— Мы съедим её. — Инэдзин провожал кортеж глазами через спящую деревню, пока он не исчез из виду. — Я был рад повидать его, большая честь.

— Да, — ответила она, как подобало жене, и вошла следом за ним в дом.

Ночь была безоблачной, луна в небе освещала им путь. За деревней грунтовая дорога уходила на север, петляя по лесу от деревни к деревне, которые встречались через каждые несколько миль. Всю эту местность Ёси знал с детства, исходил её вдоль и поперек. Кругом было тихо. Никто не выходил на дорогу в такой глухой ночной час, кроме разбойников, ронинов или высшей знати. Они перешли вброд ручей, местность здесь была более открытая. На другой стороне он отдал приказ остановиться и подозвал к себе капитана.

— Господин? — спросил капитан.

К их возрастающему волнению, Ёси повернулся в седле и показал на восток и на юг, назад к побережью.

— Я меняю свой план, — объявил он так, словно это решение было принято внезапно, а не обдумывалось много дней. — Сейчас мы направимся в ту сторону, к Токайдо, но минуем первые три заставы, потом, сразу после рассвета, выезжаем на дорогу.

Спрашивать, куда они следуют, было излишне.

— Форсированный марш, господин?

— Да. Больше никаких разговоров. Поезжайте вперед! — «Сто двадцать лиг, десять или одиннадцать дней, — подумал он. — Потом Киото и Врата. Мои Врата».

ИОКОГАМА

Ближе к вечеру того же дня Хирага нырнул в тень покосившейся лачуги на краю Пьяного Города, где его поджидал маленький грязный матрос. Матрос нервничал и постоянно озирался вокруг.

— Доставай денюжки, приятель, — сказал он. — Они у тебя с собой ли, а?

— Да. Рево'рвер, паза'руста.

— Давеча ты был прямо щеголь, теперь ты оборванец и только. — На лице его появилось недоверчивое выражение, взгляд стал подозрительным; за поясом у него торчал кривой нож, ещё один был спрятан в ножнах на предплечье. Когда Хирага в первый раз заговорил с ним на берегу, он был в костюме, который выхлопотал ему Тайрер. Сегодня он оделся в грязный шерстяной халат чернорабочего, грубые штаны и ободранные ботинки. — Че за игру ты затеял?

Хирага пожал плечами, не понимая его.

— Рево'рвер, паза'руста.

— Револьвер, говоришь? Что ж, револьвер он и есть. — Маленькие бегающие глазки зыркнули по сторонам, охватив весь поросший бурьяном, заваленный мусором пустырь между Пьяным Городом и японской деревней — местные называли его Ничейной Землей, — нет, похоже, их никто не видел. — Где монета? — угрюмо спросил он. — Деньги, ради Христа, «мексиканцы»!

Хирага сунул руку в карман халата. Одежда была куплена специально для сегодняшней встречи, все в ней казалось ему неудобным и диковинным. Три мексиканских доллара сверкнули на его ладони. — Рево'рвер, паза'руста.

Матрос нетерпеливо достал из-за пазухи «кольт» и показал ему.

— Получишь его, когда я получу деньги.

— Пу'ри, паза'руста?

В грязной тряпке, извлеченной из кармана штанов, оказалась дюжина патронов.

— Сделка есть сделка, а мое слово — это мое слово. — Матрос протянул руку за деньгами, но прежде чем он успел коснуться их, ладонь Хираги закрылась.

— Нет краденый, да?

— Конечно не краденый, ну, давай, ради бога!

Хирага разжал кулак. Матрос алчно схватил монеты и внимательно осмотрел их, проверяя, не фальшивые ли они и не обкусаны ли края, и все время его маленькие глазки метались туда-сюда. Убедившись, что монеты в порядке, он передал «кольт» и поднялся на ноги.

— Смотри, чтоб тебя с ним не сцапали, приятель, а то болтаться тебе в петле, конечно же, он краденый. — Матрос осклабился и юркнул прочь, как крыса, которую напоминал больше всего.

Хирага, пригнувшись, добрался до японской деревни, где почувствовал себя в относительной безопасности — безопасно тут было лишь до тех пор, пока пьяницы и подонки из Пьяного Города не решали поискать, чем бы можно было поживиться у соседей. Ни полиция, ни часовые деревню не охраняли. Случалось, морской или армейский патруль проходил по её главной улице, но эти люди редко принимали сторону японцев при любых потасовках.

