Далеко не все из тех, кто становился пиратами были бывшими военнослужащими и умели по-настоящему фехтовать. Многие из них были самыми обычными людьми, которых нелёгкая судьба столкнула на скользкую преступную дорожку. Так что противостоять обученным кадетам и к тому же двум взводным капитанам они не могли даже превосходя числом. Однако рано или поздно, окружая отряд, они могли взять верх, так что пришлось разделяться, чтобы всю ораву противника также растаскивать в разные стороны, словно разделяя общую массу войска на отдельные лоскуты.
Некоторые корсары, даже теряя выбитое при фехтовании в бою оружие, оказывались вооружены металлическими кастетами, в том числе и с заострёнными торчащими шипами, переходя на рукопашный бой, если не могли подобрать под ногами чьё-то оружие из павших приятелей. А иногда кастет шёл в ход, когда смертельно раненный корсар, уже выронив саблю или меч, ещё на последних силах пытался как-то задеть, ударить или поцарапать кого-либо из диверсантов.
Ильнар никак не мог выбрать удачную позицию, чтобы зажечь сигнальную стрелу с пропитанной насадкой на наконечнике. Стоило бы отступить, вернувшись на лодку, да сделать залп прямиком на реке, пусть даже не в лагере, а где-то рядом с этим местом, но сбегавшиеся толпы им путь на берег постепенно отрезали. Приходилось поставленной вокруг него охране сдерживать удары и сражаться, двигаясь к деревьям.
Охрану главаря составляли в основном арбалетчики, но как только они давали залпы вокруг себя в разные стороны, им необходимо было в суете и темноте перезаряжать свои оружия, что давало отличное окно для манёвров напавшего на лагерь отряда.
Кифлер с дальних рядов рванул своей шпагой к мундиру адмирала, но тот легко отразил его резвый удар, внимательно следя за всем, что творится вокруг, а вскоре и его самого окружили корсары-телохранители на дающие возможности наброситься на своего главаря и тут же лезущие на каждого, кто смел к нему приближаться.
Кифлер парировал одного, двоих, третьего, а дальше был вынужден отступить и пятиться, видя их сильный отпор на все его попытки. Приходилось оборачиваться и разить разбойников вокруг себя, чтобы не оказаться на чьём-нибудь клинке во всём этом замесе. При этом бой с побережья Нисы плавно перемещался на лесную опушку среди лезущих всем под ноги кочек, кустарников или подвернувшихся элементов лагеря от сложенных дров до палаток и сараев-виней.
Эльф заметил, что один из небритых атакующих его корсаров вообще не держит меч, а сражается протезом своей ампутированной руки — дальше локтя его конечность обрастала округлой металлической гардой из которой вперёд высовывалось длинное зазубренное лезвие с маленьким желобом между рядами волнообразных острых наростов.
Легенды о пиратах с деревянной ногой или металлическим крюком вместо руки обрастали реальными фактами прямиком в разгар баталии, окружённой туманом. Кифлер уже с трудом представлял, где сейчас находятся свои, причём их отряд, посланный устроить погром и схватить адмирала, был в явном численном меньшинстве.
Однако о своей миссии никто не забывал. Метнув свой щит в челюсти бегущего разъярённого врага, ломая тому нос и выбивая зубы, Тиль Страйкер присёл к полыхавшему неподалёку костру, выбирая палку покрупнее, которая бы уже на половину вовсю пылала, обращаясь углём, и начал поджигать всё, что только мог ткнуть ей вокруг, начиная от палаток и досок, заканчивая одеждой прямиком на сражавшихся неприятелях, которых потом, пойманных в растерянности, он мог разить своим мечом.
Нина, широко вокруг себя махавшая клаймором, срубая вражеские головы, тоже нашла время помочь товарищу и бросала полыхающие головешки из костра повсюду вокруг. А Рихард Крэйн, также вооружившись подобием факела, сжигал гамаки и основные держащие опорные конструкции виней изнутри.
Их примеру следовали и другие, за исключением Арексы и Такады, которые активно бились двумя оружиями, не желая освобождать ни одну из рук, да Кифлера, который в одиночку из тумана всё противостоял телохранителям Адмирала, которые получая даже глубокие ранения в грудь и в живот всё равно держались на ногах и продолжали битву.
