На мгновение новый караул шумно перемешался со старым, хотя экипировка каждого воина была предусмотрена так, чтобы производить как можно меньше шума. Офицеры осмотрели людей и оружие, потом старый караул начал строиться, а офицер и один асигару, пеший воин, из новой смены двинулись через дорогу. Дождь прекратился. Немного солнца пробилось через завесу облаков. Оба самурая свернули на другую улицу и вошли в ещё одну казарму, похожую на многие другие в Киото. Здесь располагались двести самураев Огамы — на большом удалении от Врат, но все же достаточно близко.
— Сорок воинов, вот их имена, — сказал офицер такому же офицеру из Тёсю и поклонился. — Ничего нового для сообщения нет.
— Хорошо. Вы оба, пожалуйста, пройдите со мной. — Офицер Огамы миновал кордон из своих людей и повел прибывших по коридору, изучая на ходу список имен. Дверь, за ней пустая комната, закрытая дверь в противоположной стене. Офицер постучал в неё, потом открыл. Внутренняя комнатка была голой, не считая низкого столика и татами на полу. Огама стоял у окна, вооруженный, настороженный, но один. Оба офицера отошли в сторону и поклонились.
Асигару снял свою большую шляпу и превратился в Ёси. Он молча передал свой длинный меч своему офицеру, короткий оставил при себе и вошёл в комнату. Дверь закрылась за ним. Оба офицера выдохнули. Оба были покрыты потом.
В комнате Ёси поклонился.
— Благодарю вас за то, что вы согласились на эту встречу. Огама поклонился и знаком пригласил Ёси сесть напротив.
— Что случилось такого срочного и к чему такая секретность?
— Плохие новости. Вы сказали, что партнеры должны делиться особо важной информацией. Прошу прощения, Нори Андзё назначен тайро.
Это известие заметно потрясло Огаму, и он внимательно выслушал все, что Ёси рассказал ему. Когда Ёси заговорил об императорском приглашении, часть его гнева растаяла.
— Какая честь и признание! И-и-и-и, и в самое время.
— Вот и я подумал то же самое. Пока не вышел из дворца. Тогда мне открылась вся глубина этой западни.
— Какой западни?
— Заполучить правителя Сацумы, Тосы, вас и меня — всех в одном месте и в одно время! В церемониальных облачениях! Внутри дворцовых стен. Без оружия или охранников!
— А что мог бы предпринять Вакура? Любой из них? У них нет самураев — ни армий, ни денег, ни оружия. Ничего!
— Да, но подумайте: когда мы четверо окажемся все вместе перед Сыном Неба, это будет идеальный момент для кого-нибудь — Вакуры, первого канцлера, главы всех чиновников, принца Фудзитаки, сёгуна Нобусады или принцессы — предложить, чтобы «в этот столь удобный час в качестве подарка Божественному четверо величайших даймё страны выразили ему свою преданность, предложив ему свои державы».
Лицо Огамы потемнело.
— Ни один из нас не согласился бы, ни один! Мы бы тянули время, изворачивались, даже солгали бы и...
— Солгали? Сыну Неба? Никогда. Слушайте дальше: предположим, принц-советник до церемонии, тайно, скажет вам что-нибудь вроде: «Князь Огама, Сын Неба желает усыновить вас, сделать вас принцем Огамой, капитаном императорской стражи, военным хранителем Врат, членом Нового императорского совета десяти, который будет править вместо сёгуната Торанаги, незаконно захватившего власть. Взамен...»
— А? Что за Совет десяти?
— Подождите. «...Взамен, вы просто признаете его тем, кто он есть: Сын Неба, император Ниппона, хранитель священных регалий — Меча, Зеркала и Ожерелья, — ведущий своё происхождение от богов и возведенный надо всеми людьми; взамен вы посвятите своё княжество и своих самураев его службе и его желаниям, которые будут выполняться через Императорский совет десяти!»
Огама неподвижно смотрел на него, капли пота выступили на верхней губе.
— Я... я никогда не отдам Тёсю.
— Может быть. Может быть, нет. Возможно, императорский вестник скажет: кроме того, император утвердит вас в вашем княжестве как правителя Тёсю, победителя гайдзинов, хранителя проливов, отвечающего только перед ним и перед Императорским советом десяти.