Акимото ждал его в их жилище в одном из деревенских переулков, который они теперь снимали помесячно.

— И-и-и-и, брат, пожалуйста, извини меня, — захохотал он, — сразу видно, что ты достал его, но ты выглядишь так нелепо в этой одежде, если бы наши друзья-сиси могли тебя видеть...

Хирага пожал плечами.

— Так я могу сойти за любого из рабочих, которые нанимаются к гайдзинам, их там полно со всей Азии. Все гайдзины и кули одеваются так в Пьяном Городе. — Он уселся поудобнее: штаны натерли ему в промежности. — Не могу понять, как они могут все время носить такую толстую одежду, тесные штаны и эти их тесные сюртуки, а когда жарко, и-и-и-и, это просто ужас, пот с тебя льет ручьями. — Пока они так беседовали, он проверил, исправен ли «кольт», взвесил его на руке, прицелился. — Тяжелый.

— Саке?

— Спасибо, потом я, пожалуй, отдохну до заката. — Он зарядил револьвер, быстро выпил несколько чашечек саке и лег, довольный собой. Его глаза закрылись. Он начал медитировать. Обретя покой, он почувствовал, как тело его уплывает куда-то, и не стал его удерживать. Через мгновение он спал. На закате он проснулся. Акимото все так же сидел на страже. Хирага выглянул из крошечного окошка. — Ни дождя, ни шторма сегодня ночью не будет, — сказал он, потом вытащил шейный платок и повязал его вокруг головы: он видел, что так их носили многие низкородные гайдзины и моряки.

Акимото вдруг объял страх.

— А теперь?

— Теперь, — ответил он, пряча револьвер за поясом, — теперь Ори. Если я не вернусь, ты убьешь его.

Ори не глядя сунул руку в маленький мешочек с монетами на столе рядом с кроватью и вытащил одну. Это оказался обрезанный «мексиканец», стоивший теперь половину своей обычной цены. Хотя и в этом случае он превышал условленную цену в пять раз, он протянул его голой девушке. Её глаза загорелись, она сделала книксен, снова и снова униженно бормоча слова признательности.

Он пожал плечами и показал рукой на дверь; рана его зажила и рука была совсем здорова, к ней уже никогда не вернется былая сила или быстрота в обращении с мечом, но она годилась, чтобы выстоять против среднего бойца, и с нею можно было стрелять. Его «дерринджер» лежал на столе, он всегда держал его рядом.

Оставшись один, он устремил взгляд в окно. Стекло было с трещиной и засижено мухами, один угол отсутствовал. Окно выходило на грязный фасад ещё одной ветхой деревянной харчевни, стоявшей напротив, в каких-нибудь десяти шагах. Воздух был влажным, отчего кожа была липкой, и по ней пробежали мурашки, когда он вспомнил потное тело женщины, тесно прижатое к нему, и никакого шанса на цивилизованную японскую ванну потом, хотя он легко мог бы вымыться в деревне — всего пара сотен шагов от него через Ничейную Землю.

«Но попав туда, ты рискуешь встретиться с Хирагой и его шпионами, которые ждут, — подумал он, — Хирага, Акимото и вся эта деревенщина, которые заслуживают, чтобы их распяли, как обыкновенных преступников, за то, что они постарались помешать моему великому замыслу. Мразь! Все до одного. Они осмелились попробовать сжечь меня заживо, посмели отравить рыбу — и-и-и-и, карма, что кошка утащила кусок, прежде чем я успел поймать её , и через мгновение умерла в судорогах вместо меня».

С тех пор он ел мало и только рис, который готовил сам в горшке на жаровне с небольшим количеством тушеного мяса или рыбы, приготовленным для всех остальных постояльцев. В качестве дополнительной меры предосторожности он заставлял Тайми пробовать рыбу и мясо у него на глазах.

Пища здесь гнусная, само место гнусное, женщина была гнусная, и я смогу продержаться ещё лишь несколько дней, прежде чем сойду с ума. Тут его взгляд упал на мешок с деньгами. Губы растянулись, обнажая зубы в злобной улыбке.