Детектив продолжал выдвигать предположения о моём психическом здоровье. Делал он это потому, что узнал, зачем мы едем в «Жемчужину». А ехали мы поговорить с Чарли Мартелло, что Кот, почему-то, считал способом самоубийства.

— Э-эх… Единственный раз Администрация выдала задание на сопровождение нуба, и этот нуб оказался маньяком-самоубийцей! И это задание досталось мне!

— Три.

— Что «три»?

— Ты в третий раз назвал меня маньяком-самоубийцей.

— Да я тебя так и в тридцать третий назову, и ни разу не ошибусь. Ты хоть понимаешь, кого собрался допрашивать? Нас на респ отправят, не успеешь ты к нему на десять шагов подойти! Нам на другой континент после этого переезжать придётся!

— Не придётся. Если они начнут стрелять, мы тоже начнём стрелять. Ещё неизвестно, кто кого перестреляет. Мы бессмертные, а бандиты рано или поздно кончатся. Не получим информацию, так хоть за них награду дадут.

— Слушай, — Кот перестал улыбаться и как-то напрягся, — ты так спокойно об этом говоришь. Тебя не смущает, что нам в людей стрелять придётся? Я понимаю, что надо было об этом раньше спросить. Да и Хорька мы когда завалили, ты даже в лице не переменился. Слов нет, они неписи, но умирают так же натурально, как настоящие люди. И, кстати, в отличие от нас, игроков, насовсем. Тебя в этом ничего не напрягает, нет?

— Нет.

— Ты слишком спокоен. Я уже понял, что тебе приходилось убивать там, в реале. Но неужели то, что кто-то умирает от твоей руки, тебя совсем не трогает?

Я задумался. Кот был в чём-то прав, я никогда не испытывал сожаления об убитых мной людях. С того самого первого рейда на базу работорговцев, я понял, что есть категория людей, смерть которых не вызывает никаких эмоций, кроме чувства удовлетворения. Так получилось, что каждый раз выходя в рейд, я знал, что сегодня сделаю мир чище. Это я и постарался донести до Кота.

— И опять нет. Давай, я постараюсь тебе объяснить. В общем, есть те, кого надо защищать, и те, от кого надо защищать. В первых нельзя стрелять, ни при каких обстоятельствах. Вторые… Они не люди. Не неписи. Они… Они — цели. Да, так правильно. Цели. И их надо… Нейтрализовать. Вот когда начинаешь их так воспринимать, всё становится проще и… спокойнее, что ли. Это превращается в работу. Сложную, опасную, грязную, но нужную и… правильную. Главное, точно знать, что цель — правильная, и от её нейтрализации мир станет лучше. Знаешь, мне не нравится стрелять в людей. Но иногда по-другому не получается. Когда кто-то решает, что он имеет право убивать, насиловать, продавать в рабство, травить наркотиками, и нет возможности закрыть его на пожизненное. Тогда отнять одну жизнь, или несколько — единственный способ сохранить многие. Как-то так. В общем, если они не станут стрелять в меня, или ещё в кого-нибудь, я не стану стрелять в них. А вот если они достанут оружие…

— Тогда они станут для тебя «целями»?

— Да.

— Понял. Извини, если что не так сказал.

— Да ничего, проехали. И знаешь, я действительно не думаю, что дойдёт до стрельбы. Надеюсь, мы сможем с ними спокойно поговорить. Не отморозки всё-таки, мафия.

Это я сказал искренне. Я действительно считал, что до какого-то экстрима типа стрельбы не дойдёт. Ну, может придётся набить пару рож, для создания, так сказать, правильной атмосферы, но не более.

— А вот это мы сейчас и узнаем, — сказал Кот, заруливая на парковку. — Вылезай, приехали.

«Жемчужина» располагалась в отдельно стоящем каменном двухэтажном особняке, построенном в викторианском стиле, фасадом обращённом в сторону океана. На удивление, вывески у заведения как таковой не было. Только неприметная табличка на стене, рядом с входом. Очень, надо сказать, знакомым входом. Это на фоне него был запечатлён Чарли Мартелло на фотографии, которую мне показывала Натали.

У входа, скрестив руки на груди, стоял здоровенный, как лось, мужик, в чёрном костюме. Хорошо так стоял, монументально. Скульптору какому-нибудь, который памятники ваяет, точно бы понравился. Типа фейс-контроль, разновидность «вышибала»? Сейчас узнаем.

