– Первое боевое испытание вас ждет здесь, – прогремел Громыхало. – Нам давно мозолит глаза этот чертов Помпеум!.. Там живут толстые, раскормленные мужчины, которые смотрят свысока на нас, сильных и привычных к трудностям. Там спят на роскошных постелях нежные женщины, чьи тела словно из молока и меда, а голоса звучат как пенье волшебных птиц. Мы возьмет этот богатый город, а вы все возьмете в нем богатую добычу! Трое суток на разграбление! Трое суток вы вольны грабить, насиловать, убивать всех, кого отыщете в этом проклятом городе!

Боевой клич потряс воздух. Звери забились в норы, оглушенные птицы падали с веток. Громыхало довольно улыбался.

Это будут львы!

Войско из новобранцев оставили сосредотачиваться в лесу, а сами вдвоем с Громыхало приблизились к Помпеуму. На них были дорожные плащи с капюшонами, скрывавшими лица, мечи спрятали, и когда ехали шагом вдоль городской стены, их даже не окликнули.

Пора бы, конечно, такие дела поручать другим, но явно же сам увидит больше и оценит лучше. Чудовищная циклопичность стен подавляла обоих, они поймали себя на том, что переговариваются боязливым шепотом. Стены вздымались нечеловечески ровные, тяжелые и шли вокруг городка так же нечеловечески ровно, словно очерченные взмахом огромной пращи.

– Мне всегда казалось, – признался Фарамунд, – что это строили и не люди вовсе…

– Стены больно крепки, – заметил Громыхало деловито. – Ворота так просто не вышибить. Они здесь за пару сот лет научились защищаться! Ведь даже галлы не раз поднимали восстания… А что нам эта крепость? Они стараются жить с нами в мире. Торгуют. Уже заискивают, стараются не раздражать…

Их кони наконец свернули к лесу. Фарамунд невесело поглядывал через плечо. Громыхало впервые увидел на лице конунга такое мучительное колебание.

– Нет, – вырвалось из груди Фарамунда, – все-таки… все-таки надо этот город взять. Не просто взять… А взять и разрушить!

Громыхало покосился удивленно. Лицо конунга медленно каменело, желваки вздулись рифленые, застыли. Челюсть упрямо выдвинулась вперед.

– Ты с чего такой злой?

– Не знаю, – буркнул Фарамунд.

– Просто так?

– Да. Чувствую, что надо. Как стада оленей, что осенью уходят из леса в долину. Как птицы, что улетают…

– А такие стены не страшат?

Фарамунд пустил коня в галоп, с разбега ворвался под нижние ветки раскидистого клена. Громыхало наконец догнал, поглядывал искоса.

Фарамунд сказал после долгого молчания:

– Когда-то боги любили римлян, помогали им. Теперь от них отвернулись. Почему даже в самом Риме вся армия из нас, варваров? Почему их императора охраняет гвардия из франков? Или готов, не помню? Почему все нынешние римские императоры – уже из франков, готов, герулов, славян, лангобардов… а где сами римляне?.. Поверь, Громыхало, мы победим. Любой народ силен не крепостными стенами, а своей доблестью.

Двое суток он ходил вокруг крепости, искал уязвимые места. Но римляне не зря прожили несколько веков на чужой земле среди враждебных галлов. Все лазейки были перекрыты, а на башнях день и ночь неусыпно дежурили легионеры. К утру стены крепости тонули в густом тумане, и Фарамунд, измучившись, уже начал подумывать о самом простом способе.

– Герои! – обратился он к молодым воинам. – Послезавтра отправимся в долгий путь на юг. Там наши войска!.. Там страна, где не бывает зимы, где всегда синее чистое небо… настолько высокое, что становится страшно, где ночью мириады звезд, коих здесь не узреть никому и никогда… Там знойное солнце, воздух чист, а реки прозрачны до самого дна!.. Вы увидите дивные деревья, на которых растут дивные плоды. Увидите дивных зверей и дивных людей. Там все богатства, все сокровища, все самые красивые женщины мира!

Сотни и тысячи горящих глаз смотрели на него со всех сторон. Громыхало ударил рукоятью молота в щит, крикнул зычно:

– Слава конунгу!

Мир содрогнулся от крика тысячи молодых сильных глоток:

– Слава!

– Слава Фарамунду!

– Слава конунгу!

