Гарик приподнимает бровь.

Это положительный сигнал?

Я лихорадочно вспоминаю, когда у меня в последний раз была менструация.

Ну да, как раз первый день пришелся на встречу с потенциальными инвесторами, и это была такая адская мука, что я бы не отказалась от личного памятника в свою честь.

Это было…

Прежде чем осознание дат доходит до мозга, по спине ползет липкий холод.

Это было… в марте.

А в прошлом месяце?

Я пытаюсь вспомнить, выковыриваю из памяти хотя бы что-то, что может напомнить о прошедших вовремя критических днях, но ничего это нет.

У меня была овуляция в тот день, когда Гарик сказал о разводе.

Это единственное, что я точно помню про свой цикл.

И еще что я провела ту ночь с Призраком.

Мы предохранялись, но, кажется. Не всегда, потому что занимались сексом и ночью, посреди сна, и еще утром.

— Маша? — Гарик перетягивает на себя мое рассеянное внимание, и мне приходится очень постараться, чтобы навести на него фокус зрения. — Все хорошо?

Я сползаю со столешницы, нервно одергиваю юбку, пытаюсь сказать, что все в порядке и идея заняться любовь в туалете после стольких месяцев перерыва — действительно не очень удачная. Но вместо этого только невразумительно мычу.

К счастью, примерно в эту же минуту у Гарика звонит телефон, он смотрит на экран, хмурится и говорит, что никак не может не ответить.

Киваю и даже с облегчением выдыхаю, когда остаюсь одна.

Отвинчиваю кран, сую ладони под ледяную струю воды, и стою так долгих несколько минут, пока кончики пальцев не начинают неметь от холода.

«Это ведь не обязательно… беременность?» — задаю немой вопрос своему отражению в зеркале, и оно нервно кривит губы.

Был очень тяжелый и напряженный месяц.

Я много нервничала, мало спала, плохо ела и, чтобы справиться со стрессом, практически не вылезала из спортзала. Новости о разводе, Марусин инфаркт.

У меня просто сбился цикл.

Даже если женских дней не было уже почти… полтора месяца.

— Маш, у тебя все хорошо? — слышу вкрадчивый стук в дверь и голос мужа.

— Да, я просто… — Не могу придумать отговорку — голова работает, словно переваренный кисель. — Дай мне еще пару минут.

Я снова смотрю в зеркало.

Вид у меня — краше в гроб кладут: бледные щеки, дрожащие губы, дергающееся от нервного тика правое веко.

— Спокойно, ничего не случилось, — пытаюсь унять дрожь во всем теле, но внутренняя истеричка вопит, что даже в тяжелые времена у меня никогда не было таких затяжных сбоев.

Боже.

Мне нужен тест на беременность.

А лучше несколько, чтобы точно знать, что никакого ребенка нет.

Не думала, что после того, как практически мечтала провести с Гариком каждую свободную минуту, буду рада его внезапному уезду. Говорит, что адвокаты Бакаева приехали раньше и он не хочет давать им время приготовить оборону. И еще что-то, что я, к стыду своему, слушаю в пол уха.

Мы договариваемся встретиться в больнице через пару часов — я буду с Марусей, а он приедет, чтобы меня сменить. Это уже совсем необязательно, но она очень радуется, что мы рядом почти «двадцать четыре на семь».

Когда машина Гарика исчезает за поворотом, я возвращаюсь в кардиоцентр.

Слава богу, на его территории есть пара аптек, хоть фармацевт смотрит на меня немного удивленно, когда покупаю не дорогостоящие капельницы, а несколько экспресс-тестов на беременность.

Возвращаюсь в здание, делаю кофе в автомате.

Иду с ним в туалет, чувствуя себя так, словно у меня на лбу написано: «Она залетеле от любовника!»

В туалете запираюсь, выливаю кофе в раковину.

Нервы натянуты до предела, когда вскрываю сразу все проклятые тесты и пытаюсь разобраться в инструкциях по использованию. Голова отказывается работать. Даже простые предложения кажутся запутанной мудреной азбукой.

Руки дрожат еще больше, когда справляюсь с проклятыми палочками и чем-то, похожим на маленький термометр.

Раскладываю все тесты на коробки от них.

Ровно четыре штуки.

Отворачиваюсь к двери, прикусываю губу и с ужасом смотрю, как стремительно уменьшается время на секундомере в телефоне.

Для верности жду еще одну минуту больше положенного, и за эти шестьдесят секунд успеваю убедить себя, что все хорошо, нервничать не о чем и все это должно стать мне хорошим уроком на будущее. В особенности о том, что нужно вовремя избавляться от всех бывших.

Поворачиваюсь.

Тест, который лежит ближе остальных на самом краю раковины, чуть не прибивает меня отчетливыми темно-красными двумя полосками.

Даже если бы я вдруг потеряла восемьдесят процентов зрения, их невозможно не увидеть, настолько очевиден этот положительный ответ.

Хватаюсь за следующий, и он вываливается из моих рук, падая маленьким окошком вверх, на котором горит не менее очевидный жирный плюс.

И на двух других — положительно.

Я перечитываю инструкции, комкаю проклятые хрустящие бумажки и нервно смеюсь, потому что ловлю себя на том, как гуглю в мобильном браузере поисковый запрос: «положительный тест на беременность без беременности».

Первые варианты ответа дают ясную картину, хоть их и тяжело читать из-за летающих перед глазами мошек. Такое может быть, но наблюдается у девушек с сильными гормональными нарушениями или при определенных онкозаболеваниях женской репродуктивной системы.

Не знаю, что меня расстроит больше — беременность от Призрака или рак матки.

Сгребаю тесты в пакет, выбрасываю его в урну.

Потом зачем-то забираю их оттуда, сую в сумку, держа в уме, что надо избавиться от них где-то подальше от медицинского центра.

Снова гуглю: анализы на беременность.

Нужно просто подъехать в любую женскую консультацию или центр планирования семьи. Для этого даже не обязательно регистрироваться на постоянной основа — можно завести разовую инкогнито-карту.

Я в жизни не пройду через это одна.

Я просто умру где-то на ступеньках, не дойдя до порога.

Но если не разберусь с этим сегодня — тоже умру, потому что сожру сама себя, как уроборос.

С кем пойти? С мамой? От нелепости этой мысли нервно смеюсь.

Грозная? Я уже почти набираю ее номер, но в последний момент останавливаюсь.

Если окажется, что я действительно беременна, она не даст мне…

Эти мысли мне противны. Они грязные и их невозможно стряхнуть, потому что торчат глубоко у меня в мозгу.

Остается только один номер, но звонит по нему — чистое безумие.

Даже для отчаявшейся меня.

И все-таки, я звоню.

Этот человек выслушал мою скорбную исповедь, ему не придется ничего объяснять.

— Я каким-то образом все же притянулся на твою орбиту? — насмешливо и без приветствия, спрашивает Стас.

— Мне нужна твоя… моральная поддержка, — говорю насквозь убитым голосом.

— Ух ты, — он перестает смеяться. — Что стряслось, Отвертка?

— Давай встретимся около ЦУМа? Часа в два. Ты свободен?

— Вообще-то нет, но у тебя такой убитый голос, что разгребусь и подъеду. Может, опоздаю. Где-то до получаса. Годится?

— Да, конечно. — Не знаю почему, но испытываю настоящее облегчение. — Спасибо. Ты меня очень выручишь.

— Не ссы в капучино, Отвертка. На связи.

Хотела бы я сказать, что его слова прибавляют мне уверенности, но тогда это было бы такое же вранье, как и то, что я совсем не собиралась звонить Призраку в тот проклятый день.

Господи боже.

Я еле выхожу на улицу и пока снова бреду по длинному коридору, чувствую себя под прицельным обстрелом взгляда каждой встреченной фигуры в белом халате. Это просто паника — умом я понимаю. Но ужас ситуации настойчиво вкручивает в голову мысль о том, что где-то на мне точно есть опознавательные «знаки отличия» падшей женщины. Может, я пахну как-то иначе? У меня потемнели веснушки? Или я просто выгляжу как подружка девочки с Кольцевой?