— Кстати, о легендах, — поторопился отвлечь Келли Десмонд. — Так это правда, что кровососа нельзя убить?

— Правда, капитан, — абсолютно серьезно отозвался тот. — Ни огнем, ни мечом. Можно только упокоить в ее же могиле и насыпать сверху гору камней потяжелее. Тогда не выберется… Что вы на меня так смотрите?

— Не обижайтесь, — признался Десмонд, — но слышать такие рассуждения от воина…

— Я — ирландец, — без улыбки отозвался Келли, как будто эти два слова всё объясняли. И вновь посмотрел на связанную бестию:- Кто бы мог подумать? Дарг-ду! Всё ожидал увидеть, но это… откуда здесь такие твари?

— Не знаю, — сказал Десмонд. И медленно растянул губы в хищной улыбке:- Но я знаю того, кто знает…

Небо потихоньку начинало светлеть. Луна поблекла и таяла на глазах. В лесу, окружавшем маленькую деревеньку, в преддверии скорого рассвета защебетали птахи.

Спеленутая толстыми веревками по рукам и ногам дарг-ду трепыхалась, как гусеница в коконе: разбойники, посовещавшись, решили, что одних только юбок, пускай и пропитанных святой водой, будет недостаточно. Ключа так и не нашли, но расширенный общими усилиями пролом в стене конюшни позволил плюнуть на замок и найти "что-нибудь получше этих несчастных бантиков"…

Деревня больше не казалась вымершей. Хлопали двери, билась посуда, плакали дети. Разбойники, под руководством своего главаря, выволакивали из лачуг полуодетых голосящих селянок, потрошили сундуки и постели. И не зря — оказывается, от их менее везучих предшественников кое-что осталось… На маленькой площади возле колодца постепенно росла гора оружия, рядом, на холстине, были свалены золотые и серебрянные побрякушки: что-то отыскалось в домах, что-то посрывали с женщин. Ронан Келли ни капли не ошибся в своих предположениях — в деревню его соратников посылали намеренно и на верную смерть.

Старик Тоби — пока что живой, хотя у Чарли очень чесались руки насчет того, чтобы это поправить, валялся связанный у колодца бородой в пыли и горестно причитал:

— Что вы наделали… Что вы наделали?..

Леди МакЛайон, сидящая на перевернутой телеге возле конюшни, обернулась в его сторону. На лице ее отразилось ничем не прикрытое отвращение:

— Что мы наделали?.. Да вы сумасшедший! Вы все здесь сумасшедшие!..

— Зачем вас впустили?.. — будто не слыша ее, продолжал дребезжать дед. — Ить других ждали… Келли ждали… уж они бы нашу кормилицу не обидели… ой, пропала моя головушка, ой, пропала-а-а…

— Вот это ты, старый хрыч, верно подметил, — раздался сзади голос Чарли. "Рваное ухо", волоча за руку упирающуюся Гранию, подошел к колодцу. — По-хорошему, тебя бы и отдать "кормилице" твоей, да шкурой собственной рисковать неохота из-за одной сволочи, — он посмотрел на Нэрис:- Что там наша покойница?

— Две веревки порвала, остальные пока держатся, — ответила леди, покосившись на бьющийся рядом кокон. Самый сильный страх уже прошел, дарг-ду была связана на совесть, кроме того, наличие рядом все тех же молчаливых бойцов, что помогали пирату ее вязать, вселяло уверенность. — Но все равно, поторопиться бы, Чарли!

— Не боись, — хмыкнул тот, умело вяжа руки дородной селянке. — Уж нагостились!.. Кэп! Ты где?

— Здесь, — Хант, пригнув голову, вышел из крайней лачуги с мечом в одной руке и пузатым кувшином в другой. — Так и знал, что про выпивку они нам заливают…

— Винцо? — облизнулся Чарли.

— Лучше. Самогон. И слюни подбери пока, мне бы раны промыть.

— На это и полкувшина хватит, — отрезал любитель крепких напитков. — Все равно после прижигать придется — здорово она тебя потрепала. Чего куксишься?.. Ноет, да?

— Терпимо… — Капитан нахмурился:- Парня того, слабоумного, нигде найти не могу. Сбежал, что ли, в суматохе?

— Да какая разница? — пренебрежительно отмахнулся Чарли. — Этих двоих куда девать? Может, в колодец — да и вся недолга?

— Успеется, — Десмонд протянул кувшин Нэрис и, поигрывая клинком, остановился перед пленными. — Очень уж мне, дружище, узнать охота, к кому мы в гости заехали!..

— Да и мне любопытно будет, — показавшийся из-за угла конюшни Келли подошел к колодцу и остановился рядом с Хантом. — Пока ребята делом заняты, я с удовольствием послушаю… Продолжайте, капитан.

Хант кивнул и посмотрел в лицо старику:

— Кончай завывать, хлебосольный ты наш. У меня есть вопросы и нет лишнего времени… Первый: много до нас гостей было?

— Ой, пропала моя головушка-а-а… ой, пропала-а-а…

— Мне повторить? — сузил глаза Хант. Грания, взглянув на угрожающе качнувшийся меч, позеленела:

— Тоби, дурень, да очнись же! Обоих изрубят!..

— Ой, что будет… Что бу-у-удет!.. — раскачиваясь из стороны в сторону и даже не глядя на капитана, продолжал причитать дед. — Как теперь жить?.. Пропала моя головушка-а-а…

— Не о том печешься, пень трухлявый, — брезгливо сплюнул старый пират. — Кэп, оно тебе надо? Чиркнем по горлу, да и…

— Заткнись, Чарли, — ровным голосом велел Десмонд. И перевел тяжелый взгляд на крестьянку:- Сообща делишки обстряпывали?

— Господин, — забормотала Грания, затрясшись под этим взглядом, как осиновый лист, — ох, господин, да если б вы тока знали…

— Я задал вопрос.

— Мы… ох! Да, да, господин! Стало быть, помогала я Тоби немножко!..

— Немножко? — Хант задумчиво провел двумя пальцами по блестящему лезвию. Селянка, дрогнув, бухнулась на колени:

— Только не убивайте, господин! Всё скажу, всё, как бог свят!.. Виноватые мы, ваша правда! Через нас люди смертушку свою находили. Да только ведь люди-то эти и сами нас были не чище!.. Воры да разбойники, убивцы дорожные… А жить-то хочется, господин, ой, как хочется!..

— Не голоси, — поморщился капитан. — Быстро и по существу — давно промышляете? Кому добро сбывали? И, дьявол вас подери, откуда вы эту тварь выкопали?!

И Грания рассказала. Рассказала все без утайки. О том, что всех мужиков и правда загнал в ополчение один из местных вождей, о том, как женщины, оставшиеся без кормильцев, едва не отдали богу душу с голоду, и о том, что позапрошлой зимой в ворота тихо погибающей деревни постучался маленький отряд. Совсем небольшой — десяток воинов, их командир и его молодая госпожа. Дама была благородных кровей, прекрасна лицом но, увы, нездорова. Потому отряд в деревеньке и задержался — продолжать путь в таком состоянии дама уже не могла. Селянки были женщины добрые, и путников приютили — благо, пустых домов хватало… Но честно признались, что кормить гостей им попросту нечем — сами бедствуют. Больная госпожа только махнула рукой — и протянула Грании кошель. Он был полный. Голодная смерть отступила!.. Благодарные жительницы деревни устроили болящую со всем возможным удобством, и делали для нее все, что было в их силах, но хворь оказалась сильнее… И той же весной прекрасная гостья тихо отошла в мир иной на руках у безутешного командира своей охраны. Ее похоронили неподалеку, за холмом, под старой плакучей ивой. Осиротевшие бойцы остались помянуть усопшую. Искренне горюющие крестьянки ничего не имели против: за долгую зиму те из воинов, что были помоложе, успели завести себе в деревне милых, да и командир отряда, весь черный от горя, явно потерял не просто госпожу.

Но горевать им всем пришлось недолго. Едва успели справить нехитрые поминки, как покойная благодетельница вернулась. Уже такой.

Высокий частокол, тогда еще крепкий, был надежной защитой. Но, увы, когда дело касается разбитого сердца… Несчастный влюбленный, услыхав снаружи знакомый смех, потерял голову и распахнул ворота своей госпоже, начисто забыв о том, что сам же утром ее хоронил. А после, вжавшись спиной в холодные бревна частокола, смотрел, как она рвет на части выскочивших следом за командиром бойцов… Это был ад кромешный, говорила Грания, мелко крестясь. Она убила всех, кто когда-то ее охранял, и выпила их кровь. И они даже не сопротивлялись! Шли навстречу смерти, как овцы на заклание!.. А виновник всего этого кошмара стоял, не двигаясь, и смотрел. И на его лице медленно проступало то самое выражение, которое так с той поры и не стерлось…