— «Последует следом», — передразнивал его паладин с усмешкой, — Ага, по следу… Если бы ты пришёл сюда, у тебя было бы другое мнение. Но ты сам сделал свой выбор, — покачивал Эйверь фламбергом, в надежде поскорее закончить их разговор.

— Вот я сюда и пришёл, паладин, — сверкал глазами его оппонент, пока они продолжали кружить по импровизированной арене, всматриваясь в движения друг друга.

Казалось, этого безумца совсем не заботит, что вокруг уже даже собираются зрители их поединка среди стражников. Что в случае победы, он всё равно будет убит или казнён. Вооружённый молотом и мечом он был просто преисполнен кипящим желанием мести всем представителям знати, не желая ничего и слушать о каких-то справедливых решениях.

Боевой танец из стороны в сторону снова замедлялся и затягивался. Оба воина изучали друг друга, кузнец выискивал уязвимые места на броне Эйверя помимо того, что тот не носил шлема и любой удар кузнечного молота мог бы разбить череп и оказаться смертельным. Но каждый пока что занимал выжидающую позицию.

Наконец свершилась первая атака. Разбойник не выдержал первым и когда нашёл, как ему казалось, удачный момент, с воплем ринулся вперёд, вонзил клинок крепко в землю, и опираясь на него закрутился ногами вперёд, едва не сбив паладина на влажную траву, покрытую всюду вокруг пятнами крови, чтобы размозжить упавшему лицо крепким ударом.

Но главный защитник короля удержался на ногах, а оппонент его уже, вытащив меч из земли и, сжимая молот в правой руке, начал агрессивно размахивать обоими орудиями, в надежде всё равно ударить того по голове, выбить из состояния равновесия, а лучше и вовсе лишив сознания, и разрубить паладина на куски мощными и быстрыми ударами.

Завертелся новый танец двух порхающих клинков в воздухе, и казалось к такой резвости и прыткости противника бывалый воин был даже не готов. Эйверь успевал лишь уворачиваться, отступать и изредка делать защитный блок даже не щитом, а своим, куда более красивым и крепким мечом, преграждая смертоносному лезвию врага путь к своему телу.

При этом паладин всё же ловко избегал даже самых внезапных и сильных атак своего соперника, яростно желающего его изрубить. Порой лезвие меча и молот попадали по плотным бронированным наплечникам, скользя вниз, но чаще всего промахивались или отражались умелыми блоками. Поединок затягивался, что явно не шло паладину на руку, Эйверь уже начал ощущать тяжелый вес своего оружия и плотных доспехов, а берсерк-разбойник только усиливался в своей ярости новыми жесткими выпадами.

Однако именно эта небольшая усталость оказалась сейчас, как нельзя кстати. При очередном взмахе бандита молотом, в своём отступающем движении назад, чтобы увернуться, пятясь, паладин блокировал плашмя поднятым лезвием своего оружия вражеский удар, упав при этом от усталости на одно колено. И, воспользовавшись случаем, Эйверь резко сменил руки, заменив блокирующее лезвие меча на щит, а сам, пользуясь тем что оппонент стоит с поднятой рукой и вряд ли отразит мечом его молниеносный выпад, проткнул напирающего кузнеца в живот насквозь.

Кровавое лезвие клинка паладина вышло из спины поверженного неприятеля под предсмертный стон алых раскрытых губ. Поверженный мужчина пытался закричать от боли и ярости, но лишь захрипел и захлебнулся кровью, упав в итоге на спину. Тяжело дыша, дуновением сбивая от глаз мешающие локоны длинных светлых волос, Эйверь медленно поднялся, чуть пошатываясь, вытащил клинок из пуза убитого кузнеца, и толпа воинов вокруг заликовала!

Воин-победитель потешился немного такой славой, оглядываясь вокруг, что больше целей для его меча возле них не наблюдается, и взглянул вдаль на творящееся у разлома стены, где битва ещё не думала заканчиваться. Подступи к замку вовсю осаждались вражеской пехотой, а вот отряды разбойничьих стрелков, похоже, отступили, как только по эту сторону поля битвы лишились своих ладно скроенных орудий.

— Некогда вопить и радоваться, — утробным рыком унял он радостных гвардейцев, — Город всё ещё в осаде, некогда отдыхать! — бросил он и повёл своё окружение к защищавшим подход в замок кадетам, рыцарям и ополченцам.

