— Я клянусь, что…

— Нет, Призрак. — Получается слишком жестко. — Нет.

— Я тебя не отпускаю, — он упрямо трясет головой. — Давай ты просто выдохнешь, успокоишься и…

— Нет, — упрямо повторяю я.

— Пожалуйста, не делай этого.

— Ты не оставил мне выбора.

Идиотский диалог.

Дурацкие слова, которые все равно уже ни на что не смогут повлиять, а только растягивают агонию.

Мне не становится легче.

Моя месть свершилась ювелирно точно, мне не к чему придраться.

Предатели наказаны.

Но долгожданное облегчение не наступает.

Я собираю волю в кулак, упираюсь ладонями в грудь Призрака и отталкиваю его.

На этот раз он поднимает руки и отступает, признавая поражение.

— Я тебя дождусь, Ванилька, — говорит с той самой немного самоуверенной улыбкой, от которой я когда-то так глупо потеряла голову. — Месяц, два, полгода, год. Просто держи в голове, что на этом земном шарике есть человек, который принадлежит тебе. Независимо от всего — я всегда буду твоим Призраком.

— Я недостойна таких щедрых подарков, — прячусь за привычную мне маску язвительности.

Но мы оба понимаем, что и на этот раз он точно знал, куда бить.

И хоть невидимая стрела не приносит мне боли и почти не ранит, она делает свое грязное дело — впрыскивает каплю яда мне под кожу.

— Я выхожу замуж, понятно тебе?!

— Совет да любовь, — хмыкает он. — Ты знаешь мой номер, Ванилька. Пришли любой идиотский смайлик, даже если не захочешь говорить.

— Потыкать палкой в дохлую тушу?

— Типа того, — смеется он.

— Ты же знаешь, что я лучше умру, чем сделаю это.

— Знаю, но номер все равно не сменю.

Он оставляет меня одну на тротуаре, и снова, как будто кто-то режиссирует наше личное кино, вокруг — толпа. Люди разделяют нас живой стеной, отрезают друг от друга.

Я все жду и жду, когда же, наконец, станет легче.

Но боль никуда не уходит.

Невыносимо тяжелый груз за плечами не исчезает.

И я, поправив невидимые лямки, достаю телефон, чтобы вызвать себе такси.

Пройдет, конечно же.

Я терпеливая.

Я возвращаюсь домой к Гарику в каком-то горячечном бреду.

Уже в машине то и дело прикладываю ладони к щекам, потому что чувствую, будто кровь прилила к ним вместе с какой-то запредельно высокой температурой.

А потом тут же мысленно стучу себя по лбу, потому что это что-то вроде фантомной боли — просто моя кожа до сих пор помнит прикосновения Призрака, и мои отважные кровяные тельца пытаются выжечь скверну изнутри.

Водитель пару раз поглядывает на меня в зеркало заднего вида, и даже обеспокоенно интересуется, все ли у меня хорошо — видимо, вид у меня и правда, как у припадочной. В ответ только прошу ехать быстрее, если можно.

Почему-то хочется, чтобы Гарик снова сидел на крыльце, как тогда.

Я могла бы забраться ему на руки, укрыть нас пледом и уснуть до утра, думая только о том, что завтра я стану генеральным директором «ОлМакс» и у меня просто физически не будет времени думать о лишних и бессмысленных людях, которые прошлись по моей жизни напалмом.

Но Гарика нет.

Я поднимаюсь к себе в комнату, забираюсь в душ, долго стою под струями раскаленной воды, надеясь, что вся грязь прошлого, наконец, сойдет с меня вместе с пылью и глупыми мыслями.

Все закончено.

Уже все позади.

Больше не нужно принуждать себя общаться с Ленкой или делать вид, что мы с Гариком просто босс и подчиненная. Пора готовиться к новой жизни, потому что она наступит ровно завтра, взойдет над горизонтом с первыми лучами рассвета.

В той моей жизни все будет хорошо.

Когда выхожу из душа, завернувшись в тяжёлый халат — понятия не имею, откуда он там вообще взялся — Гарик сидит на полу около моей кровати и встречает меня немым вопросом.

— Тебя не учили стучаться? — зачем-то немного грублю я.

