— Ну, что тут скажешь. — Я развел руками. — Полагаю, слухи о моей смерти сильно преувеличены.
— Так это… свидетельства же есть. — Дядюшка зачем-то развернулся и указал рукой куда-то в сторону усадьбы. — Все три дома лежат. Я сам в Пятигорске получал.
— Не сомневаюсь, — кивнул я. — А перед этим милостиво завещал наши тела науке.
Не знаю, как именно все случилось в тот день, когда одному из кураторов проекта удалось отыскать подходящего мальчишку. Одаренного, в меру подросшего, в меру здорового… и в меру мертвого. Счет шел буквально на часы, и я лично предоставил исполнителю абсолютные полномочия. При необходимости он пообещал бы дядюшке хоть половину Сибири, и наверняка беседа закончилась… скажем так, без лишних вопросов и возражений. Я неплохо поработал над имиджем Совета Имперской Безопасности, и когда человек, пусть даже и облаченный в штатское, демонстрировал «корочку», даже самые ненавязчивые и вежливые его просьбы обычно исполнялись куда быстрее многих приказов.
— Так… Так было нужно.
Дядя виновато отвел взгляд. Вряд ли совесть мучила его десять лет назад, когда вдруг выпала возможность обеспечить будущее живой дочери за счет уже скончавшегося по всем медицинским стандартам племянника. Но смотреть в глаза этому самому племяннику оказалось не так уж просто.
— Дядь Кость, ну ты чего?.. Думаешь, я зло держу? — Я постарался вложить в голос все доступное мне очарование. — Да если бы не ты, меня бы тогда и правда похоронили с концами!
— Ты мне рассказывать будешь? — нервно проворчал дядя. — Я своими глазами видел, какой ты в реанимации лежал! Голова замотана, половину костей будто вынули…
Трещины в черепе, гематомы, ушиб мозга, компрессионная травма позвоночника, потеря почти трех литров крови. И около четырех десятков переломов — в этом теле не осталось почти ничего целого… Несовместимые с жизнью повреждения.
Которые исправили за каких-то пару часов. Над моим новым вместилищем поработали лучшие целители и Конфигураторы Империи, и с устранения последствий аварии они, можно сказать, только начали. Подчистили мусор, подлатали разорванные мышцы и ткани, срастили кости. А заодно и укрепили так, что теперь я, пожалуй, смог бы выдержать несколько попаданий из крупнокалиберной винтовки и даже продолжить двигаться. И только после этого взялись за сложнейшие Конструкты, завершая превращение умирающего пацана в почти безупречный инструмент.
— Ничего. Цела моя голова. И руки-ноги на месте. Смотри! — Я взялся за решетку и без особого труда разогнул чугунные прутья с палец толщиной. — Даже лучше прежних.
— Нечего тут забор портить! — проворчал дядя, распахивая, наконец, калитку. — Заходи. Чай пить будем.
Не знаю, поверил ли он мне на самом деле, или только делал вид, но начало мы положили… какое-никакое. Суровому вояке наверняка ничуть не хотелось показывать растерянность, и все же что-то неизбежно прорывалось. И неудивительно: у любого на месте дяди в голове царил бы полнейший сумбур. Такой, что даже вопросы у него выходили странными и неуклюжими.
— Вон оно как… Так чем жы ты, Вовка, занимался все это время?
— Лечился по большей части. — Я пожал плечами. — Потом учился.
— Где?
— А вот этого, дядь Кость, я тебе не скажу, — строго ответил я. И для пущей убедительности многозначительно добавил: — Сам понимаешь.
Лжи лучше избегать. Во-первых, ее слишком легко проверить. А во-вторых, воображение сработает ничуть не хуже: судя по сосредоточенной складке между бровей, дядя уже вовсю придумывал что-то вроде секретной базы Совета. Подземного тренировочного лагеря где-нибудь в недрах Бештау, где хитроумные Конфигураторы выращивали суперсолдат из таких же как я искалеченных пацанов.
— Понимаю, — кивнул дядя. — Ты меня извини, Вовка, что я тут… Тебя ведь так теперь зовут?
— Так. И даже фамилия прежняя. — Я рассмеялся и чуть ускорил шаг. — Это тебе не шпионский боевик.
— Да кто ж вас, шпионов, разберет.
Дядя улыбнулся и чуть ускорил шаг. Он заметно прихрамывал на правую ногу, но все равно шел быстрее меня. Видимо, спешил поскорее показать заново обретенному племяннику фамильные угодья.
