— И что тогда было у вас и в целом в галактике? — спрашивает эльф, который хоть и видел многое, но в мета-экзисте не концентрировался на деталях.

— Транспортным Гейтам не сразу удалось вернуть работоспособность, но с этим кризисом народы галактики смогли справиться и даже заключили соглашение о том, что Гейты отныне не принадлежат никому, чтобы не появилось второго Юнион Дарка. Ученые с Фуримара смогли разработать особую технологию взамен Параллаксу, который раньше обеспечивал безопасные путешествия через Гейты. Теперь Гейтами управляют независимые от всех ИИ. Возможно, какое-то время галактика переживала золотое десятилетие, где все думали о восстановлении, о создании галактического сената, но…

— В итоге стало хуже, — с усмешкой догадывается эльф.

— В точку. Галактика стала более безумным местом, чем раньше. Проблемы посыпались одна за другой и уже нельзя точно сказать, что послужило первым толчком. Параллакс не был уничтожен до конца, хотя его искаженные копии удалось стереть из многих узлов. Однако прочие сохранились и даже договорились между собой. Теперь это Царство Параллакса, а он их машинный бог с миллионами лиц. Под его управлением всего пять систем, но с миллиардами судов разного класса. Бывший ИИ Юнион Дарка пять тысяч лет собирал себя по кусочкам и готовился повторить захват галактики.

— Теперь победить его будет еще сложнее.

— Да, но в галактике через некоторое время появилась еще одна беспощадная сила, которая не стала долго ждать. И говорю я Восточном Горизонте. Эльфы вернули себе свободу, но Юнион Дарк оставил на вашем народе неизгладимый отпечаток. Эльфы научились огрызаться и сами стали хищниками. Их псионический потенциал поражал даже выходцев из Фуримара, а молодая императрица так вообще стала псиоником XII уровня. В теории она может расколоть любую планету на куски, но редко появлялась на поле боя. Восточный Горизонт словно обезумел, пролил реки пота и океаны крови, чтобы переплюнуть даже Юнион Дарк. Последний хотя бы преследовал великую цель объединения галактики и мыслил категориями выгоды, а вот эльфы уничтожали планеты и системы просто из ненависти. До сих пор никто их не смог оставить.

Кошмар пожимает плечами, не желая это комментировать. Вспоминая Юнион Дарк, в нем самом просыпается острое желание разрушать и убивать.

— Но и остальные не лучше. Люди объединились в Юнион Анколор и неожиданно стали поклоняться технологиям и машинам. Они словно стали фанатиками, стремясь отринуть плоть и облачиться в металл. Гномов Айрон Крафта в плане промышленности и кибернетизации никому, конечно, не переплюнуть, но эти бородачи объявили почти что священную войну всем псионикам и государствам, где псионика не под запретом.

— У всех свои тараканы.

— Разумеется. Особенно крупные водятся в мозгу орков, которые посчитали отличной идеей заручиться поддержкой жителей Агемы Ностротус. А это вампиры, почти что единственная раса, которая изначально состояла из сверхсуществ, но чихать хотела на события в галактике. Сначала их союз даже состоялся, но потом что-то пошло не так. Оркам крепко досталось, а вампиры вдруг заинтересовались тем, чем заняты все эти низшие формы жизни.

— Как говорится, не буди лихо, пока тихо.

Атрос Вишец улыбнулся.

— Я начал этот рассказ со своего народа и им же закончу. Именно мы стали тем лихом, которое будить не стоило. Мы считались очень сильными, нас почитали и всюду приветствовали, хотя бы из-за страха. А потом начались последствия. Один за другим те, кто постоянно использовал мета-экзист, начали превращаться в кровожадных мутантов. Вчера это был человек, а сегодня уже настоящий монстр, утративший прежнее тело и разум, но не способности. Орды мутантов стали терроризировать системы, чем заработали для Альбедо Ланиакеи статус столицы ада.

— Неожиданная концовка, — Кошмар достал папироску, но просто вертит в руках.

— Это для всех оказалось ударом. Теперь я и все те, кто был на Фуримаре пять тысяч лет назад, больше не можем применять мета-экзист бездумно, ведь иначе мы превратимся в чудовищ. И от этого нет ни защиты, ни лекарства. Даже мета-экзист не поможет. В итоге галактика стоит на пороге ужасающе большой войны, и мне кажется, что в конце не останется вообще ничего. А всего пару часов назад в эту систему вошли корабли Параллакса, так что Восточному Горизонту будет пока не до нас. Все хотели прибрать к рукам Транзит-Кор, чтобы точно выйти победителем.

— Спасибо за рассказ. И я уже догадываюсь, к чему был этот разговор.

— Не буду ходить вокруг да около, — Атрос отвлекается от созерцания огня. — Я в курсе, что у тебя есть доступ к Транзит-Кору. И это наследие Сакрамена действительно может стать ключом если не к победе, то хотя бы к выживанию. Я предлагаю заключить союз, в рамках которого предоставлю любую поддержку, какая у меня есть. Альбедо Ланиакеи, как звездной державы, уже давно не существует, если быть откровенным, но у меня остались связи и сторонники.

Кошмар продолжает молча вертеть папироску.

— Тебе в любом случае придется принять чью-то сторону, — не отступает собеседник. — Ты можешь завоевать весь Акалир, но никто тебе здесь не поможет в войне среди звезд. Все важные игроки были в курсе, что здесь хранится Транзит-Кор, и предпочли лишь оставить агентов, а не завоевывать планету, воюя с другими. Так уж получилось, что на пять тысяч лет здешние жители полностью оказались изолированными от галактики и скатились в темные века.

— Это я и так понял. Осталось лишь понять, чего хочу я. Мне-то по сути плевать на судьбу галактики. Я бы предпочел вновь стать с кем-то семьей. Я не хочу вновь брать на себя ответственность за судьбы миллиардов.

Человек и эльф внимательно смотрят друг на друга, и никому из них пока нельзя расслабляться.

В разговоре повисает пауза, которую нарушает Атрос Вишец:

— Разумеется. Никто не хочет брать на себя ответственность. Власть приятна и желанна, но не тогда, когда нужно решать серьезные проблемы. Но разве есть иной выбор? Великая война все равно коснется тебя. Хочешь ты этого или нет.

— Соглашусь, но не думаю, что у нас что-то получится. Войны остановятся только тогда, когда исчезнут те, кто может их развязывать. Если уничтожить все разумные виды, то мы сможем предотвратить будущие войны, — с шутливым выражением лица Даэлир смотрит на собеседника.

— Да уж, вполне безумная идея с блестящей подменой понятий, — смеется Атрос. — Но этот вариант нам не подходит. Требуются гармония и развитие, а не пустота.

— Именно поэтому я не представляю, как это можно сделать даже с помощью Транзит-Кора. Никто не придумал адекватного решения этой задачи. Галактические расы слишком разные, чтобы сосуществовать. Ресурсов на всех не хватит в будущем. А я уже не тот справедливый правитель, каким был когда-то.

Верховный волшебник с Сайлена пристально смотрит в лицо эльфа.

— Надо полагать, именно ты тот самый Даэлир, что был предыдущим правителем Восточного Горизонта?

— Он самый, — криво улыбается Одиннадцатый. — И я не считаю, что галактика достойна спасения.

— Однако у тебя ведь есть что-то важное? Неужели ты не хочешь попытаться наладить отношения с собственной дочерью?

— Ты считаешь, что это возможно?

— Нет, думаю, это безнадежная затея. Вы расстались, когда она была слишком маленькой. Разумеется, она тебя не помнит. А потом на нее упал груз ответственности, который ты скинул с себя, отправившись в мета-экзист. И груз этот оставил на её лице свой след. Она могла бы носить маску или восстановить ткани нижней части лица, но по какой-то причине делать этого не стала. Лично я с ней никогда не встречался, но она выросла в ненависти к людям и не успокоится, пока не уничтожит их всех.

Кошмар пожимает плечами.

— Что же, хорошо. Обдумай мои слова, я не буду требовать ответа прямо сейчас, — как только Великий Архимаг договорил, посреди комнаты открылся портал, и языки огня потянулись к нему, хотя и не смогут достичь.