Так они все вместе и сидели ? группа ненормальных людей Заполярья.

— Наивно… Но думаю я, что всё это было круто. Это круто, Олег, ? жестко произнес Сержант, ? и это серьезное дело… Нужное.

— Я знаю, ? опять сказал Олег, и на этот раз они все замолчали уже надолго.

И каждый вспоминал своих погибших.

И каждый вспоминал все встреченные в жизни забытые потомками памятники погибшим ходокам. Они ведь везде есть, и в России, и в Европе, и в Америке. На ближних проселках и дальних тропах.

Так почему бы высокой Музе, отвлекаясь от повседневного пафоса штампованного эфира и желтизны газетных страниц, не вознести до должных высот людского восприятия эту простую историю о походе обыкновенного норильчанина Олега Зимина, так пронзительно чувствующего всю несправедливость этого забытья… Спеть о вечной ценности настоящей человечности, благородной цели и трудном пути одиночки!

Увы, читатель, но эта капризная дама и меня не считает своим другом, приходится опять обращаться к прозе.

«Бывает, что во время урока математики, когда даже воздух стынет от скуки, в класс со двора влетает бабочка; мальчуганы встряхивают головами и начинают с любопытством следить за полетом, точно видят перед собой не бабочку, а что?то новое, странное; так точно и обыкновенное шампанское, попав случайно в наш скучный полустанок, забавляло нас».

А. Чехов, «Шампанское»

Проехав несколько километров по левому берегу, они встретили мужичка?с?ноготка.

Мужичок занимался делом: неспешно латал, как он его называл, «балаган». Не раз бывавший в пеших походах на Красной Поляне под Сочи, Лапин отлично представлял себе, что такое кавказский балаган в горах, ставят его в основном скотоводы или пастухи. Встречал и эвенкийские легкие балаганы. Тут же стоял не столько шалаш, сколько избушка, хоть и легкая, не капитальная. Рядом виднелась самая настоящая банька, крытая черным рубероидом и обрывками обшивки катамаранов. Вокруг по деревьям висели две маленькие жилковые сетки, никак не для промысла, так, «кормилицы». Встречать путешественников вышел сам хозяин, крикнувший двум большим и лохматым лайкоидам?самоедам приказ оставаться на месте. Псы и не подумали слушаться, весело затанцевали вокруг гостей.

Дерсу Узала. Настоящий винтаж.

Старик щеголял пред ними в выцветшем нижнем белье, которое не то что иностранцам, но и работнику социальной службы показывать нельзя… но зато с винтовкой в руках! Он смотрел на вездеходы, словно не веря своим глазам. Но к технике не подошёл. Собаки же, наоборот, сочли необходимым все колёса обнюхать и метки на технику пришельцев поставить.

Майеру показалось странным, что по ряду признаков весь этот лагерь был какой?то не жилой. Будто человек пришел сюда только что и долго задерживаться не собирался.

Мужичок был с Агапы, а сюда, как пояснил, зашел на недельку, не больше ? «кой чё сделать». Раньше их столь импозантный новый знакомый работал, как он сам утверждал, лесником, а теперь уж десять лет как является самым что ни на есть знатнейшим охотником?промысловиком! Здесь был его охотничий участок, и в угодьях он не живёт всего лишь четыре месяца, с января по апрель, в самые морозы возвращаясь к жене в далекую Туру. Летом ловит рыбу ? сига, гольца и муксуна на озерах Агапа и Бельдунчана, здесь же её солит бачками и сдаёт вертолётчикам, вызывая в случае необходимости по рации. Но те прилетают, как бог на душу положит. Платят ему за это, как утверждал мужичок, сущие копейки, но план ? пять тонн рыбы в год ? надо выполнять, а иначе у него отберут участок.

Если говорить честно, то основной его профит совсем в другом: отстрел оленей во время их ежегодных сезонных миграций и зимняя ловля капканами пушного зверя. Словоохотливый промысловик, стосковавшийся по общению с двуногими, по?житейски опытно увидел, что пришлые не принадлежат ко всяким там «инспекциям» или «органам» и вываливал информацию потоком, а лапшу горстями.

