Он снова пересек двор с быстротой, удивившей его самого. У двери прислушался. Те же звуки, словно кто-то переступает через тела, спотыкается изредка, с натугой переворачивает грузные тела спящих.

Рискнув чуть высунуть голову, он разом охватил картину сонного царства. Третий колдун одной рукой грубо поднял за шиворот человека, что спал, уткнувшись лбом в столешницу. Фарамунд видел, как чужак всмотрелся в лицо спящего с недовольством и гадливостью. Слабый свет светильника хорошо высветил брезгливо стиснутые губы, холодный блеск глаз.

Когда пальцы разжались, спящий рухнул, ударился лбом о стол, шумно сполз с лавки. Под столом придавил руку, но и тогда не проснулся, а колдун уже переворачивал другого.

Он был так занят, что не заметил бесшумной тени, которая скользнула в помещение. Фарамунд продвигался в его сторону вдоль стены. Колдун тоже вынужденно держал меч в ножнах, руки заняты, и Фарамунд безбоязненно приблизился со спины.

Руки с мечом поднялись. Колдуна можно бить и в спину, он не человек, а если и человек, то преступивший законы человеческие, так что с ним можно как со зверем… но в богатырском размахе Фарамунд повернул меч плашмя, замедлил скорость, чтобы не размозжить голову…

Послышался глухой стук. Вроде бы даже треск, словно все же разбил череп. Колдун пошатнулся, Фарамунд тут же подхватил его, вскинул на плечо и выбежал во двор.

На залитом все тем же бросающим в дрожь светом дворе пусто, но мурашки бегают по телу и покусывают часто-часто, отчего сердце колотится как бешеное, а слух и все чувства обострились во сто крат. Снова мукнула корова, он бегом одолел освещенное пространство до чернеющего входа своего дома, пронесся через холл, взбежал по лестнице, а тело колдуна свалил только рядом с первым.

Убитый распластался в темной луже, уже не человек, а разрубленная туша. Рикигур и Фюстель вырисовывались из полумрака в трех шагах – мертвые статуи, не то вырубленные из камня, не то вырезанные из дерева.

Фарамунд вытащил меч из ножен. Глаза не отрывались от оглушенного колдуна. Тот лежал неподвижно на спине, руки раскинулись, смутно белеют ладони, явно не знавшие тяжелой работы.

– Кто же ты? – прошептал Фарамунд. – Кто?.. Почему именно меня?

Губы колдуна зашевелились, донесся глухой стон. Рука замедленно двинулась к голове. Не дыша, Фарамунд наблюдал, как пальцы ощупали голову. Ладонь сразу потемнела.

Колдун разом открыл глаза. Широко. Фарамунд вскрикнул от страха, острие его меча быстро коснулось горла чужака. Глаза колдуна едва не вылезли из орбит. С губ сорвался хрип. Он попытался произнести какое-то слово, Фарамунд поспешно нажал, стальное лезвие вошло в горло, как нож входит в теплое масло.

Когда он выдернул меч, кровь ударила темным фонтаном. Струйки расплескались вокруг, Фарамунд отступил, меч держал наготове. Колдун все еще мог превратиться в нечто страшное, пугающее, по спине пробегала дрожь от одной мысли, что сейчас перед ним окажется чудовище…

Вряд ли такой выдержал бы пытки, скорее – выдал бы всех, но Фарамунд чувствовал, как из глубин души поднимается темный страх: колдун мог бы связать другим заклятием, превратил бы в жабу… Нет, безопаснее было его сразу.

Вернулся в свои покои, жадно напился, вылил ковш холодной воды на голову. Стражи еще стояли с каменными лицами. Мелькнула мысль, что если бы такого колдуна да себе на службу: любую бы крепость брал без крови! Что за мощь, что за силы брошены именно против него…

В тишине грохнуло. Он подпрыгнул, дико обернулся. Рикигур нагнулся за мечом, что вывалился из ослабевших пальцев. Фюстель шевелился, оглядывался с недоумением. Его глаза выпучились, как у рака, с обнаженным мечом подскочил к Фарамунду:

– Рекс!.. Что это за… что за люди?

Рикигур подхватил меч и тоже оказался рядом, пытаясь оттеснить Фарамунда и загородить собой. Фарамунд сказал быстро:

– Запомните: это вы их убили.

Рикигур воскликнул:

– Мы?..

