— Однако, — продолжил Сталин, — хоть вас и порекомендовали мне, решение о вашем привлечении принимал я. И запрос на ваш вызов в Москву тоже оформлен мной. Я хочу, чтобы вы это отчетливо понимали, товарищ Берия, — внимательно посмотрел в глаза Лаврентия генеральный секретарь.

— Я это отлично понимаю, товарищ Сталин, — тут же с готовностью кивнул мужчина.

А что тут не понять? Ему чуть ли не прямым текстом говорят, кому Лаврентий должен быть верен. И принять сторону — Сталина или Орджоникидзе. И пусть Григорий Константинович и посодействовал тому, что Берия оказался в данный момент в этом кабинете, но верность ему мужчина хранить не обязан. Услугу — да, должен, но не больше.

Сталин несколько минут не мигая смотрел на Берию, но тот стойко выдержал этот взгляд. Удовлетворенно кивнув, генеральный секретарь продолжил.

— Возникла одна проблема, которую решить может лишь человек со стороны. Объективно. Беспристрастно. Профессионально, — каждое слово Иосиф Виссарионович чеканил так, словно гвозди забивал. — На вас могут попытаться надавить. Не поддавайтесь. Отчет лично мне. От того, насколько вы сможете его выполнить, будет зависеть — продолжите вы работать здесь или…

Заканчивать фразу Сталин не стал. И так все ясно. Чуть помолчав, он сел за свой стол и протянул папку, которую Берия тут же с готовностью принял в руки.

— Товарищ Агапенко покажет вам ваше рабочее место. Не затягивайте. Результат мне нужен как можно скорее.

— Сделаю, товарищ Сталин, — уверенно заявил Лаврентий и покинул кабинет.

Иосиф Виссарионович задумчиво посмотрел вслед ушедшему молодому человеку. Тридцать лет всего-то. Но первое впечатление он оставил у Сталина положительное.

Изначально генсеку был нужен сотрудник ОГПУ, разбирающийся в ведении следствия. Раз уж надежды на то, что Огнев найдет такого среди московских уполномоченных, не оправдались, требовалось найти человека из глубинки. Сталин даже поделился этой проблемой со своим старым товарищем, Серго Орджоникидзе. И тот с радостью рассказал о подающем надежды и хорошие результаты председателе ГПУ при СНК Грузинской ССР. Пусть Иосифу и не нравилось местничество Серго, однако в кадрах тот разбирался.

Вот только последние события изменили решение Сталина. И вместо того, чтобы показать свой профессионализм и возможно стать преподавателем по новой методичке, разработанной Огневым с Вышинским, теперь Берия должен заняться расследованием дела Огнева-старшего. Для начала. Самого Сергея Сталин приказал не трогать, но приставить наблюдение. По возможности — скрытное. Что будет делать парень? К кому может побежать за помощью? И побежит ли? От этого будет во многом зависеть, как с ним стоит поступить. А пока остается лишь ждать. Но ничего, Сталин умел ждать.

Когда я пришел, на маме лица не было. Увидев меня, она кинулась ко мне и крепко прижала к себе. Я почувствовал, как на груди расплывается мокрое пятно от ее слез. Настя испуганно стояла в паре шагов и переводила растерянный взгляд с мамы на меня и обратно.

— А папа когда придет? — тихо спросила она, отчего мама еще сильнее разрыдалась.

— Пока не знаю, — выдавил я из себя. — Надеюсь, что скоро.

— Тебе удалось? — оторвалась от моей груди мама и с надеждой взглянула в мои глаза.

Я лишь печально покачал головой. Из нее будто дух выпустили. Она отстранилась и шаркающей походкой пошла в спальню. Настя проводила ее ничего не понимающим взглядом, после чего посмотрела на меня.

— Ты кушала? — со вздохом спросил я.

Та молча закивала.

— А меня покормишь?

Доесть я так и не успел. И пусть сейчас мне кусок в горло не лез, но надо отвлечь сестренку, пока мама приходит в себя. Настя схватила меня за руку и потянула на кухню. Там уже обстоятельно осмотрела стол, убрала все грязные тарелки и протерла его, после чего пододвинула ко мне мою тарелку с начатой кашей. Задумалась на пару мгновений и тут же вскинулась, начав растапливать печь. Та еще не успела остыть, поэтому удалось ей это легко. На печку тут же был водружен чайник, и с чувством выполненного долга сестра обернулась ко мне.

— Молодец, — постарался я улыбнуться ей.

Та робко улыбнулась в ответ. День в итоге закончился на невеселой ноте.

Мама смогла взять себя в руки утром. Мне никто не звонил, ОГПУ за мной не приходило, а в университет мне не запрещали ходить. Поэтому с утра я отправился на учебу. Заодно хоть с Андреем увижусь, надеюсь, его не отстранили. Хоть как-то тогда можно быть в курсе, как идет расследование. И идет ли.

Кондрашев уже был в курсе произошедшего. К нему уже приходили из ОГПУ и провели первичный допрос. Подняли посреди ночи, но хорошо хоть к себе не потащили — опросили сидя на кухне под запись. Ко мне его отношение не поменялось. Поздоровался спокойно, не шарахаясь, а к случившемуся отнесся флегматично:

— С тобой уже однажды случалась неприятность из-за клеветы. Разберутся.

— Тут не мне опасность в первую очередь грозит, а моему отцу.

— И что? Он что-то нарушил? — недоверчиво хмыкнул Андрей. — Твой отец? Не верю.

Ну да, он успел узнать моего батю, пока в нашей квартире со мной работал.

— Это с политикой связано и его членством в партии, — понизив голос, чтобы нас не подслушали, сказал я.

Вот тут Кондрашев задумался. Но потом пожал плечами и сказал, что все равно сейчас ничего сделать мы не можем. Остается лишь ждать.

Так-то он прав, хотя его спокойствие мне не понятно. Или ему все равно, или он что-то знает, о чем я не в курсе. Так мне показалось. Но главное — он не отвернулся от меня. Во всяком случае, пока что. И это меня обнадежило, что в выборе себе секретаря я не ошибся. Если все закончится хорошо, надо не упускать его и тянуть за собой.

На лекциях было очень сложно сосредоточиться. Постоянно думал об отце. Как он там? Бьют ли его, как на моих глазах поступали с другими задержанными? А если да, то сможет ли он выдержать это? Сталин похоже или даст отмашку тому незнакомцу «крутить моего батю», или приставит кого-то другого для расследования. Но просто так это не оставит. А к кому я еще могу обратиться за помощью? Особенно с учетом того, что генеральный секретарь вмешан в это дело.

Вариантов я не находил. Не думаю, что кто-то, кто остался в правительстве, пойдет против Иосифа Виссарионовича. Да и я сам никаких знакомств, даже шапочных, там не имею. Кого я знаю? Алксниса? Так он военный, к тому же заместитель начальника ВВС, а не сам начальник. Да и не пойдет он против Сталина. Кто еще? Баранов? С тем я общался мало, настолько близко мы не знакомы. Говорин? Даже не смешно. Андреев? Опять же — пару раз виделись. К тому же он ставленник Иосифа Виссарионовича. Про конструкторов я и не говорю. Те перед властью беззащитны — Поликарпов тому наглядный пример. Сталин привязал меня к себе плотно и ограничил от любых контактов с другими влиятельными людьми. Лишь те, кто не имеет влияния или верны генеральному секретарю со мной в основном и общались больше всего.

Так и не решив, кто мне может помочь, я попытался переключиться на другие дела. Но какие? Ладно в университете — нужно слушать преподавателя, да делать записи. Плюс — иногда было решение теоретических задач. А дома? От дел-то меня отстранили, а они оказывается занимали 99 процентов моего свободного времени! Пойти в гости к Борису? А если я его таким образом подставлю под более пристальный взгляд ОГПУ? У меня и так паранойя разыгралась, будто за мной следят. То же самое с другими моими немногочисленными знакомыми. В итоге я метался по квартире, как загнанный в угол зверь.

От вынужденного безделья и поиска себе занятия, я непроизвольно огляделся, как мы живем. Газовая печь для мамы пока откладывалась на неопределенный срок, но есть же и другие бытовые мелочи, которые могут облегчить жизнь. Например, тот же утюг. Мы жили в приличной квартире, куда уже было заведено электричество. А мама до сих пор по старинке пользуется тяжелым чугунным утюгом, в который нужно горячие угли закидывать.