Всё для жизни у него есть, но не тут, а на Агапе. Ружей у него целых два: дробовик?двустволка и винтовка выпуска аж 1943 года, которую ему, как нарезное оружие, вообще?то иметь не положено… но ведь именно из этой?то он много фашистов набил ещё в Великую Отечественную, в боевой юности гнав супостата от Киева и аж до Одера! Эту часть рассказа Юрген Крауф, рассматривая винтовку с зарубками выслушал особо внимательно, покивал, нимало не поверив вруну, и напоследок предложил продать ему сей раритет.

Доказать, что хитромудрый дедушка врет, было решительно невозможно; как и у многих полевых людей после сорока лет его лицо было столь морщинисто, а артритные руки настолько изношены тяжелым трудом в холодной воде, что ему могло быть и пятьдесят пять лет, и все семьдесят пять. Пусть себе врёт, если так хочется, решили сталкеры. Демонстрируя гостеприимство, старик предложил им несколько хвостов свежего хариуса, но Сержант отверг подношение, предложив просто сварить уху на всех, легко щелкнув себя по горлу. Схема тут же была принята, начали распаковываться. А тем временем дед в блуждающем режиме продолжал рассказ… В избе на Агапе ? две моторные лодки, полтора мотора и почти развалившийся снегоход «бурашка». Кроме старой рации, есть также и приёмник, к которому вечно не хватает батарей. Тем не менее, именно он и позволяет деду быть в курсе всех политических дел в стране и мире. Эти вопросы старик и пытался горячо обсуждать с молчаливым Лапиным.

Он всё время беспрестанно говорил, говорил что угодно ? просто для столь желанной одинокому человеку музыки родной речи. По любому вопросу он имел своё оригинальное мнение, и похоже, ему неважно было, слушают его или нет, ? человеку хотелось вдосталь выговориться.

Наиболее часто абориген повторял фразу:

— Тошно мне смотреть, как человеки себя расходуют.

Но более всего запомнилась вот это:

— Когда звенит в ухе, то это вас из Бодырбо?Моу, нганасанской Земли Мертвых зовут.

И вот это:

— Внук у меня ученый, страсть! Страшное дело… Только у него глаза отчего?то узкие. Видать, настоящий шаман.

Рита с Софи, пользуясь услугами толмача?Сержанта, попытались возвращать разговор на более интересные для европейцев вопросы экологии, этнографии, его жития здесь, но хитрец все время упорно возвращался к политике. Правда, заодно мужичок рассказал и про своего «папашку», что воевал ещё в русско?японскую, а после обосновался промысловиком на юге Таймыра. Якобы, вернулся он сюда вместе с Никифором Бегичевым, доверенным лицом еще молодого в те годы Колчака.

Сбегав в дом, старик перед самой ухой принес к общему столу краюху относительно свежего самопечного хлеба, тройку малосольных хариусов самого нежного среднего размера и чудесный чайный сбор в холщовом мешочке. Юрген тоже умудрился удивить всех, вытащив откуда?то герметическую упаковку с немецким чёрным ржаным хлебом, почти бородинским, по крайней мере, по цвету.

Потом пошли традиционные обменные тёрки.

Увидев у Игоря поясной нож, мужичек прицепился к нему, как банный лист: подари?поменяй! Необычный нож, кованый из углеродистой стали, более всего напоминающий североамериканский «хвост бобра» еще времен хозяйствования в Канаде «Компании Гудзонова Залива». Только вместо традиционных пяти медных заклепок на накладках ручку ножа украшали витые металлические полосы, своеобразное литье в канавки через обмотку рукояти. Конечно же, Лапин ни на какие сделки не согласился.

После второго стаканчика хозяин стал настойчиво уговаривать иностранцев остаться у него ночевать, обещая истопить им баню, что напугал женщин до смерти, а смиренного и тихого Юху, старавшегося вообще не показываться ему на глаза, так и вовсе стал уговаривать остаться напарником. Клятвенно обещал, что финн Юха, как коллега и знаток полярной жизни, за зиму легко наколотит бабла на машину «Жигули», а то и «Волгу». Того, что ни той, ни другой машины более в России не выпускается, дед не знал… Охотиться, говорил он финну, вынужденному не раз выпить «под харьюзка», ему вовсе не надо будет, пусть финн не волнуется ? с промыслом дед и справится. А нужно, чтобы всё по дому было в порядке, более менее убрано, да обед приготовлен.