«Ого, видимо ему действительно плохо, если он даже не дает наставлений на тему экономии денег», — прокомментировала эту скорбную картину моя любовь к ближнему.
Чтобы как-то подбодрить пса и заодно проверить, как Эдик держит свое слово по пополнению наших запасов, я попросила про себя еще выдать денег. Идею целиком и полностью поддержала моя расчетливость:
«А то спустишь все в местных лавках, а нам еще неизвестно сколько тут жить, да и цены в давно ожидающей нас Столице явно как у нас на Рублевке».
Услышав, как в сундуке что-то звякнуло, я с воплем рванула к нему и позвенела перед носом Сосискина мешочком. На появление денег пес отреагировал флегматично:
— Деньгами сыт не будешь, купи мне что-нибудь покушать, можно даже не вкусненькое, а просто съедобное. — И, подпустив слезу, добавил: — Ты там только недолго, возвращайся быстрее, я тебя очень жду.
Я кубарем скатилась с лестницы, на ходу думая, что как же моему псу плохо, если он даже не отреагировал на значительное прибавление капиталов. Увидев Сивку, я махнула ему в сторону угла, где намеревалась притупить чувство голода сигареткой перед дорожкой. Едва подойдя ко мне, единорог спросил, почему мы ничего не ели. Я во всех красках расписала ему свои вкусовые ощущения, намереваясь вызвать сочувствие. Но наткнулась на суровую отповедь вставшего вдруг на дыбы единорога:
— Дариа, Яфор тебя честно предупредил, что кухарки нет, а ты вместо того чтобы хотя бы из уважения к хозяину съесть половину из предложенного, ты весь обед строила планы по его казни. Он давно овдовел, вся его семья погибла при налете вампиров на деревню, где он тогда жил, и поэтому он ведет хозяйство как умеет. Из всех жителей деревни он остался в живых один.
Проснувшаяся совесть немедленно попыталась оправдаться:
— Я понимаю, Сивка, что мужику варить как-то не с руки. Но он же оборотень. Он что, не чувствовал, как это все воняет? Как он только сына таким кормит, когда нет кухарки, или мальчик, когда ее нет, ходит голодным?
— Дариа, ты не дослушала меня. — Сивка неодобрительно покачал головой. — Он не просто так выжил, вампиры специально не стали выпивать его кровь. Они продали его колдуну, ставящему опыты над оборотнями, русалками и перевертышами. Он выкачивал у Ярофа почти всю кровь и заливал вместо нее кровь других существ. Колдун хотел выслужиться перед Темным лордом и искал способ сделать такого оборотня, который по своему желанию мог бы обернуться в любого зверя, птицу или рыбу и встать к лорду на службу. При каждом переходе его ипостаси в ипостась другого зверя Яфор практически умирал от боли в раздробленных костях и порванных мышцах, молясь, чтобы колдун ошибся в своих расчетах и он наконец-то покинул этот мир. Но оборотня слишком тяжело поймать, и стоит он недешево, поэтому колдун не давал ему возможности умереть и каждый раз после очередной попытки перелить кровь практически воскрешал его. Но вот однажды он забыл закрыть дверь в темницу, где сидел Яфор, и тот сумел из последних сил перекинуться в барса, а потом загрыз его. Четыре троелуния Яфор постепенно возвращал себе облик человека. Ты даже представить себе не можешь, что такое заставлять каждую каплю крови в себе, каждую даже, самую мелкую косточку или мышцу, вернутся в прежнее состояние. После этого он навсегда утратил возможность перекидываться во вторую ипостась, у него полностью пропало обоняние, а зрение осталось только звериное. В подвале дома колдуна он нашел мальчишку, который наполовину застрял в теле рыси и практически уже умер. Яфор забрал его оттуда и отнес в Ковен магов, где волшебники смогли вернуть несчастному тело, но тоже только человека. Когда мальчишка поправился, Яфор усыновил его и с тех пор воспитывает как собственного сына. И такие случаи — не редкость в наших краях, Дариа, мы давно отвыкли от мирной жизни. Практически каждый день на какой-нибудь город или село нападает нечисть, гибнут люди и нелюди, темные не щадят никого, и я очень надеюсь, что ты со всем этим покончишь и дашь нам наконец мирную жизнь. — Сивка заканчивал свой рассказ, роняя слезы, которые, ударяясь о землю, становились хрустальными шариками. Сказанное как-то не соответствовало тому, что я сто раз читала про волшебников и колдунов.
