Стол Вышинского уже был пуст. Андрей Януарьевич свои вещи забрал, а все бумаги по нашей работе с его стола давно перекочевали либо в папку, которую я отнес Сталину, либо к нам с Кондрашевым.

— Ну чего вздыхать? — сказал я сам себе. — Надо хотя бы узнать, до скольки освободить помещение нужно.

Подойдя к столу моего секретаря, я взял трубку телефона и набрал номер Агапенко.

— Распоряжения, что вы должны покинуть кабинет, не поступало, — сказал он мне, когда я задал вопрос.

— Может, товарищ Сталин забыл? Или кто этим занимается?

— Товарищ Сталин ничего не забывает, — возразил мне Агапенко. — И распоряжение выдать вам кабинет давал он.

— А-а… — я замешкался. — А вы можете узнать у него, когда мне съезжать?

— Хорошо, я спрошу, — помолчав, ответил Агапенко.

Ждать пришлось не долго, но вот ответил мне не мужчина, а сам Сталин. Пока я ждал ответа Агапенко, трубку телефона я положил. И когда она задребезжала, на другом конце провода я услышал Иосифа Виссарионовича.

— Товарищ Огнев, скажите, вам не нравится ваш кабинет?

— Э-э-э, — растерялся я. — Нравится, товарищ Сталин.

— Тогда может вам привычнее работать дома? Поэтому вы хотите покинуть его?

— Но я не хочу, — даже удивился я такому выводу. — Но ведь работа по постановлениям закончена…

— Разве мы не найдем вам другой? — хмыкнули в трубку. — Не переживайте, товарищ Огнев, уж работа в советском государстве найдется каждому. У нас это и в конституции прописано. Вот кстати, зайдите ко мне после обеда. Есть разговор.

Теряясь в догадках, я положил трубку. И заодно отметил в уме, что можно порадовать Андрея. Он тоже не хотел возвращаться в мою квартиру, хоть и сказал это не прямо. И вот сегодня сюда не пришел по простой причине: вещи свои он уже собрал, а снова грустно смотреть на кабинет, который нужно покинуть, не хотел. Кто же знал, что мы оба окажемся не правы? Ну ничего, завтра его порадую.

Пока же я решил перенести свой невеликий скарб с определенного мне Вышинским стола на его бывшее теперь уже место. Вот так правильно будет! Андрея оставлю там же, где он сидит, а вот мой стол будет для посетителей. Будут же у меня такие? Не на вытяжку же им передо мной стоять? А то мало ли кто может зайти. Вот и стол будет у человека — и для удобства, и если он с какой папкой придет. Нормально, мне нравится.

После обеда я стоял уже в приемной товарища Сталина. Ожиданием меня томить не стали и вскоре я уже ждал, что мне скажет генеральный секретарь.

— Ваша идея с празднованием Нового года нашла живой отклик у нашего народа, — похвалил он меня для начала. — Эффект превзошел все самые смелые ожидания. Даже сейчас, всего день спустя, мне докладывают, что настроение людей и вера в будущее повысились.

Я не смог сдержать довольную улыбку. А заодно порадовался за сестренку. Теперь и у нее в детстве будет своя новогодняя елка и хорошие воспоминания о ней!

— Однако, — всего одним словом и небольшой паузой Иосиф Виссарионович стер все самодовольство с моего лица. — Мне пришлось пообещать в своей предновогодней речи, что быт людей будет улучшаться. А я привык сдерживать свои обещания. И раз уж вы стали тем, кто придумал эту затею с речью, вам и помогать мне с выполнением этого обещания.

Тут он взял со стола журнал, развернул его и показал мне.

— Узнаете?

В журнале была напечатана схема утюга. Моя схема. Да, я успел все же по совету Вышинского сделать их чистовой вариант и отнести в издательство. Даже продавил включение в ближайший тираж. Как и думал, пришлось показывать свое удостоверение члена ЦКК и корочки сотрудника Кремля.

— Да, товарищ Сталин, узнаю.

— Вот это, — потряс он журналом, — должно стать доступно всем жителям нашей страны.

— Станет. Но время нужно.

— Для начала, хотя бы в крупных городах. И чтобы это произошло, будете следить лично.

