— Ага, — зевнула Василиса, придвигаясь спиной поближе к нему. — Наверное, снова захотели есть. Думаю, в дальнейшем они будут аккуратнее.

Они немного полежали, прислушиваясь. Вскоре на лестнице раздались легкие шаги и ушли в сторону чердака. Все стихло. Василиса подождала еще немного и решила, что можно засыпать.

И ощутила легкий поцелуй между лопаток.

Пришлось снова открыть глаза.

— Кош, дети же в доме…

— К лешему детей, они уже спать легли, — он уже дошел до шеи и явно не собирался останавливаться, — поставлю купол: они не услышат нас, мы их, и все будут довольны.

— Но…

Кощей развернул ее к себе и поцеловал, зарываясь рукой в волосы, и Василиса решила, что при условии купола наверняка сможет расслабиться.

— Ладно, — прошептала она, улыбаясь ему в губы, — ставь…

И в этот момент в соседнюю дверь, что вела в ее спальню, постучали. Василиса с Кощеем замерли.

— Василиса Петровна, — раздался звенящий шепот, слышный, наверное, не только на всем втором этаже, но и на улице, — Василиса Петровна, мы холодильник сломали. Я уронил стул, а Агата испугалась, а когда она пугается, то техника часто ломается. Так холодильник совсем теперь не работает, Агата считает, что надо было до утра подождать и вас не будить, но до утра все продукты же испортятся… Василиса Петровна, вы здесь? Вы не спите? Ну Василиса Петровна…

— Твою ж… — прокомментировал Кощей и откинулся на свою половину постели, глубоко дыша.

— Всего неделя, — напомнила Василиса.

— Я позволил им обокрасть наш холодильник, а они отплатили мне этим.

Послышались легкие шаги и тихий стук в дверь спальни Кощея.

— Константин Иосифович, — прошептал за дверью Демьян. — Мы холодильник сломали, а Василиса Петровна не отвечает.

— Молись, чтобы за эту неделю они не сделали из меня импотента, — процедил сквозь зубы Кощей, поднимаясь с постели.

Василиса юркнула под одеяло, не выдержала и рассмеялась, уткнувшись лицом в подушку.

Неделя обещала быть долгой.

На работу Василиса практически сбежала, не имея возможности выносить Кощея, который с самым коварным выражением лица зачаровывал двери в их спальни и свой кабинет.

В сейфе кабинета ее ждало блюдечко. Она аккуратно достала его и положила на стол, нежно погладила по тонким краям. Ей нравились подобные артефакты. Они были простыми и понятными, и от них веяло светлой магией. Раньше зачарованные блюдечки и тарелочки были не такой уж редкостью, но Лебедь посчитала, что их наличие ставит под угрозу неприкосновенность частной жизни, провела строгий учет уже имеющихся экземпляров, изъяла из оборота и запретила создавать новые. Вообще с тех пор, как Лебедь пришла к власти, большинство артефактов были запрещены и изъяты. Она разработала строгую классификацию, разделив их на пять уровней, и в быту теперь можно было применять только самые простенькие, пятого и — редко — четвертого уровня. Все артефакты первого и второго уровня — все, что давало реальную силу, хранилось в артехранилище на Буяне под особой охраной, что всегда казалось Василисе странным: зачем собирать в одном месте такую мощь, вдруг кому-то все-таки удастся попасть внутрь? Он выйдет оттуда уже будучи практически неуязвимым. Артефакты третьего и четвертого уровня, необходимые для работы отделений магического управления, находились в местных архивах. Но кое-что все-таки оставалось на руках. Как правило, нелегально. Василиса знала, что у Кощея тоже есть кое-что серьезное, и скорее всего больше, чем она думает, и, хотя она и старалась себе в этом не признаваться, в некоторой мере это успокаивало ее. Она знала, что Лебедь пыталась забрать у Кощея огниво, а ему каким-то образом удалось с ней договориться, и он пользовался им вполне законно. Хорошо хоть Царица не додумалась потребовать у него кольцо, вызывающее Калинов мост.

Василиса бездумно катала яблочко по блюдечку, ни к кому не взывая. Чуть меньше двадцати лет назад она вышла из Леса по эту сторону, и до сих пор не могла сказать, сколько времени провела там до этого. От пары дней до пары десятков лет. Все было возможно, она предпочитала ни с кем не обсуждать этот период своей жизни. Говорила, что почти ничего не помнит. Отчасти это была правда. Но только отчасти. Лес прошел сквозь нее, процедил ее. Она вошла в него в минуту глубочайшего отчаяния, когда ей было уже все равно, что с ней станет, только бы сбежать из места, обернувшееся для нее золотой клеткой на долгие тридцать три года. Сбежать от осознания того, как сильно она ошибалась, когда думала, что темницы всегда выглядят как подземелья Кощея. Лес принял свою любимицу вместе с этим желанием, она словно вошла в воду, и эта вода омыла ее, и она вышла на берег чистой, обновленной. Прошлое теперь жило лишь в снах, всплывающих на поверхность в самые темные ночи. Василиса не любила новолуния, но и от них у нее было средство. В конце концов, ее муж был непревзойденным зельеваром. В целом же Лес разобрал ее словно неверно сложенный паззл, и выйдя из него, Василиса долго занималась тем, что собирала себя заново, пытаясь по отдельным фрагментам угадать целую картинку. Сейчас она могла сказать, что отчасти это у нее получилось, но путь еще явно не был пройден до конца. Процесс самопознания — дорога долгая и не без препятствий.

Однако стремясь очистить ее, Лес забрал не только плохое.

Василиса глубоко вдохнула, собираясь, закрыла глаза, сделала протяжный выдох, потом несколько раз повторила вдохи и выдохи, успокаиваясь, собираясь, настраиваясь. Она дышала и дышала, ощущая, как замедляется пульс, уходят лишние мысли. И когда ей показалось, что она достаточно сконцентрировалась, постаралась как можно четче представить Ягу: бойкую, острую на язык, не скрывающего ни хорошего, ни дурного настроения, умеющую и приласкать, и ужалить словом, сильную, могучую. Ведьму. Больше чем ведьму. Проводника между мирами. Ту, кого она так ждала в подземельях Кощея, и потом на болоте, и затем в царском тереме в первые годы. И кто так и не пришел за ней. Василиса не заключала с Ягой договор на ученичество, а Лес стер и ту малую связь, что была между ними. Однако отчего-то она никогда не злилась на Ягу. Знала: раз не пришла, значит, не могла. Позже Кощей по секрету рассказал ей: Яга была обречена вечно жить в Лесу, не могла его покидать.

Образ явился, соткался перед глазами. Василиса ухватилась за него и на ощупь крутанула яблоко на блюдце. Блюдце налилось светом, словно молоком, но яблоко сделало несколько кругов и замерло, так ничего и не показав.

***

С работы Василиса уехала на такси. Они с Кощеем жили в небольшом коттеджном поселке недалеко от города, и не было сил ехать на автобусе, потом трястись в переполненной электричке, потом идти через лес… В доме было тихо, что, учитывая гостивших у них детей, показалось Василисе подозрительным. Она прошла насквозь к двери, выходящей на задний дворик, и увидела мужа. Тот дрессировал Хугина — одного из двух их доберманов. Василиса вышла во дворик, и, увидев ее, Хугин заскулил, прося разрешения прервать тренировку.

— Можно, — бросил Кощей и устало опустился в одно из плетенных кресел, стоящих здесь же.

Хугин радостно подбежал, встал на задние лапы и ткнулся холодным мокрым носом в поднятую Василисой ладонь. Она села прямо на траву, утягивая за собой собаку, которая уже радостно подставила пузо и горло, чтобы их почесали.

— Где дети? — спросила Василиса, трепля добермана по животу.

— Гуляют по поселку, — ответил Кощей. — Я отправил с ними Мунина*. Он присмотрит, чтобы они ничего не натворили.

— Сложный день? У нас ничего нет на ужин, да?

Кощей зажмурился и подставил лицо солнцу.

— Можно и так сказать, — ответил он на оба вопроса сразу.

— Что с холодильником?

— Проводка перегорела в двух местах. Приезжал мастер, починил, но дешевле было купить новый. Агата — ходячая катастрофа, она практически не контролирует выбросы магии. Я заменил сегодня четыре лампочки, и у нас больше не работает чайник. Подумываю выставить Баюну счет. Хочешь прогуляться?