пожил среди пакваджи и мог предугадать большинство их уловок.

Когда их стрелы начали осыпать наш лагерь, мы к этому были уже готовы. Всех нас, включая мамонтиху Бесс, накрыла прочная сеть. Некоторые стрелы в ней застревали, большинство же отскакивало и падало наземь.

К нам уже спешили еще две змеи. Одну я убила той же стрелой, что и предыдущую. Айанаватта прикончил другую одной из своих боевых дубинок.

Белый Ворон потерял к нападающим интерес. Он встретил мою стрельбу одобрительным ревом. Сказал, что у меня рука и глаз, как у мужчины. И это был не комплимент, а обычное наблюдение.

Змеи показались мне необычно крупными, особенно для этого климата; теперь стало ясно, чем пакваджи приводили в ужас своих врагов. Однако отчего они сами не боялись змей?

Ни один из воинов не превышал ростом даже трех футов! Пакваджи оказались совершенными пигмеями.

Из прошлых разговоров я не поняла, что самый высокий из пакваджи едва достает до моей груди. Они были сложены как обычные люди, просто невысокие. Тела худощавые, но весьма мускулистые. Их упорство во время атаки восхищало. Я предположила, что они развивались в таких же обстоятельствах, что и африканские бушмены. В отличие от Айанаватты, у них были крупные угловатые головы с нависшими бровями. Они явно были пришельцами из совершенно другой части мира – одетые в оленью кожу, набедренные повязки, в меховых шапках и разукрашенных рубахах и мокасинах. Судя по чертам и небольшому росту, они могли быть выходцами из любого племени к востоку от Миссисипи.