Лица у обоих стали отчаянными. Даже в слабом свете стало видно, как побледнели щеки Рикигура, а Фюстель, напротив, выпрямился, желваки играют, а глаза… словно прощаются. Да и Рикигур слишком горяч, может покончить с собой, смывая позор кровью.

– Слушайте внимательно, – велел он жестко. – Никто не должен знать, что их убил я. Это не потому, что я спасаю ваши шкуры… и честь, а просто не хочу, чтобы кто-то решил, будто у нас одни сонные увальни!

– Рекс, – сказал Фюстель. – позволь мне умереть…

– Позволяю, – ответил Фарамунд и добавил жестко, – но не здесь и не сейчас! А на поле брани, когда это будет необходимо. Не раньше. Сейчас же скажете… да-да, скажете!.. Заставьте повернуться языки!.. Скажете, что это вы их убили, едва они вошли в дом. И что все, как свиньи, перепились, спали, позволили войти во двор, даже в дом, и только возле покоев рекса вы их остановили. Они попытались сопротивляться, но вы их убили! Запомнили?

Оба смотрели непонимающе. Он видел, что в их честных сердцах кипит стыд, в головах полное смятение, ни одной мысли. С какой стати рекс отказывается от славы, а передает ее им, опозорившим свои имена навеки?

Наконец Рикигур, более сообразительный, спросил с надеждой:

– Это хитрость, да?.. Чтобы заманить еще?..

Фарамунд запоздало подумал, что эдак в самом деле провоцирует послать новых убийц, кивнул:

– Да, так.

Фюстель воскликнул с неистовой мукой в голосе:

– Рекс!.. Ничто и никогда… только позволь… Кровь свою отдам за тебя по капле! Муха не пролетит, комар не проберется…

Фарамунд кивнул:

– Ты, Рикигур, стой у дверей, как и стоял, а ты, Фюстель, разбуди челядь. Пусть уберут трупы, вымоют пол. Помните, дело не в личной славе или позоре, а в славе или позоре нашего народа. А для этого важнее, чтобы врагов перехватывали и убивали стражи, а не сам рекс.

Он уже понимал, что у него никогда не будет более преданных людей. Так и останется у них, что вождь спасал грозную репутацию своих друзей. Кто-то, более дальновидный, решит, что он поддерживает грозную репутацию своих людей вообще, что для правителя умнее и правильнее, чем бахвалиться своими подвигами.

Но его не оставляло ощущение, что есть и третья причина.

Настоящая.

Фюстель приволок двух мужиков, заспанную бабу с ведром воды и половой тряпкой. Она терла глаза, зевала, натыкалась на стены, расплескивая по дороге воду. А когда все трое увидели убитых, челядинцы ахнули, бабы взвыла и выронила ведро. Вода плеснула Фарамунду на ноги.

Он выругался, отскочил:

– Все убрать, вычистить! Быстро.

Со двора донесся шум. Фарамунд прислушался, раздраженные голоса раздавались со стороны барака.

– Оставайтесь на месте, – велел он стражам.

Фюстель кивнул, глаза преданные, Рикигур с обнаженным мечом в руке подозрительно осматривался по сторонам, взгляд проникал в каждую щелку. Снизу по лестнице кто-то бежал, затем послышался топот множества ног.

Рикигур и Фюстель обнажили мечи, попытались загородить рекса. Это был Вехульд, лицо растерянное:

– Рекс!.. Какой-то чужак пробрался к нам в барак!..

Фарамунд спросил быстро:

– И что же?

– Да странно как-то, – выпалил Вехульд. – Я проснулся, обнаружил труп в луже крови. Поднял всех, стал допытываться… А Допш заявил, что это он убил чужака, но тут же его свалил сон… Что-то странное, рекс.

Фарамунд быстро посмотрел на молодого воина с нагловатым лицом, что стоял рядом с Вехульдом. Тот прямо посмотрел ему в глаза, но что-то во взгляде дрогнуло, он отвел глаза, затем с усилием снова посмотрел на грозного рекса.

– Странно, конечно, – ответил Фарамунд медленно, в черепе стало горячо, так суматошно метались мысли. – Странно, что чужак пробрался через врата или стену… Но что Допш зарубил лазутчика, молодец!

Вехульд сказал подозрительно:

– Я проверил его меч. Сухой, чистый!

Допш открыл и закрыл рот. В глазах появился страх. Фарамунд улыбнулся ему как можно благожелательнее: