— Владимир Острогорский? — поинтересовался он.

— Так точно. С кем имею честь?..

— Прошу, ваше благородие, пройдемте со мной. Вас ожидают.

Не дожидаясь ответа, мужчина шагнул к выходу из корпуса, видимо, нисколько не сомневаясь, что я последую за ним. Впрочем, так оно и было: при всей своей загадочности, мой гость выглядел, как-то ли охранник, то ли шофер — а его господин, видимо, как раз и дожидался снаружи.

Пожав плечами, я спустился с лестницы и двинулся следом.

Новый сюрприз ждал меня на улице. Прямо напротив входа стоял лимузин. Длинный и черный, с блестящей хромом солидной мордой. Похожий на те, что обычно заказывают на свадьбу… Правда, сейчас праздничного настроения я почему-то не почувствовал.

Подойдя к машине, мужчина распахнул передо мной заднюю дверь и жестом пригласил подойти поближе.

— Присаживайтесь, Владимир Федорович, — донесся голос из салона. — Прошу извинить, что не вышел поприветствовать вас лично. Ноги у меня, к сожалению, уже не те, что раньше.

Единственный пассажир — старик на заднем сиденьи — действительно не выглядел пышущим здоровьем, однако дело наверняка было не в этом: ему просто не хотелось светиться. Ни у Корпуса, ни вообще снаружи.

В пользу этого также говорил и сам лимузин. Огромный, роскошный и запредельно статусный, однако наверняка взятый напрокат… возможно, исключительно ради одной беседы со мной. Передвигаться по столичным пробкам на такой громадине крайне неудобно, и никто в своем уме не выбрал бы ее в качестве повседневного транспорта.

— Присаживайтесь, — повторил старик. — Уверяю, вам нечего опасаться. Слово дворянина.

Недолго думая, я все-таки плюхнулся на огромное сиденье напротив. Уж на кого, а на убийцу или похитителя таинственный гость точно не походил. Да и в целом вид имел скорее благообразный.

Худощавый, лет семидесяти с небольшим, седые волосы аккуратно зачесаны назад. Очки в тонкой золотой оправе, гладко выбритое лицо, холеные небольшие руки. Да и одежда под стать: темно-серый костюм с галстуком и черное осеннее пальто из тонкой шерсти. Ничего яркого, кричащего, дешевого или, наоборот — неприлично-дорогого.

Аристократ до мозга костей.

Водитель закрыл за мной дверцу, и через несколько мгновений машина тронулась.

— Вы не против немного прокатиться? — запоздало поинтересовался старик, улыбнувшись. — Было бы неприлично просто стоять напротив входа, ведь так?

— Полагаю, возражать уже поздно. — Я пожал плечами. — К тому же мне не терпится узнать, какое у вас ко мне дело, милостивый государь.

Ни чина, ни титула, ни даже имени моего визави я пока еще не знал, но чутье подсказывало, что обращаться к нему следовало так, как того требует великосветский этикет. Почти всю столичную знать я помнил в лицо… но его, кажется, еще не встречал.

— Ольга передает вам привет. — Старик нажал кнопку на подлокотнике, и шторка, отделяющая салон от кабины водителя, с тихим жужжанием закрылась. — Должен сказать, что я, пожалуй, даже отчасти понимаю ее выбор. Хоть в наше время за барышнями и приходилось ухаживать… подольше.

— Еще одно слово — и я буду вынужден вызвать вас, — ровным тоном проговорил я, — невзирая на почтенный возраст.

— Полагаю, лучше обойтись без этого. — Старик рассмеялся и покачал головой. — Вряд ли Ольга будет счастлива узнать, что вы убили ее дедушку.

— Значит, вы?..

— Князь Иван Петрович Мещерский к вашим услугам.

Я молча пожал сухую прохладную руку.

Олиного деда я видел впервые… А вот фамилию, конечно же, слышал. Семейное сходство прослеживалось разве что умозрительно, однако наверняка мой новый знакомый был младшим братом сиятельного князя Александра Петровича. Ныне, по всей видимости, покойного: десять лет назад старику уже было изрядно за сотню, и здоровье начинало подводить. Если так, Мещерский наверняка унаследовал не только солидные капиталы, но и место в Государственной Думе.

Которое досталось роду в незапамятные времена — еще при Петре Третьем, если не раньше. А сама династия уходила корнями куда-то в Средние века, хоть тогда, вероятно, и называлась несколько иначе. Князья и столбовые бояре Мещерские были могущественны и богаты задолго до воцарения Романовых, и за столетия лишь приумножили достояние.

Впрочем, в политику не лезли уже давно — во всяком случае, сколько я себя помнил. Предыдущий глава рода предпочитал не высовываться без надобности, благоразумно довольствуясь властью и положением, которые обеспечивали немыслимые суммы на счетах и прочие активы. Можно сказать, мы с ним почти не пересекались: старика ничуть не волновало, чья именно царственная задница занимает трон в Зимнем, пока это не касалось семьи.

И тем удивительнее, что его брат вдруг решил снизойти до какого-то там курсанта.

— Как вы можете догадаться, меня не так уж сильно интересует ваша личная жизнь, Владимир Федорович, — снова заговорил Мещерский. — Боюсь, нас с вами свела причина куда серьезнее нравов современной молодежи.

Я поморщился. Вроде ничего особенно, обезличенно и предельно вежливо, не подкопаешься… И все же колется — как иголка, спрятанная в кружевах. Уж что-что, а вертеть словами такие вот породистые старики всегда умели куда лучше честных вояк.

— Слушаю, ваше сиятельство.

— Насколько мне известно, не так давно один… скажем так, наш общий знакомый. — Мещерский почему не стал называть фамилию. — Передал вам в Ростове одну безделушку. Маленькую коробочку, которую следовало сразу же по прибытии вручить моей внучке. С который вы так кстати уже оказались знакомы.

— Не понимаю, о чем вы.

— Полагаю, все-таки понимаете. Не могу не отдать должное вашему умению хранить чужие секреты, Владимир Федорович, — усмехнулся Мещерский. — Но все же давайте хотя бы попытаемся обойтись без подобных излишеств. Ольга уже рассказала мне куда больше, чем известно вам.

— Тогда мне решительно неясно, зачем вашему сиятельству понадобилась наша встреча. — Я развел руками. — И к чему все эти разговоры.

— И я обязательно объясню, друг мой — имейте терпение. — Мещерский оперся на подлокотник, усаживаясь поудобнее. — Вам сообщили, что именно вы повезете в Петербург?

— Нет, — ответил я. — Не имею привычки задавать вопросы. Особенно когда речь идет лишь о незначительной личной просьбе.

— Боюсь, эта просьба имеет куда большее значение, чем вы можете себе представить… Но, раз уж вас не потрудились поставить в известность, я, пожалуй, сделаю это сам.

Мещерский взял с сиденья рядом и открыл ноутбук — небольшой прямоугольник в металлическом корпусе. Легкий и плоский, как блин, но при этом наверняка запредельно мощный. Десять лет назад таких игрушек еще не было, и даже самым состоятельным господам приходилось таскаться с «кирпичами» по два с лишним килограмма весом.

— В коробочке лежало украшение — пара сережек с бриллиантами. Вот эти. — Мещерский положил ноутбук на колени и развернул так, чтобы я мог видеть экран. — Симпатично, не правда ли?

Фото было сделано крупным планом, но, похоже, не на профессиональный аппарат, а на камеру в телефоне. Она кое-как поймала фокус, но и сам кадр, и разрешение явно указывали на то, что снимали быстро, наспех. Скорее всего, та же самая девушка, что держала сережки на ладони. Фон слегка размылся, но я без труда разглядел изящную ручку и ногти с темно-красным лаком.

Таким же Оля подправила художества пажей на баке мотоцикла, когда мы гоняли на залив.

Оценить мастерство ювелира я при всем желании не мог, потому как нисколько не разбирался в ремесле… Зато кое-что смыслил в геральдике. И сразу узнал выполненный фамильный герб Морозовых: выложенного бриллиантовой крошкой орла с мечом на фоне прямоугольного рыцарского щита.

— И эта изящная вещица, — Изображение на экране чуть увеличилось, — предназначалась в подарок…

— Ее высочеству великой княжне Елизавете Александровне, — вздохнул я.

— Верно… Откуда вы знаете? — Мещерский нахмурился и чуть подался вперед. — Ольга рассказала?