— Да будет Сила к тебе благосклонна, фааль, — услышали трое магистров, переминающихся за спиной остановившегося у окна Мирра.

Не успели они осознать простые слова, как ощутили смерть Йоды. Следом за ними, кто быстрей, кто чуточку позже — и остальные одаренные поняли, нет больше с ними гранд-мастера. Навеки он ушел в Силу.

— Вот и перевернулась очередная страница истории ордена, — развернулся Мирр к магистрам. — Новую писать вам. Готовьтесь, декады через три, все, кого спасти сумел, на Корусанте будут.

— А…

— Тысячи их, — перебил он Стасс Алли и, отвернувшись, пошел в ангар.

Мэйс положил руку на плечо толотианки, а Кеноби лишь отрицательно качнул головой. Оба отчетливо понимали, у Мирра свой путь. Сегодня он окончательно покинул орден, в котором никогда, по сути, и не состоял, но для которого сделал больше, чем все они вместе взятые.

Эпилог

Лес Смерти у Священной горы затих, словно опасаясь потревожить пришельцев. Лишь жалобный рев-скулеж нарушал тишину.

— Да отпусти ты уже животинку, хватит бедное чудовище мучить.

— Я бы с радостью, но он же сам!

— Вот полвека скоро, а все ведешь себя как двадцатилетний.

— Зато ты у нас за двоих брюзжишь, — ответил Энакин, отправляя монстра, напоминающего помесь тираннозавра с ранкором, в полет. — Вот гад, костюм испачкал.

— А я тебе еще когда его перекрасить предлагал? Сам в белом шляешься. А так бы сопел грозно и выглядел внушительно.

— Да ну тебя, — отмахнулся Энакин, поправляя слегка пожеванный плащ. — Идем уже.

— Идем, — кивнул, тряхнув гривой и начиная подъем по пологому, но все же достаточно крутому склону.

Вот ведь, как жизнь повернулась. Когда Скайуокера чудом откачали и в костюм жизнеобеспечения запихали, да еще и сопелкой снабдив, я даже посмеялся. Уайт Вейдер из него знатный получился. Не до смеха стало, когда он ко мне приперся и на колени бухнувшись, прощения попросил, голову свою дурную подставив. Тут-то и не удержал в узде память. Тут-то Сила и разбила вдребезги кристалл льда, окутала его обломками и снежным бураном, напрочь обрубив предвидение, и лишила возможности привычным способом с эмоциями совладать.

Жутко меня тогда корежило. Один взмах лапой, даже когтей выпускать не придется и… Как не пришиб его тогда, сам не знаю. Разодранную в кровь ладонь на плечо его опустил, сдавил так, что аж укрепленная Силой броня смялась, кости хрустнули, из плеча обломки белые вылезли, плоть пробив, но он даже не дернулся… Вот где-то с тех пор мы и шляемся вместе, страх и ужас наводим. Без всяких шуточек, от образа нашей парочки любой, кто за собой грешок чувствует и более-менее видный пост в Республике или Конфедерации занимает, в холодном поту просыпается.

Может именно этого от нас и хотела Сила? Ведь в каноне Вейдер под конец жизни к свету вернулся, да только кто о том узнал? И для кого в том знании смысл? На тот момент одаренных в галактике оставалось «раз-два и обчелся». Реван вон тоже из света во тьму и обратно скакал, да только, что-то, из тех, кто повторить пытались, никого упомнить не удаётся. А тут — два непримиримых врага наглядным примером того, как можно и нужно жить, работают. Репутация-то у нас с ним о-го-го какая. Оба, блин, герои и почти легенды. Нашими именами детей называют. Журналюги, мать их так за ногу.

— Красиво тут, — вздохнул Энакин полной грудью, осматриваясь.

— Угу, — кивнул в ответ, бережно доставая урну с прахом Араелы. — Ты мне скажи лучше, какого демона мы по лесу потащились, когда по полю можно было?

— Когда это мы с тобой легкими путями шли? — картинно удивился он в ответ, и даже белесыми бровями что-то этакое изобразить попытался.

— В наморднике ты был брутальней, — оценил его потуги на мимику, решив не отвечать на дурацкий вопрос.

— В нем Падме целовать неудобно.

— Мрр, мне, с моей мордой, вообще целоваться не дано, и ничего, не страдаю.

Тут нас отвлек раздавшийся откуда-то из чащи под ногами рык, весьма быстро перешедший в визг.

— Бегут, — констатировал очевидное Энакин, убирая ладонь ото лба.

— Угу, — дернул ухом в ответ.

Шаги за спиной возвестили о том, что я остался один на вершине. Тактичный он.

