— Я не понимаю... Почему?

— Малкольм не имеет никакого состояния.

— Но... но мистер Скай говорит, что по французским законам...

— Очнитесь, Анжелика! — Его голос стал ещё грубее. Было жизненно важно, чтобы она излечилась от этой глупой, беспомощной злобы.

Едва он сегодня вошёл в её будуар и увидел её с поджатыми губами, кипящую от негодования и с письмом в дрожащей руке, он сразу понял, что это и есть то самое письмо, о котором ему рассказывал Хоуг, и, следовательно, никакого ребенка нет и теперь можно было полным ходом приступать к плану А. Его радости не было предела.

Притворившись, что ничего не знает, он начал с бодрого приветствия, но она оборвала его на полуслове, сунула ему в руки письмо, ещё более прелестная в гневе. Страсть к лицу нам обоим, удовлетворенно подумал он. Но сейчас эту ненависть необходимо было направить в нужное русло и придать ей отточенную осмысленность, как у него.

— Скай — болтун! Проснитесь же!

— Я не сплю, он не болтун, и я ни минуты не сомне...

— Прекратите! Где ваше здравомыслие, чёрт побери! Ведь это вы рискуете, не он! — На мгновение он задумался о том, что написала Тесс в том другом, втором письме, содержания которого теперь никто никогда не узнает. Хоуг сказал, что одним из условий его договоренности с Тесс было то, что, перед тем как вручить это письмо, он сожжет второе, не вскрывая его. Действительно ли Хоуг поступил именно так или прочел его, прежде чем уничтожить, хотя он дал священную клятву исполнить её желания в точности? Хотел бы я знать, что в этом письме, хотя, с другой стороны, это всего лишь глазурь на торте. — Анжелика, дорогая Анжелика... — Он швырнул письмо на стол так, словно оно было запачкано грязью, хотя считал, что оно просто замечательное, встал со своего кресла, сел рядом с ней и взял её руку в свои ладони. — Париж, французское законодательство и все остальное — это нужно только Скаю, не вам. Даже если бы он выиграл процесс, я готов поставить десять тысяч к одному, что решение их суда не возымело бы никакого эффекта на Тесс Струан и Гонконг... Послушайте меня, — произнес он, повышая голос, когда она открыла рот, чтобы возразить ему. — Времени у нас немного, и вы должны мыслить здраво. Пока вы будете занимать деньги, клянчить их или продавать себя, чтобы оплатить его расходы, не говоря уже о гонорарах, которые ему нужны, вы потеряете этот единственный шанс. У него за душой всего несколько долларов. Как он собирается добраться до Гонконга, не говоря уже о Париже или Лондоне? Все это пустые мечты. — Надувшись, она сердито отняла у него руку. Он рассмеялся. — Вы как избалованный ребенок, и я люблю вас за это.

— Вы... — Она замолчала. — Вы серьезно?

— Люблю вас или считаю избалованным ребенком?

— И то и другое, — сказала она изменившимся голосом.

— И то и другое, — ответил он и опять взял её руку, широко улыбнувшись, когда она попыталась отнять её. На этот раз он её не выпустил. С той же твердостью он нежно притянул её за руку к себе и крепко поцеловал. Её сопротивление было мгновенным, вскоре оно ослабло, а потом перешло в наслаждение. Для них обоих. Отпустив её , он тотчас отпрянул и пригнулся, справедливо предвидя возмездие и избежав ногтей, нацеленных ему в лицо. — Ну-ка тпру-у, — сказал он, словно уговаривая ретивую лошадь, в восторге от того, что не ошибся в ней. — Не балуй, Нелли!

Она рассмеялась, несмотря на свой гнев.

— Вы дьявол.

— Да, но из меня получится прекрасный муж. Мэм.

Её улыбка угасла. Злость пропала. Она поднялась, подошла к окну и стала смотреть на залив и стоявшие там корабли. Она заметила большое оживление на военных кораблях. Он смотрел на неё и ждал, надеясь, что рассчитал все верно. Когда Анжелика была готова, она сказала:

— Вы говорите, пойти на компромисс, Эдвард? Как?

— Я сяду на следующий, самый быстрый корабль до Гонконга, — ответил он. — Я немедленно увижусь с ней и добьюсь изменений, о которых мы с вами договоримся и которые, по моему мнению, возможны. Я уверен, что смогу увеличить содержание. Пять вместо двух или трех тысяч были бы приемлемы, да?

