Он тоже никак не назвал Фарамунда, но тот и не собирался спугивать удачу, кивнул сочувствующе, сказал Тревору:

– Если вы сумеете уговорить Лютецию принять эту крепость… в дар, я просто покину ее, чтобы не тревожить.

Редьярд поперхнулся, а Тревор вытаращил глаза. Громыхало хмыкнул, молодецки расправил плечи, уже понял. Тревор спросил:

– Я что-то туго соображаю сегодня…

– У меня людей, – объяснил Фарамунд, он придумывал на ходу, надо бы говорить медленнее, взвешивать каждое слова, но слова полились бурным потоком: – …Уже втрое больше, чем надо для обороны этой крепости. И все ищут, с кем бы подраться. Меня уговаривают двинуться дальше на юг. Там города богаче, люди толще, а сливы крупнее. Эта крепость останется вам, точнее – Лютеции. Я оставлю людей достаточно, чтобы все работало. Если хотите, то заберу с собой, а вы поставите своих… У вас, правда, всего шестеро, но остальных можно набрать в окрестных селах.

Глаза Тревора заблестели. Редьярд слушал недоверчиво, Фарамунд все время чувствовал его ощупывающий взгляд.

– Ты слишком щедр! – воскликнул Тревор. – Редьярд, вели подать коней. Мы сейчас же возвращаемся в крепость. Пусть меня черти утащат в свое царство и сделают рексом над всеми рогатыми, если я не сумею уговорить Лютецию!

Редьярд, не говоря ни слова, пошел к коновязи. Фарамунду его походка показалась легкой, чуть ли не подпрыгивающей.

От возбуждения он не находил себе места. Он не мог ни сидеть, ни лежать, даже в седле быстроногого коня хотелось соскочить и понестись впереди, ибо все такие медленные, спят на ходу, а там впереди Лютеция!

– Рекс, – сказал Громыхало предостерегающе. – Рекс!.. Опомнись?

Фарамунд остановился, голова его повернулась с такой скоростью, что хрустнули шейные позвонки:

– Что?.. Ты о чем?

– О том же, – пробасил Громыхало. – Возьми себя в руки.

– Что?.. А, ты о… Слушай, я так рехнусь. Крикни, чтобы оседлали мне моего Ворона. Если хочешь, езжай со мной.

Громыхало кивнул:

– Конечно, поедем вместе. А куда?

Фарамунд засмеялся:

– Ты хорош, хорош! Даже не спросил куда. А если в преисподнюю?

– Ну что ж, – ответил Громыхало мужественно, – и там поставим свой бург, отвоюем земель… Это ж здорово: иметь целое войско демонов!

Но когда бодрые застоявшиеся кони вынесли их, как ветер, за ворота, Громыхало забеспокоился:

– А куда это нас прет?

За ними мчалась только личная дюжина всадников, лучшие из лучших, их отобрал сам Громыхало.

– А что вдруг забеспокоило?

– В той стороне только городок Люнеус, – ответил Громыхало с беспокойством. – А там настоящий римский гарнизон. Если уж его брать… хотя не понимаю, зачем он нам, то там наши двенадцать человек, гм… Там и двенадцать тысяч будет мало!

Всадников он оставил в лесу, а сам, одевшись простолюдином, отправился к городским воротам пешком. Громыхало не пожелал оставить рекса одного и теперь сопел и пыхтел рядом, бурчал, что если уж так не терпится убить время, то можно напиться, как свинья, вот неделя-другая и пролетит незаметно…

Сперва они увидели городскую стену. Фарамунд почувствовал, как ноги становятся ватными, а в сердце заползают страх и уважение. Стены из камня, из настоящих массивных глыб, неизвестно какой силой встащенных один на другой. И так на высоту в три человеческих роста!

Дорога привела к вратам, две башни по бокам, створки ворот распахнуты широко. Фарамунд покрутил головой, отыскивая стражей, Громыхало пихнул в бок:

– Они в башнях. Наблюдают.

Стараясь не привлекать внимания, они прошли в город, и тут Фарамунда тряхнуло снова. Подошвы ступали по ровным каменным плитам. Вся площадь покрыта твердыми широкими плитами, дома – тоже из камня! – вырастают прямо из этого серого гранита. А дома в два этажа и в три, а в самом центре возвышается огромный дом в четыре этажа, окна широкие, крупные, без ставен, так что днем в комнатах светло, а в безоблачную ночь можно увидеть звезды.

