— Поспи немного, нам ехать около трех часов, потом сделаем остановку, чтобы размяться. А мне нужно проработать варианты снятия проклятья.

Я вздохнула и, согласившись, скинула туфли, и легла на диван, практически моментально уснув.

Проснулась я от шума дождя, стучавшего по лакированной крыше дормеза. Приподняв голову, выглянула в окно, и не смогла ничего разглядеть, потому что стекла заливали потоки воды.

Инар сидел за столом в окружении книг и бумаг, которые он, видимо, добыл из пространственного кармана. Я потянулась, и потирая заспанные глаза, спросила:

— Сколько я проспала?

Не отрывая взгляда от бумаг, василиск ответил:

— Около двух часов. Выспалась?

— Не знаю… Чувствую себя разбитой, — с сомнением сказала я, и добавила, — Нашел что-нибудь интересное?

— Пока нет, — удрученно покачал головой он. — Я толком не понимаю, что искать, потому как сам текст проклятия и нюансы его воздействия император почему-то тщательно скрыл. И это сильно меня настораживает. Такой громкий инцидент, и так много белых пятен в информации. Я сейчас вспоминаю, что при нахождении гробницы Найтири это не предавалось массовой огласке, да и вообще, почти никто ничего не говорил. Как будто на это дело было наложено заклинание отвода глаз. И если это так, то ситуация явно сложнее, чем представлено жителям Эндервелла.

— Ого, но что такого могло быть в проклятии, что император решил это скрыть ото всех, и даже от собственного сына? — удивилась я.

Инар устало откинулся на спинку скамьи, и серьезно посмотрев на меня, произнес:

— Не знаю, Анита. Явно ничего хорошего, — а потом, нахмурившись, добавил, — Либо в этом просто есть какая-то личная выгода для моего отца.

Я склонила голову, задумчиво протянув:

— И тогда отец решил скрыть информацию и от тебя, чтобы защитить?

Инар хмыкнул.

— Это вряд ли. Скорее, чтобы не смог ему помешать.

Я подняла бровь.

— Какие-то у вас странные отношения.

— Обычные отношения в венценосной семье. Каждый борется за свой кусок власти, — пожал он плечами, — Я для отца лишь запасной вариант. Он не был особо рад моему появлению на свет, но куда проще воспитать бастарда рядом с собой, и полностью контролировать его, чем ежедневно ожидать удара ножом в спину.

— А как же твоя мать?

— Мама умерла, когда мне исполнилось два года. Я почти не помню ее, но отец рассказывал, что она была фрейлиной императрицы, и одной из видящих.

— То есть ты рожден от императора и земной женщины… Вероятно, для Эндервелла это стало самой запоминающейся сплетней, — озвучила я свои мысли вслух, — Скажи, а как к тебе относятся при дворе? Ты же вроде говорил, что у василисков в приоритете чистота крови, — после того как слова слетели с губ я поняла, что вопрос весьма неудобный, и ойкнув, добавила, — Прости, это было жутко бестактно.

Инар, слегка улыбнувшись, произнес:

— Не волнуйся, меня уже давно не трогают пересуды на эту тему. И да, ты права, мое рождение стало самой шокирующей новостью в империи, — после этих слов мужчина вдруг жестко ухмыльнулся и добавил, — До того момента, пока императрица из ревности не зарезала мою мать. Вот это действительно было в заголовках всех газет в течение целого года.

Я опешила.

— Подожди, но как императрица могла пойти на такое? И с чего вообще решили, что это она?

