— Здравствуйте, товарищ Огнев, — слегка дрожащим голосом поприветствовал в ответ Тимофей Иванович.
Парень уверенно прошел до стола парторга и мужчина тут же освободил парню свое рабочее место. Куда тот ничуть не сомневаясь и сел.
— Ну, рассказывайте, — хмыкнул проверяющий и выжидательно посмотрел на Баженова.
— Вот, — тут же подсунул Тимофей Иванович только что проверенные им бумаги. — Отчет по работе с рабочими.
Огнев неторопливо придвинул бумаги к себе и бегло их просмотрел. После чего спросил, ошарашив Баженова.
— А чего вы скрываете ваши отношения с помощницей? Дарья Валерьевна — женщина свободная. Вы тоже не женаты. Так что вам мешает оформить ваш союз?
— Простите, но причем здесь… да и как вы узнали? — удивился не на шутку парторг, кинув испуганный взгляд на помощницу.
Та стояла красная от смущения и не знала, куда деть взгляд.
— Как откуда? Земля слухами полниться.
— Ну, уж в этом мы сами разберемся, — набрался смелости возразить Баженов.
— Мда? А что будете делать со слухами, что гуляют по вашему заводу? — строго посмотрел на него Огнев. — А с дисциплиной? Какой пример вы подаете трудящимся, вы подумали? Член партии — это ориентир для людей, что его окружают. И что они видят, глядя на вас? Что можно крутить интрижки на работе? Не создавать семью, не растить детей? Какое общество мы построим тогда? Знаете поговорку: вы либо крестик снимите, либо трусы оденьте? Так она про вас!
Помолчав, ожидая ответа и так его не дождавшись, Огнев продолжил.
— Вы читали «заповеди коммуниста»? Понимаю, недавно написано, но рассылка была по всем предприятиям.
— Читал, — сдавленно кивнул Баженов.
— Что там сказано?
— Эээ. — стал судорожно припоминать Тимофей Иванович.
— Вот вам и «э», — хмыкнул проверяющий. — Перечитайте. Идем дальше, когда последний раз проводилась работа по целям и задачам коммунизма?
— Так в бумагах все написано, — ткнул в папку Баженов.
— На заборе «х. й» написано, а под ним дрова лежат, — раздраженно ответил Огнев. — Что толку от ваших бумаг, если рабочие не знают, какое общество мы строим и для чего? Никто из них не смог дать мне ответа, пока я к вам шел! Вы когда-нибудь пробовали попасть в мишень? — вдруг задал новый вопрос парень.
— Нет, а причем здесь это?
— Да при том, что невозможно в нее попасть, если ты ее не видишь! Только если случайно. Также и с коммунизмом — как мы его построим, если люди не знают, к чему стремиться? Тут одно из двух: или вы не проводили с ними занятий, или они их просто не запомнили. Но в обоих случаях виноваты вы!
Баженов побледнел.
— Идем дальше, — удовлетворенно посмотрев на осознавшего глубину своего «падения» парторга, продолжил Огнев. — Когда было последнее соцсоревнование? Вы вообще в них участвуете?
— Нет, — понимая, что закапывает себя еще глубже, но уже не смея врать или увиливать — что-то больно хорошо осведомлен проверяющий оказался о делах на его заводе, ответил Баженов.
— А надо проводить! Почему у вас нет доски почета? Где будут висеть передовики производства и лучшие работники? Откуда у людей возьмется мотивация, если они не будут видеть, что их ценят, ими гордятся?
— Но она есть…
— Где?
— В комнате досуга.
— Эта вы склад так называете? — хмыкнул парень.
— Нет, склад в другом месте.
— А выглядит как склад, — отрезал Огнев. — Видел я вашу «комнату», какой досуг там провести можно? По виду — туда снесли все, что плохо лежит, чтобы с глаз долой убрать.
Тимофей Иванович не знал, что ответить на это. Ведь это правда. Только снесли туда «все, что плохо лежит» специально перед приездом Огнева, чтобы расчистить другие помещения. Кто же знал, что он туда сунется?
— Доску почета — на проходную, — распорядился парень. — Чтобы люди, приходя на работу, видели ее каждый день. И не забывайте ее обновлять раз в месяц.
Баженов постарался незаметно выдохнуть. Раз уж начали отдавать приказы, об их выполнении обязательно спросят. Но с другой стороны — сейчас его с поста никто не погонит, иначе бы не приказывали.
