— Слушай… а у тебя интернет там есть? — наугад поинтересовался я.

— А у кого ж его нет? — Девчонка недоверчиво прищурилась. — Ты что, совсем дикий? Как с гор спустился…

— С них самых. Из самого Верхнего Баксана.

Я зачем-то ввернул название села — первое, что пришло в голову. Хотя за десять лет цивилизация просто обязана была подобраться вплотную к самому подножью Эльбруса, и совсем уж технически-отсталая молодежь наверняка уже давно не встречалась даже там. Не говоря уже о том, что я внешне я ничуть не напоминал коренного балкарца.

Но, кажется, прокатило. Девчонка то ли сделала вид, то ли действительно поверила, что взъерошенный паренек в заляпанной кровью рубашке и не по размеру подобранных ботинках на босу ногу может быть всего лишь неуклюжим гостем из далекого села.

— Все есть. — Она протянула мне телефон и села рядом, прижимаясь плечом. — Вот, смотри. ВК, телега, поисковик…

И кто из нас еще странный. Вот так взять и доверить крутую и наверняка недешевую технику первому встречному — подозрительному горцу в грязной рубашке… Но дареному коню в зубы, как известно, не смотрят, и я не стал задумываться об истинных причинах неожиданной доверчивости, а вместо этого погрузился в изучение хитрой игрушки.

От крохотных значков рябило в глазах, а казаться в глазах симпатичной барышни неотесанной и бестолковой деревенщиной отчаянно не хотелось, так что я принялся мужественно водить пальцем по экрану, выискивая нужное. Большинство иконок даже с подписями казались китайской грамотой, однако некоторые были мне знакомы — очевидно, еще с тех времен, когда я мог наблюдать их на экране полноразмерного компьютера.

— Кстати, я Ольга… Можно просто Оля, — девчонка легонько толкнула меня локтем в бок. — Про телефон не спрашиваю, но имя-то у тебя хоть есть?

— Владимир.

Я назвался, не задумываясь. И тут же мысленно отругал себя, сообразив, что мое нынешнее тело вполне может носить и другое имя… наверное. Тогда, десять лет назад, несчастный пацан был для меня лишь номером в картотеке. Инструментом, частью засекреченного эксперимента по переносу сознания. Важной, но не единственной и даже не главной.

Кто же знал, что все обернется так, что мне придется в самом ни на есть буквальном смысле примерить на себя не только его шкуру, но и жизнь?

— Владимир, — повторила Оля. — Можно просто Вова?

— Можно, — вздохнул я. — Но лучше все-таки Владимир.

Никогда не любил эти сокращения — Володя, Вовчик, Вован… Еще с тех времен, когда меня вполне уместно было именовать без отчества. Потом в ход пошли военные чины, а после них и титул. Лишь несколько человек в Империи смели обращаться ко мне иначе, чем «ваша светлость».

— Ну, как скажешь. — Оля изловчилась и ткнула кончиком пальца в хорошо знакомую даже мне эмблему. — Вот твой интернет. Смотри. Только по фоткам не лазай — убью.

Телефон отозвался едва заметной вибрацией, послушно разворачивая на экран поисковую систему. Строка, чуть ниже прогноз погоды, курс валют и сразу под ними — заголовок.

«Пресс-служба Зимнего дворца подтвердила гибель императорской семьи».

Я прикончил первую порцию минуты за полторы. А за ней и вторую. Оля удивленно похлопала глазами, будто пытаясь понять, как в стройном юношеском теле помещается такая прорва еды, но все-таки заказала и третью — причем безо всяких просьб с моей стороны. Ни разу в жизни мне еще не приходилось быть альфонсом, однако современные проблемы требовали не менее современных решений, а Конструкты — энергии и хоть какого-то строительного материала, так что отказываться я не стал. Тем более, что хинкали действительно оказались толковыми. Пожалуй, даже поинтереснее тех, что встречались в этих широтах десять лет назад. Точнее, почти одиннадцать — четверть часа назад наступило седьмое сентября две тысячи пятнадцатого года.