Периодически возле него возникал Эрвуд, снося тем головы или пронзая сбоку, покручивая в ранах меч, также стремительно исчезая в дымке, бегая здесь повсюду, как неуловимый призрак. Он толкал походные печи, переворачивая их на бок и рассыпая угли да горевшие дрова. О сами печи также периодически могли споткнуться и свои, и чужие, но так как врагов здесь вокруг было большинство, то обычно такие преграды сейчас работали армии короля только на руку.
Такада не забывал и о своей вновь сплетённой после мытья косе, в которой всегда красовалось крупное вплетённое лезвие. Он мог парировать атаку двух разбойников справа и слева, при этом махнуть головой так, чтобы лезвие либо задевало третьего нападавшего сзади, либо вообще завертелось вокруг, и прямиком над опущенными мечами свистело и резало в воздухе вражеские глотки.
В густом тумане была явная опасность задеть своих, а с учётом маскировки те ещё и были одеты, как флибустьеры, однако этот риск всё равно казался оправданным, а некоторые под костюмы и накидки умудрялись надеть свою кольчугу или броню, как, к примеру, Тиль, уже избавившийся от белой пиратской рубахи.
Эрвуд же в своём чёрном наряде корсара носился по периметру, поджигая его, и периодически врывался в гущу событий, просто сыпля уколы клинка налево и направо — в плечи, в бока, в бёдра врагов, пусть не слишком глубоко на такой скорости вонзавшихся движений, однако рана есть рана — мучащая боль, проколотые органы, потеря крови и, в конце концов, просто отвлечение внимания на себя, в то время, как сам уже уносился прочь.
Пока на него оглядывались или пытались развернуться — разбойники уже могли получить более внушительный разящий удар, нередко оказывающийся смертоносным. Эта рассредоточенность по полю сражения на лесной опушке в белёсой дымке помогла отряду не оказаться в плотном кольце, а заодно и вправду учинить поджог многого инвентаря во вражеском лагере, да и не только инвентаря.
Бывало, что некоторые особо хитрые корсары заседали на деревьях и неожиданно спрыгивали вниз, когда пятясь к стволам подходил кто-нибудь из отступавших в дуэлях. Так начались первые потери среди бойцов, не ожидавших подобной засады. Однако некоторым умудрялось даже мгновенно собраться и при такой подлой и внезапной атаке, либо расталкивая тех плечом, отпихивая ногами, а то и достойно парируя своим клинком все их попытки нанести смертельные разящие удары.
В суматохе боя даже бывали случаи, когда пираты рубили своих же. Так, например, они могли видеть Нину в белой рубахе, бежать в её сторону и колоть первого же, кто в такой рубахе снова окажется на виду. Но туман здесь выступал явно на стороне вторгшихся диверсантов, которые сами хотели вторгнуться в Олмар, а в результате терпели нападение на собственный лагерь.
— Гирдел мёртв! — раздавался несчастный женский голос с явными оттенками слёз и страданий откуда-то слева, где, похоже, одна из девушек-кадетов Восьмого Взвода с горем обнаружила трагически-павшего друга, заколотого разбойниками.
Эта фраза могла как отвлечь своих, знавших этого самого Гирдела, так и изрядно их разозлить, разжигая в глазах желание отомстить за своего убитого сослуживца. Яростные взмахи обрушивались на тела и встречали лязгающее парирующее сопротивление снова и снова. Из корсаров ни у кого не было щитов, в основном лишь сабли, шпаги, мечи да кортики с ножами.
Им не встречалось секир или алебард, хотя с маленькими топориками и более крупными колунами сталкиваться изредка в бою приходилось, но у таких легко ломалось древко, а пока враг был в замешательстве, что его орудие оказалось снесено рубящей частью на землю, а в руках оставалась лишь палка, их уже успевали разить натренированные и весьма озлобленные на них кадеты.
Не бился лишь Ильнар, тщетно перебегавший с места на место, уже лишившийся своего защитного караула, но чудом уцелевший во множестве стычек нередко не без помощи проносящизхся мимо Такады, Арексы и Эрвуда. Те, правда, не задерживались, чтобы его прикрыть на время выстрела, а неслись дальше в туман, крутя свои оружия и разя войска неприятелей, а одноглазый лучник всё пытался выиграть для себя хоть немного времени.