Скотина.

Наверное, злость-то меня и выручила. Полыхнула так, что от черноты в глазах не осталось и следа. Боль исчезла, и голова вдруг заработала четко и ясно, будто по ней только что не били самым настоящим молотом из плоти и костей.

Сделав шаг вперед, я кинул обманный удар в голову. Руки здоровяка взметнулись вверх и сошлись, закрывая нос с подбородком, но вместо стандартного джеба я резко присел и рывком бросился в ноги.

Такого Беридзе от меня явно не ждал, иначе наверняка сработал бы локтем или коленом — как в тот раз. Обхватив огромное, похожее на горячее и скользкое дерево бедро, я провернулся через плечо и выдернул опору у противника из-под ног. Огромное тело с грохотом рухнуло на татами, но тут же дернулось, пытаясь достать меня кулаком. В затылок, хоть это и запрещали правила.

На которые, впрочем, рассчитывать определенно не стоило.

Я перевалился на бок и оказался у Беридзе за спиной. Обеими руками обхватил толстое запястье, закрутил в сторону и тут же сам повернулся, фиксируя коленями плечо.

Чистый, почти идеальный болевой.

— Держи! — заорал Камбулат, плюхаясь животом прямо на татами. — Десять секунд!!!

Нормальный человек от такого уже наверняка принялся бы стучать по полу: огромная ручища буквально выгибалась назад, треща то ли сухожилиями, то ли уже костями. Но вместо этого Беридзе только пыхтел, не сводя глаз с Каратаева. Будто выпрашивал разрешения сдаться… но так и не получил.

— Пять секунд!!!

Твое дело, горилла. Ничего личного.

Я еще сильнее прижал к груди чужую конечность и выгнулся назад, упираясь ребрами в локоть. Хрустнуло так, что на мгновение у меня заложило уши. Беридзе заорал и принялся молотить уцелевшей рукой по татами, будто это каким-то образом могло повернуть время вспять и вернуть ему сломанную.

— Стоп! Стоп! — закричал Каратаев, оттаскивая меня за ворот футболки. — Раунд!

Не знаю, как я заставил себя подняться. Наверное, исключительно на морально-волевых, чтобы встретить конец поединка не валяясь в ногах у физрука, а с прямой… ладно, почти прямой спиной. Сил не осталось вообще, и не подхвати меня под руки Камбулат с Корфом, я, пожалуй, рухнул бы обратно.

— Вот так! — заорал Поплавский чуть ли не прямо в лицо Каратаеву. — Что, выкусили⁈

Наверняка эта выходка стоила ему еще пары-тройки нарядов, но сейчас обычно улыбающаяся физиономия выглядела так, будто ее обладатель уже готов был залепить кулаком прямо в начальственную переносицу.

— Красавчик! Вовка, красавчик! — выдохнул Камбулат, стаскивая с меня перчатки.

Беридзе так и катался по земле, но до него никому не было дела: даже Каратаев, буквально отправивший беднягу на заклание, сейчас смотрел только на меня. Сердито и раздраженно, но без злобы — скорее с любопытством.

— Сдал? — прошептал я пересохшими губами.

— Да ну как же иначе! — Поплавский сжал кулаки. — Все нормативы на «отлично», мы сами видели. И попробуйте только…

— Да сдал, сдал… Идите уже мыться, Острогорский, — вздохнул Каратаев, отворачиваясь. — Смотреть страшно.

Выглядел я наверняка жутко. Даже улучшенное сотней Конструктов тело все же не было неуязвимым, и кулаки Беридзе прошлись по нему стальным катком. Пожалуй, так паршиво я не чувствовал себя с того самого момента, как поднялся с больничной койки в Пятигорске, пролежав без движения десять с лишним лет.

Болело все, что могло болеть, особенно ребра, едва не хрустнувшие под свинцовым коленом, а голова гудела, как колокол.

— Вовка, ты как? — Поплавский помахал ладонью у меня перед лицом. — Дойдешь?

— Да куда я денусь, блин, — буркнул я. — Или ты мне и спинку потрешь?.. Пустите, господа, не сломаюсь.

Корф с Камбулатом с явной неохотой расступились, и я, пошатываясь, побрел в сторону раздевалки. И только когда дверь за мной, наконец, закрылась, позволил себе рухнуть на лавку и выдохнуть. До душевой кабины оставалось всего несколько шагов, но и этот путь казался почти бесконечным.

И я просто сидел, пока Конструкты не перекачали в мышцы хоть какие-то крохи энергии из резерва. Может, пять минут, а может, и все десять, но вряд ли больше — иначе кто-то из товарищей уже непременно заявился бы в раздевалку проверить, не лежу ли я на кафеле холодным трупом.

Я не лежал. И даже смог заставить себя подняться, стащить через голову перепачканную кровью майку, а потом избавиться от прочей одежды и забраться в душ. Под прохладными струями стало немного легче — во всяком случае, голова не так гудела, а измученное тело потихоньку оживало. Спешить было уже некуда, так что я оперся ладонями на кафельную стену и смотрел, как с кончика носа срываются алые капли. Одна, вторая, третья… седьмая…

Кажется, все. Конструкт добрался даже до крохотного сосуда в носу, а значит, все остальное… ну, скажем, готово к работе. Пусть не в полную силу, но вытереться, обуться, надеть джинсы с футболкой и как-нибудь доковылять до острога меня, пожалуй, хватит.

Главное — начать. Я закрутил оба крана, осторожно промокнул полотенцем лицо и выполз обратно в раздевалку. Но целиком одеться так и не успел — телефон, лежавший на лавке, вдруг ожил, выдавая одно за одним несколько оповещений от мессенджера. В первом были только желтые рожицы с поцелуйчиками, но сразу за ними все-таки выскочил и текст.

Привет, моряк!

Извини, что пропадала (((

Как у тебя дела???

Поступил???

Оля. Она действительно исчезла с радаров на долгих два дня, но теперь вдруг снова объявилась — да еще и с извинениями. И, судя по количеству вопросительных знаков, моя судьба ее действительно интересовала. И это почему-то казалось настолько милым, что я не поленился ответить, сидя в одном носке.

Да вроде. Сегодня последний экзамен сдал.

Какой???

Физкультуру, нормативы. Умылся, сижу вот.

Оуууу. Прикинь, а я тоже только из душа!

Ну, вот тебе маленький приз)))

Сразу за сообщениям выскочила при вычная россыпь смайликов, а под ними — фотография. Похоже, только что сделанная у зеркала в ванной: лицо осталось за кадром, зато плечи, шею и ключицы я видел еще как. Чуть ниже Оля закрыла загорелые полукружья полотенцем… но не полностью. В целом селфи не тянуло даже на легкую эротику, но настроение поднимало.

Так, что ребра почти перестали болеть. И пока я думал, как именно следует благодарить за подобную щедрость, телефон снова завибрировал:

Может, встретимся завтра?

Отличная мысль. Не то, чтобы у меня было время всерьез соскучиться, но, после кадров из душа перспектива снова увидеться лично казалась весьма многообещающей. И ее даже не омрачала необходимость передать Оле коробочку — посылку от Морозова.

Ну… почти.

— Костыль… — пробормотал я, разглядывая вывески над тротуаром. — Что еще за костыль?

Судя по здоровенным буквам над головами снующих туда-сюда людей, у пешеходного перехода за поворотом с Невского проспекта на Лиговский располагались антикварная лавка, копировальный центр, столовая, салон связи… и даже магазин для взрослых.

И если Оля не имела в виду его, то никакого «костыля» поблизости не имелось.

Зато была сама Оля. Появилась из-под арки, ловко скользнула наискосок через тротуар и направилась ко мне, задорно помахивая шлемом с ушками. Почти таким же, как тот, что остался у дяди в Ростове. Только не белым, а темно-серым. Больше ничего знакомого я не заметил: новая футболка с очередным «металлическим» логотипом, свободные штаны с карманами — видимо, чтобы удобнее сиделось на мотоцикле — и кроссовки на высокой подошве.

— Ну привет, моряк, — улыбнулась она. — Уже можно поздравлять?

— Рановато, наверное. — Я пожал плечами. — Приказа-то еще не было.

— Да точно зачислят — куда они теперь денутся? — Оля засияла и полезла в сумочку на боку. — Так что я все-таки поздравлю… Смотри, какая штука!

На ее ладони лежал крохотный металлический якорь. Только не обычный, а будто позаимствованный из какого-то фильма ужасов: длинную часть со скобой обвивала цепь, а в том месте, из которого росли «рога» с остриями на конце, красовался череп с красными глазам.