Мы покинули машину и направились к входу. Я впереди, детектив следом. Здоровяк у двери, увидев нас, подобрался и, когда мы приблизились, сместился вбок, перекрывая вход.

— Джентльмены, — лениво процедил он, оглядывая нас пренебрежительно-оценивающим взглядом, — у вас заказан столик?

— Нет, — ответил я.

— Сожалею, но в таком случае, я не могу вас пропустить.

— А мы не обедать. Нам надо пообщаться с Чарли Мартелло.

— Он вас ждёт?

— Нет.

— В таком случае, вам стоит обратиться к другим людям и договориться о встрече. До свидания, джентльмены.

Следовать совету вышибалы не входило в мои планы.

— Мистер Баннермен, — преувеличенно церемонно обратился я к Коту, — этот джентльмен не желает нас пропускать. У вас есть желание терять время, договариваясь с мелкими бандитами об аудиенции с боссом?

Кот приподнял одну бровь, демонстрируя удивление, но ответил в том же стиле:

— Нет, мистер Змей. В связи с этим, я с удовольствием выслушаю ваши предложения.

— Собственно, нам придётся войти без согласия этого джентльмена. Я попрошу вас открыть дверь. Я мог бы сделать это сам, но у меня будут заняты руки.

Вышибала слушал нас с возрастающей настороженностью. Стоило мне договорить, его рука скользнула под пиджак. Не знаю, что он хотел достать, вряд ли ствол, но позволить ему сделать это в мои планы, опять же, не входило. Я быстро подшагнул к нему, слегка присел, крепко обхватил, плотно прижимая руки к туловищу, и поднял. Хорошо быть сильным. Тушка весом килограммов под сотню беспомощно задрыгала ногами в моих объятиях. Кот распахнул дверь, и я, с вышибалой в руках, прошёл внутрь.

Спокойно пройти дальше нам не дали. За входной дверью располагался небольшой холл, в котором, сидя на стульчике, скучал ещё один вышибала. Увидев, что его товарища куда-то несут, и явно против воли, он решил вмешаться. Руки у меня были заняты, поэтому пришлось пнуть его ногой. Пропустив удар в живот от меня, он не обратил внимания на Кота, а зря. Детектив, может, и не крупный, но джеб с правой у него поставлен отменно. В общем, в зал «Жемчужины» мы вошли, оставив позади его бессознательное тело.

Первый вышибала, похоже, не оценил гуманного к себе отношения. Когда мы вошли в зал, и я поставил его на ноги, он всё же вытащил из-под полы пиджака короткую дубинку и попытался до конца исполнить служебный долг. В смысле, отоварить меня по голове, если кто не понял. Он хорошо размахнулся и просто таки напросился на бросок через плечо, который я красиво (ну, надеюсь, что это было красиво) и провёл. Пока вышибала лежал под действием дебаффа «Оглушение», я нагнулся и забрал у него дубинку, потом распрямился и огляделся.

Посмотреть здесь было на что. Обеденный зал «Жемчужины» был оформлен в цветовой гамме «все оттенки белого и чуть-чуть цветных пятен». Паркет из очень светлого дерева. Вокруг столиков, накрытых белоснежными скатертями, стояли белые невысокие деревянные кресла с мягкими спинками и сиденьями. На столиках — серебро и хрусталь. Под белым потолком — огромная хрустальная люстра. Шторы на окнах — неопределённо светлого цвета, не то очень светло-розовый, не то светло-бежевый, из ткани, переливающейся перламутровым блеском. Красиво, в общем, и дорого.

Видимо, мы приехали слишком рано, и ресторан был почти пуст. Только за столиком в дальнем от входа углу, возле одной из дверей, сидели три крепких мужика, поменьше, чем вышибалы, но в целом похожие на них, как братья. Я предположил, что это охрана Мартелло. Сейчас эта троица насторожённо смотрела в нашу сторону, но пока никаких действий не предпринимала. Справа от входа в зал находилась конторка, за которой стоял довольно высокий, светловолосый молодой человек, смотрящий на меня с выражением искреннего недоумения. Не испуганно, а именно недоумённо. Похоже, он не понимал, как кто-то может вести себя в «Жемчужине» подобным образом. Наверное, слава штаб-квартиры Чарли Мартелло надёжно защищала ресторан от любых нештатных ситуаций, а громилы на входе отсекали тех немногих, кто был не в курсе.