— Ты можешь идти. Я приму решение позже. Когда они остались одни, он весело хмыкнул.

— Предлагаю заклад, Койко. Новое кимоно за то, что Сумомо будет обучена к тому времени, когда мы достигнем Эдо... если я решу взять вас обеих с собой.

— Обучена в каком отношении, господин?

— Она спокойно согласится вернуться к своим родителям и подчиниться их воле и выйти замуж без сеппуку.

Койко с улыбкой покачала головой.

— Прошу прощения, каков бы ни был заклад, я боюсь, что вы проиграете, господин.

То, что она могла подумать, будто он способен ошибиться в человеке, отчасти испортило ему настроение.

— Кимоно против услуги, — резко проговорил Ёси, не собираясь быть таким резким.

— Я принимаю, — тут же сказала она со смехом, — но только при условии, что, подарив мне это кимоно, вы примите в ответ ту услугу, о которой намеревались попросить.

Его глаза прищурились от восхищения тем, как она обратила его промах в ничего не значащую любезность. Ошибкой было предлагать этот заклад, вообще любой заклад. И ошибается тот, кто уверен, что сможет разгадать все женские уловки — это верный путь к гибели.

ДЕРЕВНЯ САКОНОСИТА

Суббота, 6 декабря

На Токайдо, примерно в сорока милях к востоку от Киото, в горах, стояла Шестая придорожная станция, деревня Саконосита, и когда начало темнеть, последние путешественники и носильщики, сгибаясь навстречу студеному ветру, спешили миновать дорожную заставу, прежде чем она закроется. Все они устали, и всем не терпелось добраться до горячей еды, подогретого саке и уютного тепла комнат, даже полудюжине стражников-самураев, которые притопывали на месте, чтобы разогреть окоченевшие в соломенных сандалиях ноги, и проверяли бумаги лишь выборочно.

— К ночи пойдет снег, — проворчал один из них. — Как я ненавижу зиму, ненавижу холод, ненавижу этот пост.

— Ты все ненавидишь.

— Нет, не все. Я люблю есть и люблю совокупляться. В следующей жизни я хочу родиться сыном торговца рисом из Осаки, дающего деньги в рост. Тогда я смогу есть, пить и крыть все только самое лучшее и быть в тепле, пока мой отец покупает мне звание хиразамурая или по крайней мере госи, — не просто вонючего асигару, на которого все плюют.

— Мечтай больше! Ты возродишься безземельным крестьянином или подставляющим свой зад мальчиком в борделе десятого ранга. Закрывай барьер.

— Ещё не стемнело.

— Пусть отставшие замерзают или платят как обычно.

— Если капитан тебя услышит, вмиг очутишься на Северном острове, где, говорят, член отмерзает, когда попробуешь помочиться. — Стражник посмотрел на дорогу, убегавшую к Киото. Теперь она была пуста; над нею зловеще хмурилось темнеющее небо. Порыв ветра дернул их накидки из соломы. — Потарапливайся, олух! — нетерпеливо крикнул он последнёму человеку, полуголому носильщику, который тяжело прошлепал мимо, сгибаясь под тяжелой ношей. Стражник опустил первую перегородку, чувствуя лицом уколы ветра, потом вторую, закрыв заставу, и повернул к караульному помещению и горячему супу.

— Эй, погляди-ка! — Из-за дальнего поворота показалась шеренга всадников. — Открывай!

— Пускай подождут. Они опоздали. — Стражник тыльной стороной ладони вытер под носом, из которого постоянно текло, и прищурился от ветра, вглядываясь вдаль. Вместе с остальными стражниками он пробежал глазами по всадникам; человек тридцать-сорок, прикинул он, слишком уставший, чтобы пересчитывать их. Знамен нет, стало быть, мелкая сошка. Все заляпаны грязью, лошади в мыле. Всадники ехали, плотным кольцом окружив двух женщин в середине. Женщины путешествовали верхом и были в одежде из толстой материи и широких шляпах с вуалью, подвязывавшейся под подбородком. Он рассмеялся про себя. Сегодня ночью комнат им не раздобыть и уютного сна не видать, деревня полнехонька. Ну и чёрт с ними.

Когда отряд подъехал к заставе, капитан Абэ крикнул:

— Эй там, открывай!

— Иду, иду, — проворчал стражник, лениво переставляя ноги, и тут же пожалел, что не был более расторопен. Абэ в один миг соскочил с лошади. Удар — и стражник рухнул как подкошенный.

— Немедленно открыть заставу! — проскрежетал Абэ. Два всадника спешились рядом с ним, один из них Ёси, его лицо было замотано шарфом, другой — Ватаки, которого Ёси наградил за то, что тот помог спасти его жизнь. Из караульного помещения выбежал офицер и, разинув рот, уставился на своего человека, не подававшего признаков жизни.

— Что здесь происходит? Вы арестованы!

— Открывайте заставу!

— Вы арестованы.

Абэ обошел заставу сбоку; его грозный вид не оставлял сомнений в его намерениях.

— Открывайте заставу. Пошевеливайтесь! — Стражники бросились выполнять приказ, но их офицер выпалил:

— Предъявите проездные бумаги и...

— Слушай, обезьяна. — Капитан Абэ круто повернулся к нему лицом, и тот застыл на месте. — К важным гостям следует обращаться вежливо и не задерживать их в холодный вечер; к тому же и солнце ещё не зашло. — С этими словами он ударил его кулаком сбоку по голове, офицер пошатнулся и после второго сокрушительного удара упал. Абэ рявкнул опешившим часовым: — Передайте этому болвану, чтобы пришел ко мне на рассвете, или я разыщу его и изрублю, как чучело, и вас всех заодно! — Он махнул своим людям рукой, чтобы те проезжали, вскочил в седло и легким галопом поспешил за ними следом.

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы заполучить лучшие комнаты в лучшей гостинице. Те, кто занял их первыми, с благодарными поклонами исчезли, почитая за высокую честь освободить их — торговцы рисом и другие самураи, никто из которых не был готов к поединку насмерть, чем неминуемо кончилось бы дело, вздумай они артачиться.

Ёси снял шляпу и шарф, когда дверь-сёдзи закрылась. Округлый хозяин гостиницы Приятных Снов сидел на коленях рядом с дверью, уткнувшись лбом в пол и ожидая приказаний. Мысленно он обрушивал тысячи проклятий на своих осведомителей, не предупредивших его об этих поздних гостях, которых он проклинал за то, что они нарушили его покой и, без сомнения, будут нарушать его и далее, кто бы они там ни были. Он не узнавал ни одного из них в лицо и находил в высшей степени странным то, что они путешествовали без знамен, носили простые мундиры и знаки бакуфу и не назвали вслух ни одного имени. Даже этот самурай, отметил он про себя, к которому их злобный капитан, едва они остались наедине, стал относиться с таким почтением, уступив ему самые дорогие комнаты, не был назван ни по имени, ни по званию. И кто эти две женщины? Жена какого-нибудь даймё и её прислужница? Или всего-навсего две блудницы высокого ранга? Новость об их прибытии облетела всю гостиницу. Он тут же назначил награду той служанке, которая сумеет вызнать, кто они такие.

— Ваше имя, хозяин? — спросил Ёси.

— Итидзё, владыка. — Он решил, что обращение «владыка» ничем не может ему грозить.

— Сначала ванну, потом массаж, потом есть.

— Незамедлительно, владыка. Могу я иметь честь самолично показать вам дорогу?

— Будет достаточно банной прислужницы. Есть я буду здесь. Благодарю вас, вы можете идти.

Хозяин льстиво поклонился, с трудом оторвал от пола своё грузное тело и засеменил прочь.

Капитан Абэ проверил посты: часовые будут окружать этот одноэтажный дом из восьми комнат со всех сторон. Койко отвели комнаты дальше вдоль веранды, которая будет охраняться все время. Покои её и Ёси разделяла ещё одна комната, в которой безотлучно находились ещё два стражника.

— Хорошо, капитан. Теперь идите и поспите.

— Благодарю вас, но я не устал, господин.

Ёси приказал, чтобы с ним обращались как с обычным госи, и, только разговаривая с ним без посторонних, самураям разрешалось добавлять «господин».

— Вы пойдете и поспите. Вы нужны мне бодрым. У нас впереди ещё много дней пути. — Ёси заметил, как какая-то мысль промелькнула в глубине глаз молодого человека, покрасневших от усталости. — Да?