— Послушай, Сивка, а зачем выводить таких оборотней? Разве любой волшебник, маг или колдун не может обратиться в зверя?
— Нет, конечно, Дариа. Никто, кроме оборотней, перевертышей и русалок, не может менять свой облик. Это давно доказано как светлыми волшебниками, так и темными. Но ты же знаешь, что есть множество способов заставить человека или оборотня служить себе, поэтому темные не теряют надежды найти такой способ. Каждый светлый житель мечтает, чтобы он или его родные умерли в бою или от рук нечисти, это лучше, чем оказаться в лапах темного колдуна, но некоторые из нас переходят на сторону Темного лорда ради попавших к нему в лапы близких. Мы боимся ложиться спать, потому что ночью в дом может ворваться нечисть и утащить тебя в Цитадель или замок темного колдуна.
Рассказ Сивки произвел на меня двоякое впечатление. С одной стороны, мне было жалко его мир и его жителей, но с другой — своя рубашка ближе к телу. Если Сивка ждал, что сейчас раздастся треск рвущейся на мне одежды и над моей спиной распахнутся ангельские крылья, а глаза наполнятся светом праведного гнева, то он жестоко ошибался. Я не боец ОМОНа и не собираюсь участвовать в спецоперациях.
Жестоко?
Да.
Цинично?
Да.
Трусливо?
Нет.
Это нормальная человеческая реакция.
Только полная идиотка или идиот, вооружившись неподъемной железякой, на белом коне поскачет на вооруженного до зубов, профессионально подготовленного убийцу, сидящего в убежище, которое способно выдержать удар ядерной бомбы, рискуя своей жизнью ради посторонних людей.
Я сделаю все, чтобы моя шкура и шкурка Сосискина не пострадали и мы вернулись домой, а поэтому не собираюсь сломя голову нестись на помощь тому, на кого мне укажет Ковен магов или еще какой-нибудь поборник справедливости. Наоборот, я приложу все свои усилия, чтобы договориться с Темным мирным путем. Я только очень сильно надеюсь, что ради этого мне не придется никого предавать. Но если миром разойтись нам с Темным не удастся, то тогда я буду думать, как мне его завалить, потому что предать кого-то мне не позволит совесть и намертво вбитые еще со школьной скамьи принципы. Но если будет нужно, я пересплю со всеми уродами этого мира, отдам почти всю свою кровь хозяину темных для опытов, добровольно соглашусь пожертвовать какой-нибудь частью своего тела для эксперимента колдуна. И я считаю, что это намного честнее, чем выдавливать из себя слова сочувствия на похоронах незнакомых мне людей, давать заведомо невыполнимые клятвы родственникам погибших и кидаться с публичными обещаниями найти и покарать обидчиков.
Что-то я разошлась. Хорошо хоть вслух этого не говорила, а то бы сейчас потеряла Сивку. И я дала себе мысленную установку, что надо срочно заканчивать такие мысли. Чтобы как-то успокоить разошедшиеся не на шутку нервы, я поинтересовалась, откуда единорог знает про наших рысей и барсов. Просветлевший Сивка с улыбкой ответил:
— Дариа, я давно уже попросил Сосискина начать меня учить вашему языку и рассказать, кто у вас там обитает, что вы едите и носите. Он попросил меня об ответной услуге. У нас нет ваших рысей и барсов, но у нас есть животные, похожие на них. Наши миры практически не отличаются друг от друга, просто многое носит другие названия.
— Кто бы сомневался, что первым делом Сосискин просветит тебя на тему представителей столь любимого им семейства кошачьих, — усмехнулась я.
Но вообще-то мне стало стыдно, что в мою голову не пришла такая простая идея: пока мы шли в Аккон, вместо того чтобы постоянно скандалить с псом, выучить кое-какие нужные слова. Чтобы придушить вопли моей совести, я предложила пойти наконец купить что-нибудь поесть и одеться.
Не успели мы выйти на улицу, как я резво рванула на умопомрачительный запах выпечки. Кто там услышал мои молитвы: Йола Пуки, Кришна, Осирис, Перун или просто Дедушка Мороз — мне было до фонаря, но мне повезло — буквально на соседней улице обнаружилась нарядная тележка под навесом, за откидным прилавком которой стояла очень красивая девушка с огромными миндалевидными глазами, торгующая выпечкой и напитками. Оставив за собой растерявшегося от моей прыти Сивку, я подлетела к ней и выпалила: