Слишком непредсказуемая эта публика, столетиями промышлявшая разбоями, с молоком матери впитавшая аксиому — грабеж и убийство соседей не только допустимое занятие, оно всячески приветствуется.

А зачем такая головная боль?!

Ее надо решить самыми радикальными методами, заодно истребив всю родоплеменную знать — тогда и создавать по-настоящему регулярную кавалерию, которая почти два будущих века, пока не появятся пулеметы и магазинные винтовки, будет доминировать по всей «Великой Степи» с ее необъятными просторами на тысячи верст.

Именно она станет основой моей будущей армии — да, именно моей — царь Петр не удержит эти земли, да и вводимые им порядки не будут приняты здешним народом. Это ошибка всех европейских колонизаторов — имея маленькие сроки своей цивилизации, они старательно пытались с помощью силы заставить более древние народы, государства которых имеют тысячелетнюю историю, принять их так называемое «покровительство».

А я им теперь не дам этого сделать — все, что знаю и умею, обращу против «белых сагибов», пусть китайцы или индийцы, да пусть майсуры, про которых читал, «попьют» с англичан и всяких там французов с португальцами и голландцами, крови.

Попробую построить здесь социалистическое государство на два века раньше, ислам как идеология для этого очень хорошо подходит. Не знаю, каков будет результат, но даже негативный опыт станет уроком для будущих поколений. Надо объединить Хорезм, Мавераннахр и Хоросан в единое государство, и дать всем народам «Зеленую Книгу» — и раз и навсегда закрыть путь к власти ханам и баям — ни к чему хорошему они не привели свои народы, что в 18-м веке, что в 21-м.

Они думают только о своем благополучии, прославляя и восхваляя только себя, а их приближенные холуи растаскивают страну на кровоточащие куски, сея среди людей вражду, бедность, невежество. А иначе они не смогут управлять и держать власть — кроме паразитизма у них нет никаких программ, а потому не имеют будущего.

А раз так — то вырезать их без всякой жалости, вначале здесь, в Хорезме, а потом, как будет создана регулярная армия, добраться до бухарского эмира и кокандского хана. Устроить исламскую революцию, и показать всем «кузькину мать», пусть четко усвоят — на кого куры записаны!»

Бекович оторвался от размышлений, потер пальцами виски — последние дни ему казалось, что он становится безумцем. Сам не ожидал такого от себя, что будет хладнокровно вести солдат на бой, и сеять кругом смерть — а ее запах под жарким солнцем особенно чувствуется. И перешибить его может только табак — это спасало его в той давней афганской войне.

Жара и тлен, пот и кровь — все, что осталось в памяти и снова возвратилось — война никогда не отпустит того, кто был хоть раз отравлен ее запахом. И не важно в какой жизни — этой или той, что осталась в далеком будущем, которое еще не скоро наступит.

— Отпей, хан!

Сиюнч с поклоном протянул старшему брату кожаную флягу — Бекович выпил кисловатого вина — понятное дело, что нарушение заповеди пророка, но ситуация такова, что это один из способов избежать кишечно-желудочных заболеваний, привычных для этих мест.

Денщик протянул князю раскуренную трубку — тот пыхнул дымком и огляделся. Многие шведы и русские тоже курили, табачный дым не пороховой, не такой густой — поднимался в жарком воздухе, и тут же его смывал легкий ветерок, вот только прохлады от него не было.

Тело под рубашкой сочилось потом, мокрая ткань липла к коже. Да еще тяжесть кольчуги под халатом сильно чувствовалась, давя на плечи — но именно она его уже трижды за этот день спасла если не от гибели, то тяжкого ранения — хивинские стрелы не пробили индийскую сталь, хотя синяки оставили заметные, ребра надрывно ныли.

— Великий хан, мы победили! К нам идут на выручку, полковник Хрущов уже на подходе!

Уздени и ногайцы уже именовали его ханом — а как иначе, если бывший владыка Хивы лежит связанный по рукам и ногам в яме, и его ожидает вполне понятная участь — ведь хан должен быть один, а два это полное нарушение традиций. Один лишний, и он должен умереть — восседать на троне будет победитель. Правда, в Хиве ханы выборные, так ведь эта проблема легко разрешается опять же привычными для Востока методами — все несогласные да потерпят ущерб и умрут, а оставшиеся поднимут его на белой кошме, радостными громогласными криками оглашая воздух. И еще бы им не ликовать — их ведь оставили жить дальше!

