— Шаверма! Настоящая, питерская! — Поплавский поднял на вытянутой руке заветный сверток с рублеными овощами и чуть подгорелой курятиной. — Также ошибочно именуемая неграмотными людьми шаурмой. Впрочем, лично я предпочитаю название «божественный свиток» — оно как нельзя лучше описывать суть, а также…

— У вас на десантном все такие? — негромко поинтересовался я, ткнув Камбулата локтем в бок.

— Не-е-е, только этот. Уникум, мать его. Любого другого с такой биографией уже давно бы выперли с волчьим билетом. Или матросом на сухогруз отправили. — Камбулат усмехнулся и покачал головой. — А ему хоть бы хрен. Еще в гардемарины пролезет.

Я молча кивнул. Мой сосед по острогу действительно порой выдавал те еще кренделя. Зато был неглуп, отважен, хитер и, что куда важнее, стоял за своих горой, даже рискуя влипнуть в историю посерьезнее обычной. А эти качества, особенно подкрепленные наличием влиятельного родственника, порой открывают двери, за которые не может пробиться безупречная биография.

— Учись, курсант Острогорский. Вот так это делается! — Поплавский ловким движением оторвал идеально-ровный кусок бумаги, обнажая примерно с треть поджаристого лаваша. — И бери только здесь — у метро отравишься, а на углу Тринадцатой столько капусты кладут, что плеваться хочется.

Отведав расхваленной «самой правильной на Васильевском, и непременно в сырном, потому что в обычном — фуфло» мы направились дальше по проспекту, и за Благовещенским садом свернули направо на Седьмую линию. И я уже приготовился увидеть впереди «Василеостровскую», когда Поплавский решительным шагом направился к светящейся в темноте вывеске.

— «Якорь»! — торжественно прочитал он, взявшись за ручку на двери. — Каждый уважающий себя моряк обязан посетить сие славное заведение. Традиция-с!

В мое время курсанты… Нет, конечно же, тоже не отказывали себе в маленьких удовольствиях. И обычно прямо в расположении, тайком собираясь в бытовке с парой бутылок крепленого вина, ведь ночная вылазка в кабак грозила встречей с кем-нибудь из старших офицеров. Но за прошедшие полвека такие вот компактные бары, похоже, расползлись по всему Васильевскому, как тараканы. И Поплавский наверняка знал, в каком из них можно ненароком наткнуться на кого-то вроде коменданта Шиловского.

А в каком — нет.

Внутри заведение оказалось тем, что нынче принято именовать коротким заграничным словом «паб». Нарочито небрежная обстановка, кирпич и дерево: грубые лавки, такие же столы и огромная стойка из мореного дуба. Полумрак, уют и музыка — неожиданно даже. На небольшой сцене девчонка на пару лет старше меня выводила вариацию какого-то популярного хита. Без фонограммы, под гитару: тощий паренек в белой рубашке за ее спиной и в одиночку справлялся неплохо.

Приятно, мелодично и не слишком громко.

Поплавский определенно бывал здесь, и наверняка уже не раз и не два. Стоило нам спуститься по лестнице, как он уверенно двинулся вглубь зала и сразу же занял стол на четверых в углу.

Не успели мы рассесться, как перед нами возникла официантка в черном платье с волнующим декольте. Она принялась раскладывать перед нами меню, но Поплавский жестом остановил ее.

— Сударыня, нам большую мясную тарелку, ту, что на компанию, четыре «Василеостровского домашнего» и номер вашего телефона. И огромная просьба: смотрите на меня во все глаза. И как только опустеет бокал, это будет означать, что самое время нести следующий.

Официантка улыбнулась, повторила заказ и направилась на кухню, лихо вращая тазобедренной конструкцией. Уделив ей должное и вполне заслуженное внимание, я принялся с осматриваться.

Не знаю, по какой причине каждый уважающий себя моряк должен был обязательно отметиться именно в этом заведении. Из всей морской тематики здесь имелся лишь огромный якорь, прислоненный к стене на сцене за музыкантами. Не бутафорский, настоящий. Видимо, именно ему паб и был обязан названием.

Ну да ладно. Какая, в сущности разница? Главное — кухня.

Пока я глазел по сторонам, на столе будто сам по себе возник заказ. Глянув на внушительное блюдо, заваленное самым разнообразным копченым и жареным мясом, я с удивлением покосился на Поплавского.

Ну куда оно ему лезет-то, а? И это после шавермы, которая даже нынешнему молодому и растущему организму показалась весьма сытной.

— Ну, господа унтер-офицеры, выпьем же за примирение, за чудесное спасение его сиятельства барона Корфа, а также за отвагу и доблесть господина Острогорского, достойные истинного моряка. — пафосно провозгласил Поплавский, поднимая бокал. — За нас, господа!

Корф c Камбулатом громогласно повторили последнюю фразу, и мы сдвинули бокалы.

Пива я не пил давно — формально десять с лишним астрономических лет. И за это время местная пивоварня ничуть не испортилась и держала марку… Впрочем, возможно мой восторг скорее следовало списать на возраст: тот самый, когда деревья непременно кажутся выше, трава зеленее, а даже посредственный и недорогой пенный напиток — самым вкусным на свете

Мы успели осушить по паре бокалов, когда мое внимание привлекла шумная компания, ввалившаяся в паб с улицы. Спускавшиеся по лестнице молодые люди абсолютно не обращали внимания на окружающих, громко смеясь и переговариваясь. Шум меня ничуть не смущал, но когда я разглядел форму — черные однобортные кители и такого же цвета брюки с красным кантом — брови тут же полезли на лоб и, похоже, решили там и остаться.

В питейное заведение по форме?.. Бардак. Десять лет назад за такое всю шайку мигом отправили бы войска за Урал. С крайне незначительными шансам хоть когда-то дослужиться выше капитана.

На компанию обратил внимание не один я. Поплавский, разглядывая парней, изобразил на лице такую суровую мину, что даже почти перестал улыбаться.

— Красноперые? Здесь? Да еще и по форме? — в его голосе в равных пропорциях смешались изумление и праведный гнев.

Ничего удивительного. «Золотые мальчики» из Пажеского и моряки изрядно недолюбливали друг друга и в восемнадцатом веке, и в девятнадцатом, и когда я я сам учился в Корпусе. И за прошедшие десять лет, конечно же, ничего не изменилось.

— Зачем они сюда вообще приперлись? — продолжал возмущаться Поплавский.

— Полагаю, решили выпить. — Корф зачем-то решил ответить на риторический вопрос. — Гуляют, наверное…

— Вот пусть у себя на Садовой и гуляют! — прошипел Поплавский. — А Васильевский — наш. Господа, лично я считаю, что Морскому корпусу нанесено оскорбление, которое следует немедленно смыть…

— Да ладно тебе, Виталик, пусть сидят, — лениво протянул Камбулат, откинувшись на стену. — Если бузить не будут — то и пес с ними. Хватит уже на сегодня приключений. Отдохнуть охота.

Я не стал лезть в спор: никаких причин любить мажоров из Пажеского лично у меня не было, но и поводов снова нарываться на драку, пожалуй, тоже. Я отхлебнул пива, поверх бокала глядя на компанию за большим столом у стены… и едва не поперхнулся.

Быть такого не может!

Вместе с пажами в заведение пожаловало несколько барышень. И чем дольше я рассматривал красоток, тем больше убеждался, что одной из них оказалась моя недавняя знакомая из Пятигорска! Оля сменила джинсовые шортики и майку на короткое синее платье, расплела косички и вернула волосам родной светло-русый цвет, но я все равно ее узнал. Те же глаза, та же улыбка — только теперь она доставалась не мне, а этим… пажам.

Последние пару дней Оля почему-то не отвечала на сообщения и вообще пропала из мессенджера — а ведь у меня была по меньшей мере одна причина повидаться лично… Правда, эта самая причина осталась во внутреннем кармане «брони», которую я бросил в располаге.

Впрочем, какая разница?

Когда музыка сменилась на что-то томное и медленное, и на пятачке перед сценой закружились несколько парочек, я все-таки решил… ну, хотя бы поздороваться.

— Прошу меня извинить, господа. — Я отодвинул опустевший стакан. — Покину вас на некоторое время.