Они бы ещё пальцем в носу ковырялись, выдумывая всякую ерунду.

Спрашивается, а где теории, версии и осознанные цели исследований, которые стоило бы проверять сериями опытов? Нет их. Всё изучают методом тыка. Наблюдаю за "научной работой" со стороны и меня в тоску вгоняют так называемые "исследования".

Впрочем, мне ли жаловаться? Работу Академия оплачивает фантастически щедро, а выводы из многочисленных опытов я и сам могу сделать. Фактически, мне платят за то, что я в самых благоприятных условиях изучаю возможности своих же питомцев, причём иногда такие, что самому бы мне в голову никогда не пришли.

Притащив стул к жаровне, я развесил на его спинке тужурку, чтобы хоть немного подсохла.

От нечего делать вызвал сразу обоих Элементалей.

Комната С-36 — заповедное место Академии. Откуда здесь столько Силы, не знаю, но грех не потренироваться лишний раз, не экономя её расход.

— Ты у меня будешь майор Вихрь, — ткнул я пальцем в крутящегося передо мной Элементаля Воздуха, ожидающего команды, — Помню, книжка такая у моей бабушки была. Наверное, первая в моей жизни книжка, которой я зачитался так, что прятался с ней ночью под одеяло и читал, пока батарейки в фонарике не садились. А ты… — тут я задумался, — Ладно. Будешь Фениксом. Банально, но извини дружище, ты слишком на него похож, чтобы тебе другое имя давать. Как вам имена? Майор и Феникс. По-моему, звучит.

И тут я сам себе не поверил. Элементалям понравилось!

Это, что ли, ментальная связь с питомцами? Мало того, что они залетали — закрутились быстрее, так я ещё и ощущаю исходящее от них чувство довольства.

Теперь самое главное — не разбаловать их.

Мой личный опыт по воспитанию питомцев ограничивается Масюней, моей первой и единственной собакой. Вроде я, когда её завёл, и у дрессировщиков в нашем цирке консультировался, и интернет перелопатил, но всё равно собаку изрядно избаловал. Она это дело своим собачьим нутром прочувствовала и в некоторых моментах верёвки из меня вила. Зато и отвечала той собачьей преданностью, на которую вряд ли какое другое животное способно.

Собаки, которых сильно любят, готовы прыгнуть выше головы ради своего хозяина. И Масюня, в наших совместных цирковых номерах это частенько доказывала, порой пускаясь в такие импровизации на арене цирка, что уже мне приходилось быть ведомым и ей подыгрывать.

Ладно. Что-то я расчувствовался, ударившись в воспоминания.

Странное дело, вроде практически ни о чём не сожалею, попав в новый мир, а про собаку вспомнил, и в глазах защипало.

Опять же, если разобраться — то после смерти родителей у меня, того Сергея Вяткина, не было никого, ближе и роднее Масюни.

Как она там сейчас?

Глава 5

— Трам-ти-ту-та тирьям-пам-пам пабам-пабам, — напевал я мотив циркового марша, бодро шагая из клуба к нашему дому.

Если что — эту мелодию я в своей жизни слышал больше раз, чем любую другую. Именно с неё всегда начинается цирковое выступление. А когда этих выступлений по два в день, а в дни школьных каникул и по три — четыре, то сами понимаете — наслушался я этого марша Дунаевского до сыта до отвала. К ней у нас, детей цирковых артистов, даже свой вариант слов был придуман: — Советский цирк ваще циркастей всех цирков.

То, что мне не светит стать великим плагиатором, про которых в моём мире были сочинены тысячи книг, я заподозрил ещё в "Адской собаке". Больно уж непривычно звучала местная музыка, впрочем, воспринимаясь мной без боли и мучений.

Про то, что в местной гамме шестнадцать полутонов, а не двенадцать, как в моём мире, я достоверно узнал буквально вчера. До сих пор мне как-то не до музыки было, а на слух и эта неплохо воспринималась. Но первое же знакомство с местным музыкальным инструментом — пятиструнным подобием мандолины большенького размера, расставило всё по своим местам.

Все мои знания музыки из прошлого — коту под хвост. Скажу больше — свои мелодии мне лучше петь, оставаясь в одиночестве. Федр, как-то раз услышал мои рулады, исполненные в душевой, и попросил больше не заниматься вокалом в его присутствии. Ну, так-то да, по местным меркам и с их-то непривычными музыкальными интервалами, я попросту "в ноты не попадаю". Причём сразу во все, кроме первой.

Короче, чувствую я себя в этом вопросе не менее странно, чем портной, пришедший со своим метром и узнавший, что все выкройки и лекала ему надо будет теперь рисовать не в сантиметрах и миллиметрах, а в дюймах и прочих непотребных единицах, чуждых его навыкам и пониманию, а ткань покупать в саженях, аршинах и вершках.

Впрочем, мало кто знает о том, что легло в основу музыки моего мира. Мы все привыкли к тому, что петь можно только так, как у нас принято и никак иначе, и даже помыслить себе не можем, что существуют другие варианты звучания мелодий и аккордов.

Мне когда-то тоже сложно было себе представить, что во всём виноват Пифагор. Этот грек, с помощью своих последователей — пифагорийцев, построил звукоряд исходя из любимой им математики.

"Две звучащие струны дают консонанс лишь тогда, когда их длины относятся как целые числа, составляющие треугольное число 10 = 1 + 2 + 3 + 4, то есть, как 1:2, 2:3, 3:4," — утверждали они, и положили это утверждение в образование звукоряда. Того самого, которым в моём мире до сих пор пользуются все известные певцы и композиторы, считая это правильным и единственно возможным решением. Знакомые всем семь белых и пять чёрных клавиш рояля — наглядное отражение греческого звукоряда. К слову сказать, довольно примитивного и не самого благозвучного, но привычного уху обитателей Земли и математически выверенного. У нас, землян, всё было просто — аккорд мажорный, аккорд минорный и пара — тройка других, от них же образованных. Освоил это дело на гитаре, выучил десяток дворовых песен — и ты король шпаны. Здесь всё не так — четыре условно мажорных построения аккордов и столько же минорных. И не все они сочетаются меж собой.

Как бы то ни было, но бардом здесь мне не стать и Высоцкого не перепеть. Мозг сломаю, но спеть по местным нотам не смогу. А заодно и не скоммуниздить мне кучу шлягеров из моего мира, чтобы надувшись от гордости пожинать незаслуженную славу и деньги, признавая в душе, что ты всего лишь мелкий бесталанный ворюга с замашками гопника, и герой из тебя, как из дерьма пуля. С душком-с… Да и слава Богу, хм, то есть — слава богине Релти. Я и без ворованных песен обойдусь.

Впрочем, мне сейчас совсем не до музыки. Кроме тех задач, что я решаю в рабочем порядке, у меня есть ещё одно перспективное дельце — нужно срочно организовать банду.

Упс-с, я сказал — банду? Нет, конечно же нет. Всего лишь мирную группировку высокоинтеллектуальных студентов, и плевать на то, что все они будущие боевые маги. Мы же, как тот СССР — за мир во всём мире! Ну, по крайней мере мне таким бы хотелось видеть тот коллективчик, который я планирую собрать.

Вопрос не простой и одним количеством участников он не определяется. Скажу больше, наивных девушек и ботанов, вроде моего Ларри, каким он был в прошлом году, здесь немеряно. И у многих из них свербят нижние девяносто, или восемьдесят, намекая, что неплохо было бы заручиться защитой и поддержкой кого-то резкого и авторитетного. На примере той же Элины мне понятно, что первокурсницы на многое готовы, лишь бы не подвергнуться побоям на поединках и унижениям во время обучения.

Другими словами — неуверенные в себе личности с первого и второго курса ко мне косяками попрут, стоит лишь выдвинуть устраивающие их лозунги, и раздать обещания, руководствуясь предвыборной практикой моего мира. В моём бывшем мире перед выборами политики раздают их не скупясь, но им всегда что-то мешает потом воплотить свои идеи в жизнь.

Скажем так — мне не слишком хочется выступать в роли знамени униженных, зачморённых и оскорблённых, зная, что сопли у этой публики польются рекой при любом удобном случае.