— Кто ещё войдет в этот Совет? — хрипло спросил Огама.
Ёси вытер пот со лба. Весь этот замысел вдруг отчетливо представился ему, когда он достиг своих казарм. Этому помогло случайно оброненное генералом Акэдой замечание о том, насколько коварны люди в Киото, будто сам воздух здесь питает их злокозненные мысли, и то, что в первый миг представляется даром, через мгновение оборачивается удавкой.
Ему тогда стало физически плохо, потому что он понимал, что его можно было бы соблазнить так же легко, как любого другого, так и случилось сегодня, несколько мгновений назад, когда он, убаюканный, поверил в ложь, что ему ничего не грозит, и чувствовал бы себя в безопасности до тех пор, пока не очутился бы в полной изоляции и не получил бы приглашения в мир иной.
— Вот видите, Огама-сама, вы уже почувствовали искушение. Кто ещё войдет в этот Совет? Словно их посулы имели бы какое-то значение. Вы оказались бы один против тех, кого они назначат, и Сандзиро тоже. Первый канцлер Вакура и ему подобные возобладали бы над всеми и стали править.
— Мы бы не согласились. Я бы ни...
— Прошу прощения, вы бы согласились — они способны нагородить почестей, которые соблазнят даже камни, — и самым большим искушением будет то, что они притворятся, будто заменяют сёгунат Торанаг сёгунатом Совета десяти! Разумеется, мне не предложат места в Императорском совете, как и никому из нашего рода, за исключением Нобусады, а он уже и так всецело принадлежит им из-за этой принцессы, как я и предупреждал. — Ёси сплюнул от злости. — Андзё — их первый ход.
Чем больше они размышляли о других ходах и тонкостях этого плана, тем отчетливее виделись им колья в бесчисленных ловчих ямах впереди.
— Празднества продлятся несколько недель, а то и дольше — мы будем обязаны устраивать пиры для двора и для друг друга. Можно было бы воспользоваться медленными ядами.
Ёси содрогнулся. Всю жизнь он носил в себе глубинный страх, что его отравят. Его любимый дядя умер в страшных мучениях, от «естественных причин», как сказал врач, но его дядя был острой занозой в боку враждебного бакуфу и его смерть была очень удобна. Возможно, его отравили, возможно, нет. Смерть предыдущего сёгуна в тот год, когда вернулся Перри: в один день он был здоров, на другой — скончался; опять так удобно для тайро Ии, который ненавидел его и хотел посадить на его место пустоголовую куклу — Нобусаду.
Одни только слухи, никаких доказательств, но отравление было древним искусством в Ниппоне и в Китае. Чем больше Ёси успокаивал себя — что, если смерть от яда была его кармой? — тем тщательнее он следил за тем, чтобы его повара были людьми надежными, и ел всегда с большой осторожностью. Только это все равно не избавляло его от панического страха, который время от времени овладевал им.
Огама вдруг сжал руку в кулак и ударил им в ладонь другой руки.
— Андзё тайро! Я не могу в это поверить.
— Я тоже. — Посылая человека с письмом, чтобы договориться об этой тайной встрече, он подумал, какая ирония заключается в том, что теперь ему и Огаме на самом деле придется действовать заодно, если они хотят выжить. Порознь это стало невозможным. В данный момент.
— Как нам остановить все это? Я вижу, что они смогли бы совратить меня. — Огама с отвращением сплюнул на татами.
— Они могут совратить кого угодно, Огама-доно.
— Они как волки-ками, это я понимаю. Мы в ловушке. Если Божественный пригласит нас, его гнусные приспешники уничтожат нас. Давайте схватим тех, о ком вы говорили, или... я пошлю за Басухиро, у него ум змеи!
— Мы окажемся в ловушке только в том случае, если примем приглашение завтра. Я предлагаю нам обоим покинуть Киото сегодня ночью, тайно. Если нас здесь не будет... а? — На лице Огамы вдруг расцвела серафическая улыбка, но она так же быстро погасла. Ёси понял почему и добавил: — Такой ход потребует от нас большого доверия друг к другу.
— Да-да, именно. Что вы предлагаете, чтобы уберечь нас от... от любых ошибок?