— Она говорит, что эти омерзительные условия не изменятся.

— Я изменю их, некоторые из них.

— Какие?

— Мы сможем обсудить это сегодня и завтра. Я вполне уверен насчет денег.

— Mon Dieu, деньги — это ещё не все, и почему такая спешка? Тут же написано — до двенадцатого числа.

— Я должен первым доставить ей это известие, чтобы застать её врасплох. Это усилит мою позицию, когда я начну торговаться. Для вас, — добавил он.

Она повернулась и посмотрела на него.

— И для себя тоже.

— И для себя, — кивнул он.

Эти крутые повороты, выверты и уловки, риск и азарт игры, когда одно неуместное слово могло безвозвратно лишить тебя всего, завораживали и привлекали его сильнее, чем любая партия в покер, в которой ему доводилось участвовать, и ставки никогда не были так высоки. Она. Она и его будущее были неразделимы. И у неё на руках почти все тузы, говорил он себе, хотя она этого не знает: её немедленное согласие на требования Тесс, по его наущению, ещё больше склонит Тесс к тому, чтобы стать его союзницей, а это жизненно важно для его будущего; её пять тысяч гиней помогут сцементировать компанию «Ротвелл-Горнт»; а её злоба и ненависть станут залогом конца Тесс.

— Я люблю вас и хочу жениться на вас, — сказал он. — Пожалуйста.

— Сейчас ещё слишком рано отвечать на это.

— Я не согласен, вы свободны как ветер.

— Потому что я не замужем и никогда не была замужем? — вскинулась она.

— Успокойтесь, милая, рассуждайте спокойно! Мы взрослые люди, я имею право спросить, сказать, что люблю вас и хочу на вас жениться.

Она опустила глаза и смягчилась, нуждаясь в нем — он один был способен защитить её от Тесс.

— Извините, да, извините, это... это письмо расстроило меня. Но сейчас и в самом деле слишком рано давать вам ответ.

— Отнюдь. Мне кажется, вы любите меня, обещание могло бы быть тайным, не подлежащим оглашению, нашим с вами секретом. Я люблю вас, из нас получилась бы великолепная пара, — сказал он, искренне веря в это, — перед нами откроется широкое будущее, как только это... — он показал на письмо, — как только это не будет больше вам угрожать. У нас много общего и есть единая цель — уничтожить вашего врага и моего, не спеша, в своё удовольствие.

— Я не люблю вас, вы мне нравитесь, очень нравитесь, возможно, я смогла бы... возможно, я полюбила бы вас со временем, я бы постаралась, если... если мне суждено стать вашей женой... нет, не двигайтесь, дайте мне закончить. — Её пальцы играли жемчужной застежкой, которую она купила в деревне и которая напомнила ей, что, поскольку Мак-Струан не станет больше принимать к оплате оставшиеся у неё расписки, эта застежка, не считая обручального кольца и нефритового перстня, была единственной принадлежавшей ей драгоценностью. А Андре опять зайдет к ней сегодня днём. Она отложила эту заботу на потом и сосредоточилась. Любопытно, что у Эдварда возникла та же мысль, что и у меня. Мы во многом думаем одинаково. — Пока что позвольте мне ответить на ваш вопрос позже. Когда уходит следующий корабль в Гонконг?

— Самый удобный и быстрый отправляется завтра вечером. «Красотка из Атланты» Купера-Тиллмана, прямиком в Гонконг, оттуда в Сан-Франциско, — тут же ответил он. Расписание прибытий и отправлений всегда занимало одно из первых мест в голове каждого торговца. — «Красотка» окажется в Гонконге раньше нашего клипера, «Ночной Ведьмы» — клипер придет только через три дня.

— Вы хотите попасть на неё, на «Красотку из Атланты»? — Да.

— Тогда, Эдвард, давайте обсудим, чего, по вашему мнению, можно добиться от этой женщины, утром. Это даст мне время все обдумать. Если мы придем к соглашению, тогда, пожалуйста, поспешите в Гонконг... и возвращайтесь быстро.

— Хорошо. Но ваш ответ на мое предложение?

— Я дам его, когда вы вернетесь.

— Я должен услышать его, прежде чем уеду.