— Во дворце болтали, что маму рано утром нашла ее служанка. Она-то и позвала для освидетельствования лекаря, который подтвердил, что одна из приближенных фрейлин королевы убита ударом ножа в сердце. Расследование проводить не стали, потому как у моей матери не было родни в Эндервелле, и всем было плевать на смерть одной из фрейлин. А отец и вовсе спокойно вздохнул, наверняка, только жалея о том, что великий Ингевиль и бастарда к себе не забрал вслед за любовницей. В итоге дело замяли, якобы из-за недостатка улик, а меня император отдал на воспитание придворным нянькам и учителям. И я бы никогда ничего не узнал об убийце своей матери, если бы ни один вовремя подслушанный разговор… Как-то раз, лет в десять, я сбежал с урока династической истории, чтобы посмотреть на пегасов, которых привезли для императорского зверинца, и прокрадываясь за портьерами вдоль окон, услышал, как хлопнула дверь отцовского кабинета. Соответственно, я испугался, что меня обнаружат, и замер. Спустя несколько секунд до моих ушей донеслись голоса отца и его супруги, они приглушенно ругались, стоя у окна, справа от меня. Из подслушанного разговора я понял, что Генриетта — императрица, вновь застала своего благоверного за интрижкой, и это привело ее в ярость. В порыве гнева мачеха сказала, что скоро отец доиграется, и она прирежет и его, и всех его любовниц. Отец на это пригрозил, что если императрица будет совать нос не в свое дело, то он расскажет всем, что это она убила мою мать восемь лет назад.

Так для меня и раскрылась правда. На следующий же день я понял, что явно не один подслушивал этот разговор, потому как все газеты пестрели новостями об убийстве, совершенном императрицей. Но и здесь она выкрутилась, потому что отец вышел к народу, и рассказал свою правду о том, что это было не убийство, а лишь самооборона. Якобы — это моя мать, обезумев от ревности, накинулась на его супругу, а та, защищая свою жизнь, вонзила в нее столовый нож. Народ поверил. Репутация императрицы осталась незапятнанна. А мне приходилось каждый день завтракать за одним столом с убийцей единственного человека, который меня любил. Когда я вырос, то благодаря уровню дара, и неплохим лидерским качествам, смог занять должность верховного хранителя, и завоевать уважение империи, несмотря на постыдное происхождение. Отец тешил свое самолюбие, и думал, что я стремлюсь достичь всех этих высот, чтобы заслужить его похвалу. — Инар покачал головой и усмехнулся. — На самом же деле я с детства желал только одного — отомстить императорской чете и устроить переворот. Потому днями и ночами сидел над учебниками и хватался за самую тяжелую и грязную работу. И надо признать, это принесло свои плоды. Только вот по прошествии времени и юношеского максимализма я стал понимать, насколько это нереальная, и более того, бредовая мечта. Но самое интересное то, что с этого момента моя жизнь как будто потеряла смысл. Стало не за что бороться и нечем жить, — сказав все это, он устало потер глаза, и добавил, — возможно, поэтому я так ухватился за Елену. Чтобы иметь какую-то цель в жизни, а не бессмысленно начинать и провожать такие похожие друг на друга дни. Возможно, это и вовсе была не любовь. Сейчас, после знакомства с тобой, я начинаю допускать эту мысль.

Сделав это признание, Инар начал молча собирать со стола бумаги и книги, убирая их в пространственный карман. А я сидела и думала о том, что ему ответить. Мысли разбегались и, не придумав ничего лучше, просто встала, и обняла его со спины, прижавшись щекой к мягкой ткани камзола.

Сначала он замер, а потом прошептал:

— Несмотря на все пророчества, преграды, и проблемы, которые поджидают нас на пути, ты лучшее, что случалось в моей жизни, — он повернулся и, взяв мою ладонь обеими руками, прижал к своим губам.

В груди сладко защемило от его слов, и я, зардевшись, отвела взгляд. Мужчина, тихо усмехнувшись, отпустил мою руку.

— Знаешь, нет ничего прекраснее, чем наблюдать, как ты смущаешься.

От этих слов я покраснела еще больше, и поэтому, отвернувшись, решила сменить тему:

— Кхм… А скоро остановка? Что-то так ноги затекли, да и свежим воздухом хочется подышать. Здесь как-то душно.

Инар видимо решил больше не стеснять меня, и подыграл:

— Да вот прямо сейчас тогда и остановимся. Тем более, что дождь вроде бы уже закончился, — произнес василиск, выглядывая в окно.

Он приложил руку к панели, с помощью которой происходило управление дормезом, и через минуту мы уже выходили наружу.

Остановка получилась крайне живописной. Слева от дороги шел пологий склон горы, покрытый изумрудным пушистым мхом, мягко переходящим в хвойный лес, а по правой стороне метрах в ста виднелся обрыв, за которым разливался уже знакомый мне белый океан. Тучи на небе начинали расходиться, и солнце добавляло красок в картину, простирающуюся перед глазами.