Это — его дом, он может входить куда хочет и когда хочет вообще без стука, хоть с ноги, хотя пинающий дверь Гарик — это что-то такое же нелепое, как и извергающийся мыльными пузырями вулкан.

Но я просто злюсь за то, что он не сидел на чертовом крыльце.

По крайней мере, так мы могли бы избежать ненужных вопросов и вот этой натянутой неловкости. Хотя, похоже, неловко себя чувствую только я, потому что у моего жениха как всегда немного отстраненный вид.

— Как все прошло, Маша? — интересуется Гарик, без особо интереса разглядывая мои торчащие из-под халата лодыжки.

— Прошло… что? — делаю вид, что не понимаю, потому что точно не посвящала его в свои планы.

— Мммм… — тянет он, подбирая нужное слово. — Разоблачение?

— Напомни, когда именно я делилась с тобой своими планами на вечер, потому что, по-моему, я этого не делала.

— Маш, я должен знать, что происходит, чтобы всегда держать руку на пульсе.

— Любишь доминировать и подавлять? — огрызаюсь я.

Зря, наверное, потому что в этой афере мы с ним — подельники, и нет ничего странного, что Гарик хочет быть в курсе, каким был финал моей личной вендетты. Просто я не переживу рассказывать все это без истерики — обязательно сорвусь. Не так уж хорошо у меня с самоконтролем, над ним еще работать и работать.

Гарик молча ждет, пока я перестану плеваться желчью.

Вот у кого надо поучиться держать эмоции под замком.

Попрошу у него парочку уроков в качестве свадебного подарка.

— Я все им сказала, — наконец, отвечаю я. — Подстроила общую встречу и все сказала.

Гарик продолжает молчать.

И меня снова немного шатает, потому что я рассчитывала, как минимум на триумфальные аплодисменты, а не на лицо а ля «Ну и как тебе живется со всем этим?»

— Довольной ты не выглядишь, — констатирует он.

— У меня просто шок. Когда долго чего-то ждешь, потом всегда тяжело осознать, что это уже случилось.

— Я слышал что-то такое, — небрежно улыбается он, всем видом давая понять, что ни черта не верит моим словам. — Теперь ты довольна? Или хочешь замочить еще парочку обидчиков?

— То есть, это была только моя выгода? Разве ты не слил «Эллипс»?

Он пожимает плечами, как будто информация о том, что его первый конкурент конкретно прогорел по деньгам, была едва ли не последней в списке нашего договора.

Этот мужчина хоть когда-то бывает понятным? Предсказуемым? Господи, да у рептилии больше эмоций, чем у него!

— Теперь ты скажешь, что свадьбы не будет?

Мои внутренности становятся холодными, словно клубок змей. Не знаю, когда и как именно это произошло, но я успела привыкнуть к мысли, что стану его женой и мы, согласно нашего договора, будем состоять в законном браке не менее трех лет. Если он скажет, что раздумал — это… будет слишком неожиданно.

Я хочу быть женой.

На ближайшие три года я хочу быть чьей-то женой, чтобы от меня, наконец, отстали с идиотскими вопросами, чтобы из моей жизни исчезли Димы и Призраки, чтобы просто работать, работать и работать, пока не смогу позволить себе какой-нибудь эксклюзивный «Бугатти».

Все остальное — не для меня.

Жизнь была бы проще, родись я мужчиной.

— Я не собираюсь ничего отменять, тебе не о чем беспокоится. — Он окидывает голову на кровать, и я невольно засматриваюсь на немного выпирающий кадык его идеально выбритой шеи. — Это ведь была моя идея, помнишь? Просто ты могла передумать и вернуться к бывшему — люди которые бьют в спину, как правило очень красиво и правдоподобно раскаиваются.

Я вспоминаю голос Призрака, его признание, почти театральное принесение себя в дар.

Мурашки по коже.

— Я никогда не отказываюсь от своих обещаний, муженек, — пытаюсь придать нашему разговору налет несерьезности, потому что нервы вот-вот сдадут. — И этот булыжник, — показываю на кольцо, — кажется, уже успел врасти мне в палец.

Он делает что-то похожее на кивок.

Напряжение натягивается как струна.

Если сорвется — нам несдобровать.