— Никаких мальчиков кровавых перед глазами! А ведь сколько народа за эти пять месяцев по моим приказам ухайдокали! И не подсчитать — счет давно на тысячи пошел, и за половину первого десятка явно перевалил. Да уж — постарался я, чего тут скажешь!

Лежать на мягких кошмах было комфортно, а под ватным одеялом и тепло. Все же октябрь месяц в здешних краях начало осени, и в отличие от сентября начинается похолодание, днем температура десять-пятнадцать градусов по Цельсию, и после жаркого лета, что начинается в мае, становится ощутимо прохладнее. И так до конца декабря, когда наступает зима и температура держится чуть ниже нуля на три-четыре градуса. Но так как в пустыне постоянно дуют ветра, то всегда кажется, что в здешних краях холодно. А в марте-апреле опять начинается весна — благодатный край, где мягкая, почти бесснежная зима стоит всего пару месяцев.

Правый бок сильно пригревала своим телом юная наложница — стройная как тростинка, с выразительными глазами, и чудным именем «пятничный цветок», которую он сокращенно называл привычным именем Аня. Была у него в той жизни с таким именем русская девчонка, любовь на третьем курсе — но не сложилось как-то, видимо не судьба.

— Повелитель, не уходи, — тонкая ручка обвила ему шею, узкая ладошка стала шаловливо поглаживать грудь. А нежные губы стали целовать плечо, а зубки иногда покусывать кожу. И хотя он всю ночь рьяно «трудился», скажем так, но желание обладать девушкой, для которой месяц назад он стал первым и единственным мужчиной в жизни, чуть превысило чувство долга — Александр решил, что все дела можно отложить на часок.

— Ты так желанен, Искандер, могучий лев Хорезма, шах-ан-шах, мой возлюбленный. Я так хочу подарить тебе наследника…

Анна застонала, но то уже было от наслаждения, а не от боли, как бывало прежде, в первые две недели. А он насыщался ее, медленно и неторопливо, получая жгучую радость обладания своей женщиной.

Но мысли текли в голове своим потоком, никак не мешая чистую воду разума в мутном потоке сладострастия. Да и слова со стонами привычно пропускал мимо ушей, хотя и возбуждался при этом. Когда у тебя фактически три жены, как пел когда-то Юрий Никулин в бессмертной комедии, то научишься относиться вполне спокойно к фразам и словам, которые повторяются каждой ночью в той или иной интерпретации разными мелодичными и медоточивыми голосами.

«Да, в многоженстве есть свои положительные стороны, и все они обусловлены простым обстоятельством — жены вынуждены жестко конкурировать между собой за внимание мужа и доброе отношение его к ним. Это невольно настраивает женщин на исключительно позитивное и доброжелательное настроение, которое редко встретишь при единственной избраннице, какая бы внимательная она не была.

На что хороша моя первая супруга, в той прожитой жизни, с чудным советским именем Владилена — в честь Владимира Ленина так названная — но порой хотелось сбежать из дома. Раз в месяц, как по расписанию, начинала мне выносить мозг, а порой я совершенно не понимал, почему она поджала губы и строила из себя жертву, как в песне — «ты меня обидел, слез моих не видел». Лишь через несколько лет до меня дошло, что таким образом дражайшая «большевичка» пыталась доминировать надо мной — в женщинах такая программа природой установлена.

Все в ход идет, особенно интим — «я наработалась, устала, голова болит, хворости женские одолели». Так и хотелось спросить — а язык не болит «отмазки» постоянные «лепить», и тяжко ему слова добрые сказать, видимо?! И попытка установить полный контроль — над финансами, настроением и встречами. И перечень вопросов соответствующий, как «заезженная» пластинка известной советской фирмы «Рекорд» — «куда пошел, зачем пошел, о чем говорил?!»

И просьбы соответствующие — «я с тобой, посиди со мной, мало денег — надо бы больше, как у моей подруги — муж о ней заботится, на руках носит и любой каприз выполняет, а ты нет!»