— Но… — удивился я. — Как? Я же предприятиями не управляю. Да и не смогу, — тут же добавил я. А то еще реально «прикольнется» и поставит во главу какого-нибудь завода. С учетом того, как Иосиф Виссарионович действовал раньше в работе со мной, вполне реальная на мой взгляд перспектива. Лучше сразу это пресечь. — Для управления навыки нужны. Понимать производственные цепочки. С людьми работать. У меня же ничего подобного нет. Меня рабочие на три буквы посылать будут, как…

— Успокойтесь, товарищ Огнев, — рассмеялся Сталин. — Никто от вас управлять заводом и не требует. Нет, речь о другом. Вы забыли, что являетесь членом контрольной комиссии? Почему как член этой комиссии не выполняете свою работу? — вдруг наехал он на меня.

— Но у меня и времени на это нет, — развел я руками.

— Только сегодня жаловались мне, что у вас работа закончилась, — хмыкнул Сталин. И тут же продолжил. — Товарищ Берия расследует дела, заведенные гражданином Ягода. И в половине случаев не находит того состава преступлений, что вменяются подозреваемым. Зато случаев разгильдяйства членов партии и неподобающего поведения столько, что только за голову хвататься приходится. Это недопустимо! Вот как член центральной контрольной комиссии вы и будете обязаны пройтись по предприятиям нашей страны и помочь товарищам исправиться. А кто не захочет… — Сталин сделал многозначительную паузу, после чего все же завершил свою мысль, — … тому не место в наших рядах. Вы меня поняли, товарищ Огнев?

— Вполне, товарищ Сталин, — вздохнул я.

Уже не в первый раз Иосиф Виссарионович мне про мои корочки напоминает. Видимо надоело ему, вот он уже в приказном порядке заставляет работать в этом направлении.

— Вот заодно и посмотрите, как заводы работают для блага народа. Ваши схемы будут включены в план на производство. Работайте, товарищ Огнев.

Март 1931 года

— Тимофей Иванович, он уже здесь! — ворвалась в кабинет парторга стекольного завода его помощница.

Прическа слегка растрепана, высокая грудь ходит ходуном вверх-вниз, натягивая тонкую ткань платья, взгляд растерянно-испуганный. Эдакая лань, застигнутая врасплох. В другой ситуации Тимофей Баженов засмотрелся бы, да может и пригласил Дарью к себе домой чайку попить, она бы не отказала. Но сейчас его мысли были далеки от флирта и ухаживаний. Мужчина судорожно проверял, какие распоряжения им были отданы и зафиксированы в приказах, есть ли отметка об их выполнении или не выполнении. По каким причинам распоряжения не выполнены. Как часто проводилась разъяснительная работа с заводчанами о курсе партии, сколько человек были приняты в партию, а кто отчислен. Короче, Тимофей Иванович усиленно проверял — насколько он готов к проверке со стороны партконтроля. Но перед смертью не надышишься, и вот этот день настал — проверяющий уже здесь!

— Ладно, — одернул сам себя Баженов и посмотрел на помощницу. — Даш, как хоть зовут этого залетного молодца.

— Огнев, — прошептала та, а Баженов побледнел.

По предприятиям уже третий месяц шла молва об этом «выкормыше Сталина». С начала года он ездит по заводам страны. Начал со столицы и Ленинграда, а потом перешел на область. И вот и до них добрался. Неподкупный. Все, кто пытался дать ему взятку, лишились своих постов и даже свободы. Огнева пытались запугать — не получилось. Зато такие деятели узнали, как живется на каторге. Ему давили на жалость. Кто-то говорит, что даже получалось. Однако Баженов в такие слухи не верил. Его давний знакомец, бывший директор тканевой фабрики, был одним из тех, кто жаловался Огневу на тяжелую судьбу, плохих поставщиков сырья и бездельников-рабочих. Не помогло. И вот этот человек сейчас у него на заводе!

Дверь распахнулась, и в кабинет уверенно зашел еще совсем молодой парень. Тимофей Иванович уже хотел возмутиться, тут проверяющий из Москвы приехал, а к нему вваливается кто ни попадя! Но вовремя прикусил язык. Вспомнил, что многие уже обжигались на этом, ведь это и был тот самый Огнев!

— Здравствуйте, товарищ Баженов, — кивнул парторгу парень. — Сергей Огнев, — представился он.