— Ну вот и место твое, любимая, — обратился к урне с прахом, отступив от массивного светлого камня.

По традициям Урилиана, единственный, кто имеет право присутствовать на вершине в миг триумфа — старый Альфа уступающий место молодому. Пришлось, ради соблюдения обычаев, схитрить немного. Пробежался, так и мне за детей спокойней, и против праха Араелы никто не тявкнет.

Присев рядом с камнем, и положив лапу на основание погребальной урны, взглянул на раскинувшееся со стороны отвесного спуска поле. Лес за спиной меня не волновал. Наплутался уже среди деревьев. Теперь вот поле перейти осталось, а там и на покой можно будет. Лет через полсотни-сотню.

— Извини, родная, идти надо, традиции, сама понимаешь, — поднялся и провел рукой по скромному сосуду, когда до ушей долетело сопение спешащих на вершину.

Разминулся на трети спуска с Люрром и Лиррой, за которыми пыхтели Люк с Леей. Вот, тоже мне, додумались, устроить двойное свидание с забегом по Лесу Смерти. Обалдуи молодые. Сила из ушей прет, вместе с дурью.

— Видел? — дёрнул ушами в сторону склона, присаживаясь рядом с Энакином.

— Ага, — зевнул он с гордостью. — Молодцы.

И что на такое ответить? Да ничего. Он и в каноне тем еще папашей был, и тут, не сказать, чтоб прям так уж сильно отличался. Остальные претенденты на звание Альфы потихоньку выбирались из чащи и падали в живописных позах у основания Священной горы. Скорей уж просто каменного пика, а, впрочем, не суть. Важно, что никто даже лезть на нее не пробовал. Какой уж там вызов и поединок.

— Луны, — кивнул на небо Энакин.

— Рано еще, — вяло шевельнул ухом в ответ.

— Странные у меня ощущения какие-то, — поделился он, поднимаясь на ноги и пояс с мечом поправляя.

— Не спешил бы от маски избавиться, так не полагался бы только на Силу и хиленький слух, — рыкнул, поднимаясь. — Наши идут, в партизан играют.

— Да их-то я чувствую, тут другое что-то, — возразил Энакин.

Пришлось и мне из отрешенно-созерцательного состояния, наполненного воспоминаниями, выходить и в транс окунаться. Действительно, прав сопелкин, пусть уже пару лет как не сопит, что-то странное и непонятное в Силе происходит. Правда и опасности не чувствую, наоборот, то ли узнавание какое-то, то ли вообще дежавю.

— Да ну вас, — донесся приглушенный голос Кела.

— А я тебе говорил, — мяукнул Ли, которого я уже слышал нормально.

Парочка котят, принесенных мне Ассаж, смиренно пережидали трепку, болтаясь в воздухе и ожидая, когда дядя Энакин соизволит их отпустить.

— Пап, можно нам поближе посмотреть? — выдали мальчишки на два голоса, когда их наконец вернули на твердую поверхность.

— Можно, — махнул рукой любопытным пострелятам, и те стрелой умчались вверх по склону.

— Мы тоже сходим, — решила Кира, шевельнув заостренными ушками.

— Конечно, — кивнул, все еще краем сознания пытаясь понять творящееся с Силой.

В сопровождении дроидов Шак, Каш и Кира пошли наверх. До сих пор поражаюсь, когда вижу, как Ня с Пифом за манипуляторы держатся. Он ее шестнадцать лет искал, вместе с Семьдесят Седьмым и Пятьсот Вторым с нуля корпус дальней разведки создал, котятки, когда подросли и обучение закончили, дружно ему помогать стали, да так в итоге и призвание свое нашли. Они же и вести тревожные приносят, о странниках издалека. Не лезут пока к нам вонги, ждут основные силы. Ничего, мы тоже не сиднем сидим и не просто так с Энакином по галактике с инспекциями мотаемся.

В принципе, у нас тут в некотором роде матриархат получился. Амидала канцлером Республики трудится, моя Ассаж главой Конфедерации работает. Асока, наивная душа, на свою беду Матери Талзин поверила. Очень уж та была располагающей бабулькой, когда ей это надо было. Вот ученица моя бедовая на ее речи и прельстилась, прошла обучение, а карга старая возьми и назначь ее преемницей. А чтобы та не отказалась, старушка-божий одуванчик, помахав всем ручкой, в Силу слиняла. Померла, проще говоря. Так и осталась молодая дурочка координатором и, по сути, номинальным главой десятка сект-течений одаренных. Не орден, конечно, но еще неизвестно, где проблем больше. Ничего, вытянула, справилась. Вон, кстати, и она, солидная матрона, но на фоне своего муженька-забрака — тростиночка-тростиночкой.