— Помню, — хмуро отозвался тот.

Шеду не нравилось то, как самоуверенно Лау «манипулирует» моей жалостью — он не раз сталкивался с его уловками, — но выразить свои подозрения вслух пока не решался. О трагедии в зверинце и покушении гратеры на хозяйскую жизнь все рабы уже знали, насплетничавшись за ночь, и теперь бурно обсуждали, какие будут последствия. А главное — чьи головы полетят.

— Это для повышения урожайности миртошки, госпожа, — пояснил Лау, как будто делился со мной великим откровением. — В этом году, благодаря нашим с Шедом усилиям, будет очень хороший доход. Может, даже двойной, если ещё разок перенести из загона индрика верхний слой земли…

Что-то начало настораживать меня в его поведении. С каких пор Лау заделался страстным агрономом и ревностным трудягой во имя урожайности миртошки?

До этого момента я считывала лишь поверхностные мысли и эмоции этого зловредного социопата. И поняла только то, что он тянет время с неясной целью. Что ж, придется копнуть глубже, как бы ни было страшно, что в следующую секунду это аукнется мне болевой отдачей.

— Что ты скрываешь, Лау? — неожиданно спросила я.

И, едва новоявленный «агроном» в замешательстве перестал толковать об удобрениях, безоглядно ринулась прощупывать его разум не вскользь, а в самую глубину.

Какая же там творилась мерзость! Настоящая клоака воспоминаний о грязных извращениях, издевательствах над более слабыми или глупыми рабами и целые шахматные поля долгоиграющих интриг с теми, кто обладал малейшими зачатками власти. Чтобы вникнуть в эти замыслы, пришлось бы потратить много, очень много времени.

В данную секунду после моего вопроса, как я и предполагала, на поверхность ментально-эмоциональной клоаки выскочила суетливая скользкая мыслишка:

«Она догадалась? Нет, не может быть! Тупорожка ни разу не посмотрела на Гхорра, пока я говорил…»

Странно. При чем здесь Гхорр?

От внезапного осознания у меня волосы на затылке дыбом встали. Лау пока не знает о моих телепатических способностях и думает, что Гхорр — единственный, кто мог бы свидетельствовать против него и опровергнуть любое враньё.

— Э-э… госпожа, я не понимаю…

Не слушая Лау, я кинулась к неподвижному телу бедняги-тяжеловеса, которого угораздило встать на пути маниакально-мстительного социопата. И все тревожные подозрения мгновенно оправдались.

Подача воздуха, обогащенного кислородом через специальную медицинскую маску, которую я держала при себе на случай клаустрофобии, астмы, путешествий в высокогорной местности или даже под водой, была перекрыта. Хотя ночью перед уходом на встречу с плывчи я выставила стопроцентную подачу воздуха с умеренно дозированной прибавкой кислорода. К лицу она прилегала очень плотно, и бессознательный пациент не мог самостоятельно приподнять ее. А уж для Гхорра, у которого после ранения в шею появились проблемы с дыханием, нерабочая кислородная маска становилась и вовсе смертельным приговором. У него уже и кожа начала принимать синюшный оттенок!

Я торопливо включила подачу воздуха и проверила пульс. Он отсутствовал.

За моей спиной что-то происходило, но мне до этого не было сейчас никакого дела.

— Держись, Гхорр! — выдохнула я и приступила к ручной реанимации его сердца.

Подача воздуха в маске при переключении на вспомогательный режим полностью дублировала функцию искусственного дыхания, поэтому мне оставалось только следить за ритмикой принудительных вдохов-выдохов и своевременно стимулировать грудную клетку Гхорра серией ручных толчков.

Чье-то бормотание тревожило слух:

— Давай, давай…

Но это была я сама, мой прерывистый голос. Мысль, что семь минут, в течение которых положено проводить сердечно-легочную реанимацию для людей, истекли, приводила в отчаяние. Но я надеялась на то, что организмы космозонгов крепче человеческих.

Сердце раба никак не запускалось.

От безысходности я вдруг вспомнила о странных медузоподобных консультантах диниту, которые подсказывали, как интерпретировать цветовые оттенки ауры, и позвала:

«Йоли!!!»