— Директор у вас не в партии — почему?
— Так не хочет, — беспомощно развел руками парторг. — Но ведь это дело добровольное, разве не так?
— Так-то так, — согласился с ним проверяющий, — но опять же ваша задача — убедить людей вступать в партию. Чтобы это было почетно, а исключение из нее воспринималось как строгое и серьезное наказание. К тому же возвращаемся к вопросу построения коммунизма. Вот как люди будут видеть в этом что-то хорошее, если их начальник отказывается вступать в партию? Народ ведь как думает: если начальник что-то себе приобрел, или куда-то вступил — то это что-то хорошее, либо выгоду приносящее, либо статус. А раз не вступает, то ничего положительного в этом и нет. Понимаете мою мысль?
Баженов закивал, мысленно проклиная упрямого старика, которому он уже раз двадцать предлагал членство и поручительство.
Разнос продолжался еще полчаса, заставив парторга вспотеть как мышь, но по итогу с поста его не сняли. А ведь он слышал, что бывало и такое!
— Вернусь через месяц, — пообещал напоследок Огнев. — Посмотрим, что у вас поменяется.
После ухода парня, Тимофей Иванович обессиленно, словно пробежал марафон, плюхнулся на свой стул. Дрожащей рукой вытер пот и посмотрел на стоящую в дверях помощницу. Что там Огнев говорил? «Начинать надо с себя?»
— Дарья, я приглашаю вас в ресторан. Сегодня.
Та покраснела и уточнила.
— Вы уверены, Тимофей Иванович? Сами ведь слышали, что товарищ говорил…
— Слышал. А потому, буду делать вам предложение!
Покинув завод, я дошел до машины и сел на заднее сидение, тут же ослабив галстук.
— На новый химкобинат поехали, Михалыч, — сказал я водителю.
— С ветерком, Сергей Федорович?
— Нет, не нужно гонок.
Тот не ответил, но гнать не стал, спокойно тронувшись с места.
Прикрыв глаза, я мысленно прокрутил весь разговор, что прошел только что. И невольно хмыкнул. Это сейчас, спустя три месяца постоянных проверок, я стал столь наглым и уверенным. Костюм вот себе заказал хороший, личного водителя с машиной попросил. И ведь дали! А когда только начинал, все было по-другому.
На первом же заводе, куда я прибыл с проверкой, меня не восприняли всерьез. Их директор тогда даже не показался, а парторг смотрел на меня снисходительно. Как же! Ведь он член партии аж с двадцать третьего года! Весь разговор тогда он повернул так, что не он мне отвечал на мои вопросы, а я ему. Если бы не Савинков, который был ко мне приставлен на первых порах товарищем Сталиным, далеко не факт, что вообще бы со мной разговаривали. Ну, не как с проверяющим уж точно.
Вторая «проверка» прошла почти также. А потом меня вызвал к себе Иосиф Виссарионович и устроил форменный разнос — почему это я веду себя столь неуверенно, с чего не спрашиваю с парторгов как положено и так далее. Короче, Савинков походу меня тогда «сдал». Или изначально был приставлен ко мне с задачей оценить, как я поведу себя в роли проверяющего. И скорее всего второе. Потому что через месяц, когда я стал в разы уверенней себя вести и с порога показывал, кто будет задавать вопросы, а кто отвечать, у него как-то быстро нашлись и иные дела.
Мда. Каким «зеленым» я тогда был. И как все поменялось всего за три месяца!
После первых «рейдов» я вспомнил, что «встречают по одежке» и тогда-то и пошел к портному. Заказал себе хороший костюм, сменил обувь, галстук вот теперь цепляю на себя. А еще через десяток поездок ко мне пришло понимание, что проверяющий, который приехал на такси или автобусе, и тот же проверяющий, но заявившийся на служебном автомобиле — это не одно и то же.
Еще одной моей привычкой в таких наездах на предприятия стал опрос рабочих перед тем, как зайти к парторгу. Поначалу, как я надел новый костюм, думал, что это их будет отпугивать. Но оказалось все наоборот. Отношение у работяг стало более уважительным, а желание пожаловаться на произвол руководства увеличилось. Во мне перестали видеть залетного паренька, вместо этого став воспринимать как серьезного и с полномочиями молодого человека.