На миг в сердце кольнула острая зависть, ибо сразу представил себе Лютецию не в деревянном доме, который вдруг начал казаться вовсе не… самым лучшим, а вот в этом большом каменном! Там на самом верхнем этаже даже широкий выступ, видно кресло: кто-то иногда сидит, посматривает сверху на город, а если позволяет погода, видит далекие закаты и восходы солнца!

– Куда пойдем? – бухнул в его мысли, как камень в воду, тяжелый голос Громыхало. – Лучше на базар…

Фарамунд поморщился, очарование улетучивалось, он здесь, а не рядом с Лютецией смотрит с высоты на мир.

Спросил зло:

– Что мы там потеряли?

– Да все идут на базар.

– Не все…

Он жадно всматривался в лица встречных. Римлян от франков отличал сразу: несмотря на одинаковое солнце, римляне холенее, медлительнее, спокойнее. Франков выделял не только по огромному росту, но и по резким движениям, быстрым поворотам головы, цепким и дерзким взглядам. В них кипела жизнь, они готовы тратить ее даже на постоянные и бесцельные драки друг с другом, в то время как римляне уважительно раскланиваются со всеми, хотя он видел брезгливые гримасы, недовольство в глазах.

Римляне держались степенно и величаво. Даже дети не резвятся, а как маленькие старички, гуляют спокойно либо сидят рядышком на чистой скамейке, сами чистенькие и ухоженные, в нарядных кукольных одеждах. Если и хохочут, то тоже правильно: красиво и мелодично, никакого визга…

Этот городок, думал он напряженно, и от этой мысли волосы поднимались дыбом, находится в Галлии, на земле галлов, которую сейчас затопили племена франков. Островок во враждебном море! И все же здесь богатство и роскошь римлян бросаются в глаза… А что же тогда, что в самом Риме? Какие же горы злата там? Какие статуи возвышаются над самым главным из всех городов мира?

Нарядные горожане разгуливали парами и группками, беседовали. На Фарамунда и Громыхало поглядывали с благожелательным любопытством, как на огромных диких зверей.

Так вот почему их не побили, не захватили их город, не сожгли! Римляне не враждебны! Может быть, когда-то, когда явились впервые, они и шли с огнем и мечом, но сейчас на всех смотрят, как на младшую родню. Бедную родню, неразвитую, ничего не умеющую, но все же не враждебную. А франки в ответ… на то и франки, тоже не бросаются оскорблено бить и крушить все подряд. В этом сила нынешних римлян. Они умнее, они многое повидали, многое знают… неизмеримо больше знают! И они готовы этим щедро делиться.

Да только надо ли мне, чтобы со мной делились, мелькнуло в голове злое. Почему я должен оримляниваться? Почему должен становиться таким же кругленьким и сытеньким?

На городской площади под одобрительные выкрики двое римлян… или, скорее, федератов, раздели толстую молодую женщину, показывали, что можно с нею проделывать по-сарацински, по-египетски, а вот как пользуют женщин тупые лангобарды…

Народ ржал, женщина хохотала, ее молодое белое тело бесстыдно колыхалось. К двум легионерам пытался пристроиться горожанин в богатой одежде, не получалось, тогда он, распаленный, сорвал с пояса кошель и торопливо достал горсть монет.

Фарамунд не стал досматривать, прошел вдоль каменных домов. Ноги и здесь ступали по широким плитам. Голова кружилась от недоумения: даже площадь, простую городскую площадь замостили камнями! Да не просто замостили, а обтесали, выровняли, подогнали – лезвие ножа не просунуть между плитами. Ходишь, как по дворцу! А что же у них в домах?

Сзади раздались крики. Он оглянулся, инстинктивно шаря по поясу, где в ладонь должна скользнуть рукоять меча. Пальцы ощутили пустоту, но на площади, где прилюдно развлекались с женщиной, на огромную бочку взобрался и встал в красивую позу тучный человек в тоге. Ему орали, хлопали в ладоши, кто-то швырнул цветы.

Громыхало тянул дальше, ему жаждалось на базар, но Фарамунд придержал, заинтересовавшись. А человек поворачивался перед толпой, воздевал руки, потрясал ими, ему кричали восторженно, он поклонился с достоинством и, откинув гордо голову, прокричал: