Будто в такт моим мыслям, внизу рявкнул дробовик, и снова раздался сердитый стрекот. Кто-то — или Степан, или сам дядя — огрызался на первом этаже, но ему явно приходилось туго. Подобрав автомат, я шагнул к двери.

— Сиди тут, пока не позову. Проверю коридор и сразу обратно за тобой.

— Володя, стой! — Настасья подскочила и крепко обняла меня за пояс. — Не уходи!

Вот ведь… Стресс для нее, конечно, дикий, но что делать? Не вести же сразу с собой туда, где грохочут выстрелы.

— Я быстро! — Я потрепал темную макушку. — Минутку — и сразу вернусь, обещаю. Договорились?

Девочка подняла заплаканное личико и молча кивнула. А я тяжело вздохнул, и, перехватив автомат, вернулся в коридор.

Сначала в любом случае нужно к лестнице. Проверить ее, позвать Настю… Или прикрыть остальных. Пальба внизу затихла, но само по себе этого могло ничего и не значить. И если сейчас налетчики снова обходят дома, чтобы зайти с тыла, через заднюю дверь, то…

Когда в темноте на лестнице мелькнула крупная фигура, я едва успел дернуться назад. Громыхнул выстрел, и в стене рядом с дверью образовалась дырка примерно с кулак размером… Картечь. А у налетчиков дробовиков, кажется, не было.

— Эй! Свои! — крикнул я.

И отодвинулся чуть назад, перекидывая приклад «Ксюхи» на левое плечо, чтобы не высовывать под обстрел половину тела. Точка коллиматора застыла на углу, готовясь прыгнуть вбок и поймать все, что попробует дернуться, но пока темнота молчала. Ни шагов, ни скрипа половиц, ни шума снизу. В доме вдруг стало так тихо, что я слышал, как где-то в комнате за моей спиной всхлипывает Настасья.

— Вовка! Ты, что ли⁈

Я выдохнул с облегчением. Дядя все-таки уцелел и, похоже, даже каким-то чудом сумел отбиться и прорваться к лестнице.

— Я это, дядь Кость, я!

— Настя где?

— Тут, со мной. Поднимайся, здесь все чисто… Сейчас выйду покажусь!

Вряд ли дядю держал на мушке кто-то из налетчиков, и вряд ли сам он стал бы не разбираясь палить во все, что движется, однако покидать укрытие отчаянно не хотелось. Но больше делать мне было нечего, и я поставил автомат у стены, поднял руки и шагнул за угол.

Пару зарядов картечи мой Щит, в крайнем случае, выдержит… Наверное.

— Однако… — буркнул себе под нос дядя — и вдруг повысил голос. — Отойди от двери! И встань так, чтобы я тебя видел!

Ничего себе. Вот так… Впрочем, нет, — неожиданного тут как раз-таки немного. И ход мыслей дяди я себе представлял: сначала невесть откуда приезжает давно похороненный племянник, приходит в дом, а через несколько часов в этот самый дом врываются мордовороты с автоматами… Нет, молодец, все он правильно делает.

Как сказала бы Оля — сто процентов понимания, ноль процентов осуждения.

— Спокойно, дядь Кость, не буянь. — Я демонстративно задрал руки еще чуть выше и отошел в сторону, освобождая дорогу к двери. — Настасья в комнате, и там еще… один, уже готовый. За углом автомат. Не трогаю, не прыгаю, не дергаюсь.

Дядя не целился в меня, но дробовик держал так, что его дуло в любой момент могло взлететь и выплюнуть мне в грудь полновесный заряд картечи. Поднялся, покрутил головой, просматривая весь коридор, пинком отправил мой трофейный автомат куда-то в угол. И только потом прошагал в комнату, увидел тело на полу и тихо присвистнул.

— Ничего себе… Это ты его так, Вовка?

— Ага. И этого, и второго, на лестнице… И внизу еще четверо, кажется.

Видимо, мой доклад успокоил дядю окончательно: он швырнул дробовик на кровать и бросился к забившейся в угол Настасье. Я честно подождал пару минут, но потом все-таки зашел в комнату и поинтересовался:

— Неспокойно в Ростове, говоришь? Оно и заметно.

Дядя зыркнул на меня через плечо и тут же снова повернулся к дочери.

— Позже погутарим, — проговорил он. — Иди лучше вниз, Степану помоги. Зацепили его уроды эти. Ногу прострелили.

— Так точно, ваше высокоблагородие. Будет сделано. — Я приложил два пальца к виску и развернулся к лестнице. — Полицию надо вызвать? Или скорую?

— Да не спеши уже, Вовка, — вздохнул дядя. — Сами приедут, можешь не сомневаться.

— Да ничего, — проворчал Степан. — Сам справлюсь.

Похоже, доверия ко мне у него ничуть не прибавилось. А может, даже стало меньше — хотя, казалось бы, куда уже. Как бы то ни было, от помощи дядин боец отказался: поднялся сам и, опираясь на карабин и подволакивая перетянутую ремнем ногу, запрыгал в сторону дома.

Все вокруг затихло. Не понемногу, а разом, моментально, будто кто-то нажал кнопку и убрал шум. Никто не кричал, не громыхали выстрелы, и если где-то за забором еще оставались налетчики, теперь они не издавали ни звука. Уходили тихо, чтобы не попасть на прицел. В воздухе до сих пор пахло порохом и кровью, где-то чуть в стороне от тропинки в траве лежали несколько тел в черном, но больше ничего здесь не напоминало о схватке, полыхавшей каких-то пять минут назад.

На крыльце показалась крупная тень, на фоне которой в темноте тускло светился огонек сигареты. Дядя передал Настасью в заботливые руки Марьи Васильевны, а сам отправился наружу успокоить нервы привычным способом.

— Да уж… Твою ма… — начал было он, но тут же осекся, покосившись на меня. Ругаться при подрастающем поколении дяде отчаянно не хотелось, а вспомнить подходящих для ситуации цензурных слов он, похоже, так и не смог. Поэтому и перешел сразу к вопросам: — Ну даешь, племянник! Ты где-то так научился?

— Да там, сям… — Я неопределенно пожал плечами. — Везде понемногу.

Дядя задумчиво хмыкнул, приподнял бровь и, кажется, даже пробурчал что-то себе в усы, но лезть не стал. Наверное, решил отложить допрос на потом. Тем более, что сейчас дел нам хватает и без того: неплохо бы прочесать сад, проведать Степана, прикинуть, во сколько встанет привести в порядок изувеченную усадьбу…

И, конечно, же пообщаться с полицией. Местные стражи порядка пропустили все веселье, и теперь торопились успеть хотя бы к шапочному разбору: сирены завывали уже где-то на въезде в садоводство. Не одна машина, и не две… Штук пять, не меньше.

Первым к воротам подкатил патрульный автомобиль, а за ним еще парочка. Четвертым появилась черная начальственная «баржа» с единственной мигалкой, потом небольшой автобус — видимо, со спецгруппой — и уже за ними — скорая. Я кое-как разглядел сквозь листву обычную карету и рядом с ней желтую, с надписью «Реанимация».

— Не будет у вас тут работы, господа медики, — усмехнулся я. — Некого уже… реанимировать.

— Степана пусть отвезут, посмотрят. Нога, не нога, а дело такое. — Дядя прислонил «ремингтон» к стене. — А ты, Вовка, ступай-ка внутрь. С ментами я как-нибудь сам поговорю — нечего перед ними расхаживать.

Я не стал возражать: слишком уж много пришлось бы объяснить. И еще больше, если кто-то из местных чинов окажется достаточно дотошным, чтобы поднять архивные записи и выяснить, каким это образом официально скончавшийся в две тысячи четвертом году племянник майора Острогорского не только вполне себе здравствует, но и только что отправил на тот свет две трети штурмового отряда.

Так что участвовать в грядущей беседе я собирался разве что в качестве наблюдателя. Поэтому и устроился на втором этаже, слегка приоткрыв окно, чтобы ненароком не пропустить что-нибудь интересное. Очередные сутки моей новой жизни начались с очередного сюрприза, и я почему-то уже ничуть не сомневался, что даже разговор дяди с местными окажется весьма занимательным.

И, кажется, не ошибся.

Первыми в сад через калитку ворвались спецы с оружием наперевес, разгоняя темноту светом тактических фонарей, но сразу за ними появился человек в штатском. Без оружия, невысокий и полноватый. Наверное, начальник, и не из самых младших чинов, судя по обилию свиты. Лица я разглядеть, конечно же, не смог — только слышал голос.

— … ать вашу, здесь происходит⁈ — заорал он, перекрывая даже зычный рев сирены. — Что все это значит⁈