Фарамунд вскинул руки, рев послушно затих. Он сказал уже спокойнее:

– Но это будет послезавтра. А завтра нам предстоит взять Помпеум. Довольно Риму попирать нашу землю… отныне она наша! Довольно Риму навязывать нам, как жить, как и во что одеваться, куда идти!.. Мы возьмем и разрушим Помпеум. Мы убьем всех мужчин, а женщин разберете как рабынь. Насытим сердца кровавой местью!.. Зальем улицы этого проклятого города кровью его жителей!

Рано утром несколько сотен человек двигались через туман к Помпеуму. Три десятка воинов держали в руках лестницы, самые крепкие несли окованное железом толстое бревно. Через каждые два десятка шагов их сменяли. Фарамунд запретил пользоваться телегой, чтобы не выдать приближение войск скрипом колес.

Отдельно шел отряд с огромными вязанками хвороста. Их вел Вехульд, меч он не доставал, чтобы блеск не выдал его через туман. С той стороны перед городской стеной еще и глубокий ров, так что тот участок стены охранял один легионер, редко – два.

Остановившись, не доходя до рва с десяток шагов, затихли, прислушиваясь. Серый туман сбивался в комки, двигался тяжелыми сырыми массами. Справа и слева слышалось тяжелое дыхание. Вехульд наклонился к самой земле, звуки стелились по почве тонким, как кисея, слоем.

Спустя долгое время донесся тяжелый глухой звук. Далекий таран ударил в ворота с мокрым чавкающим звуком. Вехульд вскочил как подброшенный катапультой:

– Быстро! Начали!

Вязанки хвороста полетели в ров десятками. Воины в нетерпении останавливались, остальные вязанки полетели через их головы. Не успела упасть последняя, как Вехульд вскрикнул:

– Лестницы! Быстро!

Со стороны главных ворот слышались тяжелые удары тарана. Зазвенело оружие, внезапно там со стен донесся яростный крик. Вехульд с разбега побежал по тонким ступенькам из дощечек. Справа и слева набегали с лестницами призрачные в тумане люди. Вехульд торопливо добежал до самого верха, над головой блеснул меч. Вехульд прикрылся щитом, но удар был настолько тяжел, что хрупкие ступеньки подломились под добавочной тяжестью. Вехульд рухнул, щит вылетел из руки, когда он ухватился за толстые, уже скользкие от тумана шесты.

А над воротами со стен и башенок тяжелым градом полетели камни. Группа рослых и сильных воинов закрывала людей с тараном щитами, но камни обрушились такой грохочущей лавиной, что трое таранщиков сразу же рухнули, обливаясь кровью. Остальные еще дважды ударили в ворота, все слабее и слабее, едва не выронили, но набежали другие, подхватили, кто-то даже подставил плечо.

Сверху кричали, плеснуло кипящей смолой. Огненные брызги стучали, как дождь, Фарамунд вертелся на коне, кипел бешенством. Римляне приготовились к обороне намного лучше, чем он рассчитывал, а на стену к защитникам явно все время подкатывают бочки со смолой, поднимают тяжелые глыбы.

Конные лучники засыпали верх стены градом неприцельных стрел. Оттуда летели камни из пращ, стрелы, несколько раз глухо ухнули гигантские катапульты, через стену вылетели бочки с горящей смолой, кипящим маслом.

Всюду слышались крики боли, страха и ярости.

– Ворота! – закричал Фарамунд бешено. – Если сейчас не выбьем…

Это был страшный миг, ибо нападающие несли огромные потери. Молодые воины подхватили таран, разогнались… И в этот момент створки ворот распахнулись. Наружу выкатились сцепленные в схватке тела, а в воротах, едва не попав под удар бревном в живот, мелькнул Вехульд. Лицо его было в крови, в руках обломанный по рукоять меч.

Он закричал яростно:

– Быстрее!.. Из моих ребят почти никого не осталось!

Фарамунд пустил коня в галоп. Сзади загремела земля, Вехульд отпрыгнул, мимо пронеслась грохочущая лавина. Под копытами страшно кричали умирающие.

Копыта коня Фарамунда простучали по плитам раньше, чем створки ворот ударились о каменные стены. Почти не отставая, за ним несся Громыхало, а Вехульд согнал кого-то с коня, прыгнул в седло. По ту сторону ворот площадь была покрыта павшими настолько плотно, что не было видно каменных плит, а кровь не успевала впитываться в щели. Кони пронеслись, разбрызгивая кровь, словно мчались по мелководью.