Капитаны кадетских взводов скомандовали не бросать своих, а разбиться по парам-тройкам и тащить тела погибших к стенам, двигаясь потом в направлении башен и пробоины, чтобы занести павших соратников внутрь и похоронить, как подобает, на городском кладбище.

Кифлер собрал в серый холщовый мешок остатки скрипки Диего, повесив тот на поясе и помогал Тилю донести брата, Стромфа пришлось поднимать аж вчетвером, к тому же Нина водрузила ему на грудь и его клинок, и щит, после чего отошла наконец-таки подобрать и свой брошенный клаймор.

По пути шестой взвод забирал и остальных, вдоль кладки стены приближаясь к округлому выступу правой от пробоины башни, все сильнее приближаясь к последнему очагу сражения. Там среди размахивающих топорами и секирами ополченцев юрко метались от врага к врагу шустрые рыцари, представляющие свои знатные рода.

И у Оскара Оцелота, и у Аргуса Дименталя, как и у прочих, имелись изображения своего герба. Например, у рыцаря с черепом это была разрисованная спина броневого панциря, в то время, как у воина в капюшоне герб изображался на плаще также, по сути, вдоль спины. А были такие, у кого герб обособленным кусочком металла, нередко даже разукрашенного, был проплавлен где-нибудь спереди: справа, слева или прямиком по центру на груди. А мавр Орф вообще сгрёб в кучу тела им убитых, водрузив сквозь них копьё со своим флагом.

Там, среди знатных рыцарей билась и неуёмная Арекса, оставшаяся под собственные громкие молитвы после смерти Галы охранять пробоину стены от вражеских лазутчиков, желавших проскочить напрямую, а не просто тактически бежать к башням и взбираться по сделанным из вонзённых стрел баллист лестниц.

На самой стене продолжал среди обороняющихся биться и сам король, мешавший осаждающим негодяям взбираться на остатки стен в его владения. Но те лезли и лезли, как муравьи на разлитый нектар, не зная устали и не желая отступать от своей затеи.

— Те, кто пришёл в себя в лазарете готовы доковылять сюда и отдать все силы на спасение крепости, — доложил взлетевший на воздушном потоке Бартареон, о своих подопечных, поджигая при этом магическим касанием сложенных вместе двух пальцев клинок в руках короля, заодно окружая того кольцом пламенной защиты, в которое лицом и волосами угождали все, кто влезал к зубцам стены.

— Не хватало нам ещё и магов терять, — бросил ему в ответ монарх, ловко орудия полыхающим мечом в воздухе.

— Но они хотят помочь, — кричал архимаг сквозь шум битвы, взмахов посоха выпуская по рукам ближайших карабкающихся столбы жгучего пламени.

— Ох, позови геомантов, сделаем кое-что, — велел Джеймс, — Надеюсь, выдержат.

— Слушаюсь, мой король, — повиновался волшебник, безо всякой магии треснув посохом из драконьей кости по лысому лбу одного влезающего на почти разрушенную стену, скидывая того вниз с огромной высоты под его напуганные вопли.

Он отправился к лестнице вниз во двор, пока монарх и его стражники продолжали очищать зубцы настенных бойниц от назойливых корсаров, карабкавшихся кто с кортиками в зубах, кто с саблями в одной руке, иные так вообще, убравшие своё оружие в ножны, невесть как собиравшиеся воевать в случае, если удастся взобраться.

— Вайрус! Вайрус! — кричал король на правую башню, махая рукой камерарию.

— Да! Ваше величество, — наконец, заметил тот, подойдя к краю каменистого заграждения катапультной площадки.

— Вели Эйверю отступать, загоняй людей обратно. Убери лучников из бойниц стен и башен, командуй отход, — кричал король, заодно и жестикулируя своим щитом, демонстративно показывая назад, в сторону двора.

Старший советник кивнул, веля расставленным военным музыкантам трубить сигнал к отступлению — музыкальную комбинацию долгих и быстрых нот, знакомую всем воинам ещё как «отбой» с самых первых дней обучения.

Ближайшие отряды постепенно пятились к сторону расщелины, где изнутри давно уже был готов пятиугольный «карман» в виде обратного большущего бастиона, возведённый с щелями бойниц, единственным выходом и верхними острыми выступами на каждой стене.