Намерение, помноженное на чувство. А источником силы являются боги, отозвавшиеся, чтобы скрепить союз. Василисе внезапно подумалось, что, может быть, поэтому у Кощея с Марьей ничего и не получилось. Неужели они оба и впрямь были намерены открыться друг другу, потратить жизнь друг на друга? В это верилось с трудом. Боги не могли не почувствовать фальшь. А что, если у них тоже ничего не получится?..

Нет, нельзя было об этом думать. Магию нельзя творить, сомневаясь в возможности достигнуть результат.

— А вам боги помогли? — спросила Василиса.

Это был очень личный вопрос, и Настя вовсе не обязана была на него отвечать. Но она улыбнулась, выходя из оцепенения, навеянного воспоминаниями, и кивнула головой.

— Мне — да, — уверенно сказала она.

Спрашивать про Финиста Василиса не стала. Если бы подруга захотела, рассказала бы сама.

— Не переживай, — вздохнула Настя. — Тихомир еще прочтет вам лекцию. Он в этом деле мастак.

И она закатила глаза.

Наверное, нужно было прекратить расспрашивать, но Василиса не смогла удержаться от последнего вопроса.

— А потом как? Что-нибудь меняется?

Настя пожала плечами.

— Если честно, не знаю, не с чем сравнить. Только вот Финист всегда угадывает, если мне плохо или я грущу. Но может быть это просто совпадение… Единственное, потом очень хочется остаться вдвоем…

Василиса вздернула бровь, и Настя рассмеялась.

— Василиса! О чем твои мысли?! — притворно ужаснулась она. — Я не об этом. Я о том, чтобы просто побыть наедине. Это как будто тебя привязали к человеку, а потом отвязали, но ты не сразу можешь оторваться от него. И все вокруг только мешают. А ночь вы уж себе организуете и без моих советов. Не первая же…

Это точно. Настя не могла знать об этом, но ее слова задели в Василисе то, о чем она старалась не думать.

— Иногда я жалею, что первая брачная ночь у меня была не с Кошем, и что у нас ее по сути не было, — неожиданно для самой себя призналась Василиса.

— А я в первую брачную ночь Финисту вообще не далась, — вдруг ответила Настя. — И именно поэтому, пока Борислав не родился, думала, что не могу забеременеть в наказание за это.

— В смысле — не далась? — не поверила Василиса. — Почему? А Финист что?

Настя пожала плечами.

— Испугалась. Устыдилась. Да и вообще, мало ли какая дурь творится в голове у семнадцатилетней девчонки, которую гости весь день донимали похабными шуточками. А Финист ничего, сказал, что день был сложный, так что надо спать. Нам курицу с собой дали, а я на свадьбе от волнения ничего не ела. Вот он и накормил меня этой курицей, завернул в одеялко и рядом с собой уложил. И сам уснул. А я на него всю ночь проглядела.

— А дальше?

— А дальше он мне лекции по анатомии читал, а потом устроил наглядную демонстрацию, — засмеялась Настя. — Разобрались, в общем. Зато после той ночи я всегда знала, что он меня не обидит и против моей воли мне ничего не сделает.

— Настя, ты сейчас серьезно?

Настя вздохнула.

— Да. На самом деле просто очень неудачно выбрала человека, которого попросила рассказать, что меня в первую брачную ночь ждет. В результате наслушалась всяких ужасов… И больше всего меня во всем этом напугали даже не сами ужасы, а то, что я, возможно, отдаю себя в жены мужчине, который сможет сделать мне больно ради собственного удовольствия и которому при этом будет до меня все равно… Так себе перспектива. И я жутко боялась, что все это подтвердится. Но Финист меня как всегда не подвел. И знаешь, сейчас я думаю, да какая разница, когда он случился у нас — этот первый раз. Главное ведь, что случился. И что он был особенный. Но, наверное, первый раз всегда особенный, да?

О да, с этим Василиса не могла не согласиться.

май 2004 года

— Я нашла имена для твоих следующих собак. Вот тут в книжке. Хугин и Мунин. Мыслящий и Помнящий.

— Вороны Одина?

— Ага. Мне кажется, тебе подойдет.

— За кого ты меня принимаешь?

Василиса пожала плечами, и иной ответ не понадобился.

Была суббота. Кощей обещал ей быстро расквитаться с делами и сводить на прогулку в лес рядом с поселком, но ему позвонил один, второй, третий, и ожидание малость затянулось. Василиса не выражала недовольства и не требовала его немедленного внимания. Только попросилась остаться в кабинете. Выбрала на полке книгу — «Старшую Эдду»*, как он понял теперь — тихонько присела с ней в кресло и читала. И совсем ему не мешала. Эта ее чудесная способность — не вызывать в нем раздражения и не отвлекать своим присутствием — все чаще и чаще казалась Кощею почти волшебной. Если бы он достоверно не знал, что она не может колдовать днем, посчитал бы, что использует чары. Он никак не мог понять, почему рядом с Василисой ему тихо и спокойно. Но ее близость превращалась в потребность, и это настораживало. Еще недавно он полагал, что желание обладать женщиной — блажь ему чуждая. Сейчас он уже не был в этом столь уверен. При этом Кощей вовсе не хотел привязываться к Василисе и не собирался подпускать слишком близко. Однажды он уже допустил эту ошибку, и она дорого ему обошлась. Но в этот раз ему казалось, что он катится с горы, и затормозить никак не выходит. О своем решении — держать ее на расстоянии вытянутой руки — он вспоминал, только когда оставался один, и начисто забывал о нем рядом с ней, что несколько усложняло его выполнение.

— Я больше не буду заводить собак, — сказал Кощей, убирая бумаги.

Хватит на сейчас, вечером закончит. Василиса вскинула голову.

— Почему? — изумилась она. — Ты ведь их любишь!

«Я не способен любить, — подумал Кощей. — И я устал». Но вслух ответил:

— Они требуют много времени и внимания. Один я не справляюсь. Нет смысла приручать живое существо, чтобы потом бросить его в одиночестве.

— Поэтому ты всегда берешь сразу двух? Чтобы им не было одиноко?

— Да.

Василиса положила закладку на страницу, закрыла книгу, погладила ее по кожаному переплету — издание было подарочным.

— Звучит грустно, — ответила она, не поясняя, что именно, и Кощей решил, что оно и к лучшему.

— Я закончил. Пойдем.

Василиса радостно улыбнулась, подскочила с кресла. За последние два года она сильно повзрослела внешне, уже не смотрелась совсем юной, какой была, когда вышла из Леса в этот мир. Теперь ей вполне можно было дать лет тридцать. Только вот степенности это ей не прибавило, и вела она себя порой совсем как девчонка: так же непосредственно и восторженно, будто все в мире для нее было впервые. Уставшему от всего Кощею наблюдать за ней было забавно. И самому порой становилось едва ли не весело.

В лесу было свежо и тихо. Снега осталось совсем мало. Он ежился одинокими сугробами, прячась от почти летнего солнца в местах, где всегда была тень. Сосны тянулись вверх. Под ногами мягко пружинил настил из опавших иголок. Василиса шла уверенно, не уставая и не боясь лишний раз свернуть с тропы. В лесу она явно чувствовала себя в своей стихии, и Кощею нравилось смотреть на нее и было интересно увидеть ее тут летом, когда все зацветет. Она должна была хорошо разбираться в травах.

И все же было то, чего ему не хватало: мягкого звука собачьих шагов и заливистого лая. Он то и дело машинально прислушивался, удивляясь их отсутствию, а потом вспоминал. Он еще помнил о своем декабрьском решении уйти в Навь. Но Василиса смешала ему все карты. А ведь были бы собаки, можно было бы отпускать ее в лес с ними. Отпускать ею сюда одну Кощей не решался. Мало ли.

Мало ли… Он вдруг понял, что Василиса пропала из виду, дернулся, пугаясь, но почти тут же нашел ее взглядом. Она сидела на корточках возле трухлявого пня и что-то рассматривала. Кощей выдохнул сквозь зубы и выругался про себя. Артефакт на нее какой навесить, что ли? Сделал себе мысленную пометку обдумать эту идею получше и подошел ближе.

— Смотри, сон-трава, — улыбнулась Василиса, подняв на него лицо. — Уже зацвела, а я и забыла, что она цветет по весне. Красивая, правда?