— Великий хан! Хивинцы убегают!

Уздени радостно закричали, замахали руками — действительно, хивинская конница перестала кружиться на отдалении, держась за пределом дальности стрельбы новыми пулями — усеянное трупами пространство производило на степняков гнетущее впечатление. И теперь они уходили, вернее, пытались убежать, хлеща плетьми уставших коней. Желание отбить своего хана, попавшего в плен, или отомстить за него, у хивинцев пропало напрочь — слишком кровавым оказался повторный урок.

— Князь, пехота полковника Хрущова на подходе. Шведы, ногайцы и кайсаки преследуют врага. Это победа!

— Нет еще, майор, рано о том говорить.

Бекович остудил своими словами возбужденного Пальчикова, хотя прекрасно его понимал — отбились ведь с трудом, и лишь благодаря отменной выучке ветеранов. Два раза хивинцы перелезали через дувал, отбились гранатами, но раз схлестнулись в отчаянной рукопашной схватке — и там штыки одержали верх над саблями.

— Вот когда возьмем Хиву, тогда и будет полная и окончательная победа! Но до нее еще дойти нужно, и войну продолжать…

— Но ведь хан в плену!

— Чингизидов хватает и без него — и пока их не станет в Хорезме, власть наша будет зыбкой! Да, кстати — достаньте из ям имамов и наших пленников, дайте им напиться — война на сегодня окончена.

Бекович закурил новую трубку, поднесенную ему братом, а уздени принялись доставать из ям узников. Имамы и суфий с учениками первым делом стряхнули песок, потом принялись молиться — от воды они отказались, показав знаками, что напьются позже.

Ну что ж — их дело, но молитва по погибшим воинам тоже нужна — хивинцев погибло несколько сотен. И трупы лежали вповалку вокруг небольшого зеленого оазиса.

— Хан, прости — казначей жив и здоров, а хан…

— Что с Шергази-ханом?!

Бекович оторопело уставился на неподвижное тело, рядом с которым растерянно топтались ногайцы, и сидел, скрестив ноги, казначей Досим-бей, спокойно пивший воду из бурдюка.

Судя по синюшному лицу, бывший владыка Хивы скончался от банального сердечного приступа. День для него действительно выпал нервный, а жизнь, полная излишеств, причем нехороших, оказалась на диво короткой в такой напряженной ситуации.

Бекович только замысловато выругался — планы оказались под угрозой, совсем некстати помер Шергази-хан, избежав уготованной для себя казни. Вот как оно бывает!

— Шергази-хан за свое коварство и глумление над правоверным наказан самим аллахом, пославшим ему позорную смерть! Тебе нет нужды мстить всему народу Хивы, великий хан Искандер! Смягчи свое сердце и даруй невинным пощаду, а слабым свою защиту и покровительство!

— Хорошо, — после долгой паузы отозвался Бекович, внимательно глядя прямо в глаза имамов — свои глаза муллы не отводили в сторону, и это свидетельствовало о многом.

Ведь если те подтвердят, что случилось на переговорах, понятное дело, что в его пользу, то дорога к ханскому трону станет для него очень короткой и лишь немногие из беков не согласятся признать его новым властелином Хивы и будут сопротивляться дальше. Но с ними можно будет покончить уже силой, и тогда любую жестокость ему простят и не осудят — времена такие на дворе, восточное средневековье.

Но есть и другой вариант, крайне пренеприятный!

Тушку так не вовремя помершего хана могут сделать «священной», а его самого, оказавшись в безопасности за стенами Хивы, объявить вероотступником, происками самого иблиса и призвать правоверных к джихаду. Вот тут совсем скверно будет — и ружья с пушками не помогут. Придется убираться из Хорезма, уходить обратно через пустыню до Яика — и какова будет реакция царя Петра на такое возвращение предугадать трудно. Может и обласкает, а захочет, так сам обвинит Девлет-Гирея-мурзу в вероотступничестве. Посадит на кол, или прикажет колесовать — спаси всевышний от такого исхода, да будет милость аллаха!