А умер я — то есть, генерал-фельдмаршал светлейший князь Владимир Федорович Градов — двадцать третьего октября две тысячи четвертого. От острой сердечной недостаточности. В императорской резиденции в Петергофе, куда меня привезли после пережитого накануне приступа. Скончался, не приходя в сознание, несмотря на все усилия придворных целителей — во всяком случае, именно так было отмечено в сетевой энциклопедии.

Статья в подробностях описывала, кого именно из светил отечественной медицинской науки привлекли для спасения бесценной жизни генерала, как лучшие умы сообща боролись с загадочным недугом, как император лично распорядился… однако что-то подсказывало, что на самом деле все случилось…

Мягко говоря, несколько иначе. Слишком уж неудобным я стал для изнеженных столичных лизоблюдов. Слишком многим перешел дорогу, слишком многих уничтожил — в том числе и физически — за почти полтора десятка лет борьбы с казнокрадством, подлостью, непомерными амбициями… Да чего уж там — порой даже с ничем не прикрытым предательством, которое приходилось выжигать каленым железом, иногда не щадя даже самые древние и могущественные фамилии. У меня хватало друзей в столице, но врагов наверняка было еще больше.

И слишком многим оказался на руку мой внезапный недуг — если вообще допустить, что болезнь вдруг случилась сама по себе, без чужих стараний. Все те, кто боялся поднять голову, тут же примчались ко двору, чтобы заверить его величество в преданности. И заодно убедиться, что генерал Громов не собирается встать со смертного одра… а то и приложить к этому некоторые усилия.

Нет, сам братец, конечно же, ни в чем подобном не участвовал — такого рода интриги никогда не были его профилем. Но и он вполне мог решить, что без меня стране в конечном итоге будет только лучше. Хотя бы потому, что наверняка не забыл тот день, когда мы всего с парой сотней человек снесли золоченые ворота, вошли в Зимний дворец и вышвырнули оттуда нашего почтенного дядюшку. Вряд ли кого-то в девяносто третьем всерьез заботил тот факт, что я был Романовым только по матери.

Однако меня власть интересовала исключительно как инструмент — и исключительно сама по себе, без сомнительных игрушек в виде короны, скипетра и державы. Их я оставил Александру, тогда еще совсем мальчишке. Двоюродному брату. Единственному законному наследнику императорского рода после отречения дяди Павла.

И единственному человеку, которому я мог доверить золотой ключик от дверцы, из-за которой еще не возвращался ни один человек. В проекте так или иначе участвовали около четырех десятков человек — Конфигураторы, медики, ученые, члены Совета, пара физиков из московского университета… Руководил всем я лично, стараясь разделять информацию буквально по крупицам, однако кто-то из яйцеголовых умников вполне мог догадаться, кому именно и зачем понадобился умирающий малолетний наследник захирелого рода из Ставропольской губернии.

Но использовать активатор, вручную замкнуть схему и инициировать сложнейший и не имеющий прецедентов и аналогов Конструкт мог только кровный родственник. Его величество император и самодержец Всероссийский. Брат Сашка. Тот, кто должен был сделать это тогда, в две тысячи пятом.

Сразу, а не через десять с лишним лет!

— Эй, ты в порядке? — Оля осторожно тронула меня за руку. — Даже боюсь спрашивать, вернется ли ко мне телефончик.

— Что?.. А, да, извини. — Я протянул хозяйке технику, которую только что сжимал так, что экран едва не треснул. — Хватит с меня новостей.

Братец все-таки оказался идиотом. Наверное, поэтому у меня так и не получилось всерьез на него разозлиться: о мертвых либо хорошо, либо ничего, а он хотя бы напоследок успел сделать то, что нужно. Может, всего за несколько часов до собственной гибели нажал на заветную «красную кнопку». И вернул меня в этот мир. Пусть не в зените славы и не во всеоружии, а в виде семнадцатилетнего доходяги без родни и документов — но вернул.

Для начала хватит и этого.

— Вот уж не думала, что тебя так сильно беспокоит гибель императора. Хотя сейчас об этом по всем каналам. — Оля кивнула в сторону небольшого плоского экрана под потолком. — Из каждого утюга вещают.