Небесный Наш Скай, экспедитор страховых фирм Гонконга, где принимались все полисы, в Иокогаме, пояснил:

— С сожалением довожу до вашего сведения, сэр Уильям, что страховка его истекла на прошлой неделе, и, дабы сэкономить деньги, он отказался возобновлять её раньше первого числа следующего месяца. — Последние его слова опять утонули в буре веселья и язвительных шуток.

— Мне жаль это слышать. В любом случае с сегодняшней почтой губернатору Гонконга я официально объявляю Поселение зоной бедствия для всех... — Одобрительный рев и крики «Добрый

Старый Вилли» покрыли это его заявление, ибо оно означало, что возмещение убытков пройдет без проволочек. — ...Зоной бедствия для всех законных требований на возмещение убытков, каждое из которых должно быть подтверждено документально, будет признаваться только с моей подписью и...

Опять рев, на этот раз ярости, потому что все знали его как человека пунктуального, в отличие от некоторых чиновников в правительстве Гонконга, и пожар автоматически рассматривался многими как посланная свыше возможность раздуть опись своего имущества.

Когда шум достаточно стих, он любезно добавил:

— Никакие исключения из правил не будут рассматриваться, и чем скорее требования лягут ко мне на стол, тем скорее они будут одобрены, подписаны и отправлены... — Началось общее движение к двери, и он проревел неожиданно могучим для такого худощавого человека голосом: — Я ещё не закончил, клянусь Богом! Следующее, некоторые недальновидные, глупые люди полагают, что самым разумным для нас будет убраться с нашего плацдарма здесь. Правительство Её Величества не имеет ни малейшего намерения оставлять Японию. Абсолютно никакого. — В толпе раздались доводы против, но он холодно оборвал их. — Следующее, от вас требуется, чтобы вы помогали друг другу как английские джентльмены и...

— А как насчет чертовых янки? — крикнул кто-то, вызвав лавину насмешек, криков за и против.

— И им тоже, — крикнул он в ответ, юмор вернулся к нему. — Некоторые из них ими являются, и ещё больше могли бы ими стать. — Новый взрыв хохота. — Поэтому ведите себя как джентльмены и отстраивайтесь как можно быстрее. Это важно. Мы должны укрепить своё положение здесь, потому что, последнее и самое серьезное, ходят слухи, что пожар вызван умышленно.

— Это верно, моя мусумэ так и сказала.

— Одно заслуживающее внимание сообщение указывает на то, что поджигателем был самурай, Накама, тот самый парень, чьей выдачи как революционера добиваются бакуфу, хотя мистер Тайрер и я, а также мистер Макфей, если не ошибаюсь, находили его приятным, вполне безобидным, и он был для нас щедрым источником информации.

— Это так, — подтвердил Джейми, оживленный нежностью Морин. — Я не верю, что он мог бы оказаться поджигателем, по крайней мере таково мое мнение.

— Как бы там ни было, нам доподлинно известно, что он мертв и был пойман при подозрительных обстоятельствах. Все должны держать ухо востро на тот случай, если это поджог, лично я в этом не убежден, но если этот пожар был насильственным актом против нас, то будут и другие, если же это была воля Божья... что ж, сие в Его руках...

— Аминь, — сказали многие, преисполненные благодарности за то, что остались живы.

— ...Поэтому не забывайте о возможной опасности, но давайте вести себя нормально и дружно примемся за работу. Благодарю вас, до свидания.

— А как же быть с Ёсиварой и с учреждением миссис Фортерингилл?

Сэр Уильям сморгнул. Боже милостивый, должно быть я старею, подумал он. Проблема Ёсивары даже не пришла ему в голову, а ведь именно это делало Японию сносной, даже желанной для большинства мужчин.

— Миссис Фортерингилл, безусловно, возместит все свои убытки за счет страховых выплат. Что же касается первого... Мы немедленно учредим фонд. На одну неделю. Я открываю его двадцатью гинеями, и, ну, поскольку это входит в зону бедствия, правительство Её Величества вернет вкладчикам все деньги, фунт за фунт.

