— Пока не объявился, — мотнул головой он.

— Выходит, — вскинула бровь Софья, — сокровищница его совсем без охраны стоит?

— Ну почему же? Охранные и обережные заговоры все еще действуют, он ведь их ни на час и на день накладывал.

— Ммм…

Волк тяжело вздохнул.

— Софа… Оставь эти мысли. Они не доведут до добра.

— Словно сейчас оно у меня есть — это добро.

— Кощеев замок — гиблое место. И мало кто ушел от туда по своей воле.

— Но если он умер, разве не должны были утратить силу его заговоры?

— Он бессмертен. И рано ли поздно ли вернется. И несдобровать тому, кто решит воспользоваться его отсутствием.

— А я бы воспользовалась… Такой шанс…

— Софа!

— Хватит! — оборвала она. — Не ты сидишь в золотой клетке, не ты рожаешь детей и терпишь присутствие этого… этого…

Она вдруг согнулась, спрятала лицо в ладони.

— Видеть его не могу, — прошипела она сквозь зубы, словно через боль. — Лицо его мне мерзко, и весь он… И все время думаю: мне было уготовано что-то другое, а досталось вот это все… Ничего от меня не осталось. Все забыла. Ничего не хочу. И я уже не я. Раньше море снилось, много воды — как отец рассказывал, сейчас и этого со мной не бывает. И потом я же… я же женщина… мне же тоже хотелось… в руки любимого…хоть раз в жизни… а теперь до самого конца… только вот так…

И она заплакала. Волк неуверенно положил руку ей на плечо. Нельзя было — она принадлежала другому. Сколько раз он повторял себе это за последние годы? Что ему стоило украсть ее тогда, когда они сидели у костра, увести с собой. Была бы его. Братья порубили бы царевича, а он бы не спас, и никто бы ни о чем не узнал. Но не захотел, не нужна тогда была. А после свадьбы уже поздно было что-то менять. Чужую жену украсть…

А Софа внезапно подалась к нему, прижалась, прячась у него на груди. Наверное, она просто искала поддержки. Понимания и человеческого тепла. Будто было ей — царице — кому здесь выплакаться. Но на Волка словно помутнение нашло.

— Отдайся мне, — прошептал он, прижимая ее к себе крепче. — Со мной тебе хорошо будет… Я обещаю… Я…

Но Софья вдруг с нечеловеческой силой толкнула его в грудь, отлетела сама и схватилась за живот. Холщовый мешочек выпал из ее рук, развязался недозатянутый шнурок, и на землю просыпались финики.

— Отдаться! — в ярости воскликнула она. — Мне! Тебе! За горсть сладостей? И это после того, как ты семь лет твердил мне, что я принадлежу другому мужчине, что должна терпеть, что такова моя судьба, и не я, не ты не властны над ней? И после этого мне отдаться тебе?!

Она сплюнула на землю, а потом вскочила со скамьи и в исступлении начала давить финики ногами, втаптывая их в грязь.

— Софа…

— Не смей! Не смей, не смей, не смей меня так называть! Так меня звал единственный человек, что любил по-настоящему! Вот тебе, вот, вот! — приговаривала она, продолжая бить ногой по земле. — Поди вон и будь проклят! Ненавижу тебя и до конца дней своих буду ненавидеть, и не смей мне больше попадаться на глаза! Я жена царя! Я царица здесь! И я приказываю тебе больше никогда не появляться передо мной! Вон!!!

Волк сделал шаг назад, затем еще и еще. Перекувыркнулся через голову, оборачиваясь, а потом боднул боком о куст рядом с ним, вырывая клок шерсти.

— Понадоблюсь, кинь о землю и назови по имени, — прорычал он.

И бросился бежать, не в силах уйти шагом. А нос еще долго свербил аромат фиников, перемешанный с запахом сырой земли.

— Это правда, что у тебя был роман с Лебедью? — спросила Василиса за завтраком в понедельник.

Она искала возможность задать этот вопрос с момента возвращения с Буяна, но они провожали Баюна, и было не до этого. Кощей ходил мрачный и нервный. Он ничего не сказал коту и уверенно выдержал его взгляд во время прощания, но потом перевел глаза в пол, и Василиса все поняла.

— Прости нас. И ему жаль, — шепнула она на ухо Баюну, когда обнимала его.

— Не имеет значения, — ответил кот.

Он тоже был мрачен, но эта мрачность вылилась не в нервозность, а в подавленность и молчание. Он не стал оставлять распоряжений и не стал ничего обещать и никого успокаивать. Ужин с ним прошел почти в полной тишине. А под конец неожиданно расплакалась Елена. Баюн положил тяжелую лапу ей на спину и так и держал, пока она не смогла взять себя в руки.

— Передай от меня привет Божене, — попросил Баюн Данилу, когда пришло время последних слов.

Мастер кивнул.

— Не оплошай, — повернулся кот к Соколу. — И жену береги.

Финист тоже молча кивнул.

— Настасья, а ты следи за ним. Варвара, вот за тебя я не волнуюсь… Мирт мой поливай.

— Заберу к себе, — сдавленно пообещала Варвара.

Елена снова всхлипнула.

— Ну, хватит рыдать! — вяло прикрикнул на нее Баюн. — Скажи мужу, будет обижать, я его из-под земли достану, а поднимет руку — останется без головы.

А потом из зеркала пролился молочно белый свет, кот шагнул за раму, и кабинет осиротел, как и все те, кто был в нем. Елена снова всхлипнула. Потом еще раз. А потом упала на стул и вновь разрыдалась.

— Ну что ты? — кинулась успокаивать ее Варвара. — Все хорошо будет. Может, он еще вернется… Надо верить…

Василиса смотрела на них, и у нее сердце разрывалось. Кощей развернулся и молча вышел за дверь. Молчал он и всю дорогу до дома, и весь вечер.

Так что эту ночь Василиса провела в своей спальне, давая мужу побыть одному. Но сегодня он спустился к завтраку собранный и спокойный, и она решила, что раз уж он пытается делать вид, что все вернулось в свою колею, то и ей можно.

Кощей не донес до губ кружку с кофе, замер на мгновение и поставил ее обратно на стол.

— Если он и был, то только у Лебедь в голове, — прорычал он. — Какая сволочь тебе об этом рассказала?

— Что?! — изумилась Василиса. — Так это действительно было?

Кощей фыркнул, потом подумал и все-таки отхлебнул кофе.

— Было. Четыреста лет назад. И я бы не назвал это романом. На мой взгляд не дотянуло даже до интрижки. И не переживай, до постели не дошло, нужно быть круглым идиотом, чтобы переспать с Лебедью и бросить ее. А в свои пятьсот я таковым давно не был. Но, наверное, я как-то ее обнадежил. Руку ей поцеловал с особым чувством или комплимент сделал чересчур заковыристый. Или просто она была настолько уверена в своей неотразимости, что мой отказ привел ее в исступление. Мы малость повздорили, и в процессе нашего спора Гвидон подстрелил меня, после чего она со спокойной душой дала мне уйти на морское дно, а сама счастливо выскочила за него замуж. Правда, известие о моем воскрешении малость поумерило ее радость. С тех пор мы не особо ладим. Вот и вся история.

Василиса похлопала ресницами, пытаясь переварить полученную информацию, но получилось плохо.

— И как мне к этому относиться? — неуверенно поинтересовалась она.

— Как к чему-то давно похороненному под слоем времени.

— Даже не знаю, что сказать… Почему ты не рассказывал?

— Василиса, мне девятьсот сорок шесть лет… Ты уверена, что хочешь знать обо всех женщинах, которые у меня были?

Василиса хорошо подумала и решила, что нет.

— Правильный выбор, — удовлетворенно кивнул Кощей. — Главное, что ты у меня последняя. И ты ведь не станешь ревновать меня к этой… женщине?

Василиса рассмеялась и покачала головой. Хватит с нее ревности. Она будет считать, что Кощей предпочел ее Лебеди. Это было куда заманчивее для ее самооценки.

— А теперь скажи мне, кто тебе это рассказал, — потребовал он.

— Леший Вячеслав Павлович, — ответила Василиса.

— Леший? — вскинул бровь Кощей. — Ты поэтому спрашивала… С каких это пор Лебедь делится подобными фактами из личной жизни со своими подчиненными? Что ему было от тебя нужно?

— Указать на то, как хорошо вы с Лебедью смотритесь вместе.

— Что?

— Да, меня это тоже немного смутило.

Кощей откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрел на нее.