Вблизи усадьба выглядела куда приятнее, чем с дороги. Все такой же обшарпанной и уставшей, но достаточно крепкой, чтобы простоять еще хоть сотню лет. Жилым домом, а не кандидатом на вывоз в какой-нибудь музей деревянного зодчества. Под крышей мансарды поблескивала слегка тронутая ржавчиной по краям спутниковая «тарелка», а чуть дальше к фасаду тянулись провода.
Дядин автомобиль у крыльца — здоровенный внедорожник со знакомой эмблемой на радиаторе — и вовсе будто сошел с конвейера буквально на днях. Я таких уже не застал: в далеком теперь две тысячи пятом Симбирский автозавод продолжал задорно клепать простую и надежную четыреста шестьдесят девятую модель, которая почти не менялась еще с начала семидесятых, лишь изредка отвлекаясь на попытки сделать что-то менее архаичное.
И на этот раз, похоже, получилось: машина выглядела пристойно, и даже салон не казался детищем технологий прошлого века. Не «Мицубиси», конечно, и уж тем более не бессмертный тойотовский «Ленд Крузер», но вполне, вполне.
Значит, не стоит прогресс на месте.
— Давай на веранду пока, там хоть попрохладнее. — Дядя поднялся на крыльцо. — Помнишь, где что дома?
— Нет, — честно признался я. — Времени-то сколько прошло…
Приглашение могло быть и ловушкой. В том случае, если юный отпрыск рода Острогорских вообще не навещал родню в Ростове. Или если покойный отец с дядей не слишком-то ладили. Таких подробностей я, конечно же, выяснить не сумел, да и в целом мои познания о своей новой семье оставляли желать лучшего.
Зато в людях я как будто разбирался неплохо. И дядя явно был не из тех, кто станет хитрить. Старый вояка скорее бы сразу послал меня куда подальше еще у ворот, чем решил устраивать проверки в поисках подвоха. Да и слишком уж много в его взгляде и жестах сквозило чего-то настоящего: одновременно и тревоги, и вины, и радости, и вообще всего подряд — кроме равнодушия. Из хороших солдат редко получаются хорошие лицедеи, так что доверие, с которым меня встретили, все же следовало принимать за чистую монету.
— Ну… Вот там уборная, если надо… справа. — Дядя неопределенно указал рукой куда-то в темное нутро дома. — Умыться, там, с дороги… В общем, разберешься.
Я молча кивнул. Привести себя в порядок, выдохнуть, засунуть лицо под холодную воду. И заодно оглядеться по сторонам, чтобы потом будто бы ненароком «вспомнить» какую-нибудь мелочь.
Но думать об этом сейчас почему-то совсем не хотелось. Поднявшись на крыльцо, я вдруг поймал себя на мысли, что все это уже было. Когда-то давным-давно… и немного иначе.
Я возвращался из сада один. Шел… нет, бежал по тропинке, зажимая разодранный локоть. Взлетел на крыльцо по ступенькам в переднюю, промчался мимо веранды и, кажется, споткнулся… Точно, споткнулся, зацепившись сандалей о сбившийся ковер. И ударился головой об петлю, на которой висел крючок — больно!
Невесть откуда взявшееся воспоминание оказалось таким ярким, что я вздрогнул. Наваждение тут же исчезло, растворяясь где-то в прошлом, которое никогда мне не принадлежало.
А крючок остался. Все так же, как и десять лет назад, болтался в дверном проеме впереди. И даже целился в меня острием, будто намекая, что не против снова отведать немного крови… Только теперь он дотянулся бы мне от силы разве что до пояса.
— Ты чего, Вовка? — Дядя легонько тронул меня за плечо. — Совсем все забыл?
— Наоборот, — пробормотал я, — вспомнил…
Глава 7
Я шагнул с крыльца внутрь, переступил порог, и не торопясь двинулся вперед. Только не к крючку и не в сторону уборной, а туда, где на стене висела фотография. Старая, еще черно-белая, и к тому же выцветшая чуть ли не до сепии, хоть чьи-то руки и заботливо поместили ее за стекло и в рамку.
Оттуда на меня смотрели двое пареньков. Один — рослый и крепкий, уже почти юноша, облаченный в форму Тифлисского кадетского корпуса. Второй — совсем мальчишка лет восьми-десяти, уменьшенная копия меня-нынешнего. Одетый в короткие брючки и простенькую рубаху — видимо, забыл подготовиться к фото заранее. Казалось, из-за этого старшему будто бы даже чуть неловко стоять рядом с младшим братом.