Под одобрительные крики и звуки радостных шлепков по спине он коротко переговорил с остальными посланниками, сообщив им, к их удивлению, что встреча с Ёси состоится, он и Сератар сами проведут переговоры, но не откажутся ли они отужинать с ним сегодня для частной беседы. Оказавшись на променаде, он вытер вспотевший лоб. Удовлетворенный, он двинулся к дому.

— Эй, смотрите! — крикнул кто-то за его спиной. Он обернулся и вместе с другими покидавшими клуб стал наблюдать, охваченный удивлением и завистью.

На черном пустыре, где вчера стояла деревня, повсюду кипела работа; мужчины, женщины и дети трудились с муравьиной прилежностью, расчищая и строя, объединенные одной целью: восстановить все то, что исчезло. Два дома, с крышами и стенами-сёдзи, были уже возведены целиком, другие возвышались наполовину. Многие подносили новые бревна и стены-сёдзи, уже сложенные в штабеля с той стороны Южных ворот.

Жаль, что наши ребята не так скоры на подъем, подумал он, с уважением глядя на японцев, и тут вдруг заметил, что по другую сторону рва, у починенного моста, Моста В Рай, тоже царило оживление, там уже воздвигли временные ворота, покачивавшиеся на ветру.

Со своего места он мог прочесть милые сердцу и хорошо знакомые китайские иероглифы на воротах — английский перевод тоже уже был нацарапан, только каллиграфия выглядела несколько причудливо: «Страсть не может ждать, она должна быть утолена».

Тем же днём катер Струана повернул к своему причалу в Иокогаме, возвращаясь со встречи с Ёси в Канагаве. Ветер гнал невысокую волну, небо выглядело тревожно. Вымпел сэра Уильяма трепетал на верхушке мачты. В каюте сэр Уильям и Сератар дремали, Тайрер спал как убитый. Боцман свистнул в свою дудку, прося катера, скопившиеся у их причала, освободить дорогу, но получил в ответ лишь громкие крики: «Жди своей чертовой очереди» с широким набором ругательств вместо знаков препинания.

Сэр Уильям открыл глаза и крикнул боцману:

— Высадите нас у причала Броков, — и когда боцман заметил, что мистеру Мак-Струану это совсем не понравится, сэр Уильям проревел: — Делайте, что вам говорят!

Остальные, вздрогнув, очнулись ото сна. Кроме Тайрера, который промычал что-то и снова затих. Сератар потянулся и подавил зевок.

— Великолепный обед, Уильям, славная рыба, — и добавил по-французски, не заметив перехода: — Я бы предпочел чесночное масло и соус с петрушкой. Впрочем, ладно, ваш повар англичанин, он сделал что мог.

— Он китаец, — сказал сэр Уильям с добродушной усмешкой. Встреча прошла точно так, как он планировал. То есть она не

состоялась. Они прибыли в назначенное время, подождали полчаса, потом послали за местным губернатором, Тайрер сказал, что они не могли понять, куда подевался князь Ёси.

— Он заболел?

— Ах, прошу прощения, я не знаю о князе...

— Мой господин говорит: спросите про здоровье князя Ёси, скажите: мы здесь, как он просил. Пожалуйста, как можно быстро делать новый день. — Тайрер нарочито опустил все по-настоящему вежливые обороты.

Губернатор густо покраснел, поклонился им как старшим, ещё раз извинился и заторопился прочь, брезгливо морщась от того, что гайдзины все ещё были здесь — естественно, каждый цивилизованный человек отсюда до Эдо видел пожар и полагал, что гайдзины, те из них, кто остался в живых, зализывают сейчас ожоги и садятся на свои корабли, чтобы присоединиться к общему исходу и уплыть восвояси.

После отъезда губернатора с его свитой сэр Уильям предложил легкий обед, провожая Сератара в основательно загруженный погреб британской миссии.

— Мы заслужили маленькое торжество, Анри. Что бы вы хотели выпить? Нам по-настоящему повезло прошлой ночью — за исключением Андре, бедный малый.

— Да. Жаль. Воля Божья. — Сератар нахмурился, все ещё изучая этикетки. — Ага! «Монтраше», пятьдесят первый год. Две бутылки?

— Как минимум две. Джордж присоединится к нам. Можно было бы заодно отведать и «Марго» — я рекомендую вот это, сорок восьмого года, «Шато Пишон-Лонгвиль» и бутылочку «Шато д'Икем» с пудингом.