Реакция последовала незамедлительная: по кромке моей ауры — обычно золотисто-зелёной, а сейчас мутно-болотной из-за чувства вины и целого букета негативных эмоций, — скользнули сразу две «медузы» с горящими глазками-точечками.

«Как запустить сердце? Как вернуть жизнь в тело?» — спросила я у них, особо не надеясь на полезный ответ. Всё же медицина — не специализация йоли.

— Энергия жизни… — ответил голос-колокольчик, смутно знакомый по перемещению в «Межпланетариуме», — …энергия жизни забирается и передается мастерами природных ресурсов… одного глотка достаточно…

Я резко выпрямилась и громко воскликнула вслух:

— Как?! Как это делается?

Позади что-то грохнулось, кто-то выругался, а второй йоли услужливо подсказал хрипловато-саксофонным говорком:

— Сосредоточиться на источнике… ментально-энергетический захват… глубокий вдох на три единицы времени… перенос внимания на сосуд… медленный выдох на семь единиц времени… — и на всякий случай ободряюще добавил: — Ты дочь ветви мастеров… ты можешь…

Я коротко кивнула:

«Поняла!» — и резко обернулась назад, выискивая сощуренными глазами Лау.

Движение получилось откровенно хищным. Мерзкий социопат, который почему-то оказался сидящим на полу у выхода с нависающим над ним Шедом, аж вздрогнул. Он сделал движение, чтобы отползти ближе к двери, но помешал Яки, вцепившийся в его ногу зубами, как бульдог.

Мне было плевать, что он там себе надумал.

Горчичная гуашь ауры отозвалась на мой протяжный вдох…

«…раз, два, три...»

…тягучим всхлипом, после которого от нее оторвался приличный шарообразный кусок и поплыл в мою сторону. Я задержала дыхание и медленно перевела взгляд на синюшного Гхорра, а затем начала выдыхать…

«…раз, два, три… семь…»

…и горчичный кусок ауры, недавно принадлежавший Лау, начал погружение в свою новую обитель — прежде прозрачно-желтую, а сейчас покрытую пятнами черного энергетического омертвления.

Впрочем, эти пятна на глазах начали растворяться в солнечном цвете восстанавливающегося жизненного кокона. И я затаила дыхание при виде дрогнувшей груди оживающего Гхорра, который сделал первый самостоятельный вдох и закашлялся. Но это был обнадёживающий кашель.

Я с облегчением рухнула на кушетку, вытерла рукавом потное лицо и обернулась на подозрительный звук удара об пол.

Лау упал в обморок.

Гхорр что-то прохрипел, и я поспешила поднести медицинский поильник, из которого он долго пил с отрешенной сосредоточенностью новорожденного младенца. И только после утоления жажды пришел в себя. Раскрыл мутные глаза и нервно дернулся, обнаружив меня рядом.

Отсутствие понимания происходящего грозило закоротить его всё ещё нестабильную нервную систему в считанные мгновения, а это чертовски вредно для сердца.

— Не волнуйся, Гхорр, — успокаивающе сказала я. — В зверинце порядок, гратеру поймали и заперли. Пострадал только ты…

К этим словам стоило бы добавить ещё: «Прости меня, самонадеянную идиотку, потому что из-за моей беспечности ты чуть не погиб. Ведь знала же, что общаюсь не с пушистым зайчиком, а с закоренелой асоциальной личностью! А всё туда же… С чего-то решила, что с новыми способностями умнее всех.»

Но вместо этого активировала браслет и принялась раздавать распоряжения по связи:

— Дуно! Забери из лазарета Лау и пристегни его столбу на заднем дворе. За ногу пристегни, просто на всякий случай, мало ли, что ему взбредёт в голову… Лизен! Пусть рабы, которые нуждаются в срочном медосмотре, начнут заходить по одному. Сколько всего самых тяжёлых?

— Семеро, госпожа, — ответил управляющий. — Они прибыли в составе новой партии рабов из резервации уже тогда в плохом состоянии. Раны у них кто-то уже обрабатывал, но заживает всё медленно… я не привлекал их пока ни к каким работам, — добавил он вопросительно-намекающе. — Подумал, пусть лучше отлежатся, восстановятся…