Так что в начале восьмидесятых пришлось расстаться — после Афгана увидела хромого и губы поджала, и выяснилось, что пока за «речкой» находился, она богатенького мужичка нашла, и быстренько от него «залетела». Так что не мудрено, что нравы в бывшем СССР оскотинились, особенно у русских. Их женщин уже полностью развратила западная пропаганда — требуют себе богатств и трепетного отношения, а при этом ничего не представляют ценного. И сами никогда не дорожат доброму отношению собственных супругов, меняют их как перчатки.

Наши женщины совсем не такие, хотя в век интернета растление их тоже коснулось. Но еще сильны родовые связи, да и общественное порицание свою роль играет. Да и ислам сильный сдерживающий фактор — в соседнем Иране за прелюбодеяние казнить могут, а у нас любую шалаву за ворота выставят. Так что хочешь, ни хочешь, но нравственность соблюдать нужно, особенно когда ВИЧ характер эпидемии давно принял.

Нет, я лучше здесь поживу — хоть и глухое средневековье, но оно нравится, по сердцу пришлось. И я рад, что люблю всех своих жен, они мне нравятся и хорошо с ними, впервые гарем имею».

Александр несколько раз поцеловал мягкие и податливые губы наложницы — та почти не отвечала и провалилась в сон, разморенная и усталая, с блаженной улыбкой на губах.

— Спи, Анечка.

Бекович встал, накрыл любимую одеялом, поцеловал щечку, подоткнул края плотного покрывала. Медленно оделся, не забыл проверить, как пристроены под халатом ножны с кинжалом, а в рукавах два стилета. Времена такие, нужно быть вечно настороже. Недаром у русских поговорка есть на этот счет — «береженого бог бережет».

Умылся над серебряным тазиком, почистил зубы мелом, вытер лицо полотенцем. Посмотрел на небольшое блюдо с отборными фруктами — сизая гроздь винограда, красный гранат, желтые абрикосы. Отщипнул несколько ягод — блаженно прищурил глаза — сладко, но не приторно. И открыв толстую резную дверь, вышел из опочивальни в коридор. Там стояли два телохранителя — в серых халатах с серебряными нитями — на одеяниях для личной охраны хорезмшах не скупился, ведь эти люди должны в любую минуту быть готовыми отдать за него жизнь.

В саду было хорошо, и совершив намаз на коврике, Бекович удалился в беседку, покрытую коврами — там его уже ждал горячий чай и подставка с трубками и лампой, где уже горел огонек свечи. Не для освещения, для прикуривания, ибо в этом мире зажигалок и спичек не имелось. Не раз посещала его мысль купить у туркмен «земляное масло», пирит и кремень имелись, огниво тоже — так что высечь искру на пропитанный «самопальным» бензином фитиль не представляло труда. Такой вот аналог фронтовой «катюши» — отец эту зажигалку привез с войны.

Посмотрел на натянутый кусок кожи, на который была нанесена русским офицером карта — «чертеж владений Хорезма». Обитаемые земли шли вдоль русла Амударьи, причем города возводились исключительно по левому берегу — на правом напротив Ургенча находился лишь один единственный Кят, который в будущие времена будет переименован в Бируни, в честь известного астронома.

От Хазараспа на крайнем юго-востоке и до Ходжейли тянулась долина длиной в двести верст. И до пятнадцати шириной — узкая полоса орошаемых земель, протяженный оазис вдоль северной кромки безжизненной пустыни, известной под именем Каракумы. Но территория на самом деле гораздо больше — от Ходжейли вплоть до Арала полторы сотни верст и только один приличный город — Кунград. А от Хазараспа, второго города Хорезма после Хивы, в котором он сейчас находился, граница с Бухарским эмиратом в ста с лишним верстах, а то и побольше. Как бы не полных полторы сотни на круг выйдет — кто там считал пески эти. Граница как раз на полпути между Хазараспом и Чарджоу, «четыре арыка» — как называют этот город, славный своими дынями, что Бухаре сейчас принадлежит.

Так что полтысячи километров выйдет, плюс на сто верст отворот к юго-западу двух проток до озера Саракамыш. Уникальная река Амударья — сейчас впадает в два озера одновременно, как и Кубань. Но последняя река направлена в два моря — Черное и Азовское.