Марк усмехнулся, но ответил:

— И что это тебе даст? Ну, скажу я тебе, что был влюблён в пятнадцать лет в свою соседку, что это тебе даст? Ничего! Правда? — Поднялся из-за стола, ушёл.

Рианн продолжала сидеть, опустив голову. Шепнула сама себе:

— Правда. Что это мне даст? Ничего.

Она за свою жизнь вообще ни в кого не влюблялась. В посёлке все парни косились на неё как на порченую, жизнь вокруг была, конечно, не позавидуешь. Где уж тут было влюбляться? Хотя до случившегося за ней бегал один парень из местных, ухаживал, но Рианн не испытывала к нему чувств. А потом матери не стало, не с кем было даже поговорить по душам, что уж там мечтать о любви, до неё ли было?

Рианн вздохнула. Ну и плевать. Сейчас разве что-то изменилось у неё? Стало только хуже.

* * * * *

Рианн сидела за работой, как обычно, был ещё день только-только после обеда, когда в распахнутую дверь вдруг ввалилось сразу несколько человек и все в форме.

— Куда его? — спросил кто-то.

— Давай сюда…

Среди всех Рианн узнала Дикса, стояла в стороне, нахмуренная и растерявшаяся от происходящего. Что случилось? Четверо легионеров прошли вперёд, они несли на плаще кого-то, аккуратно положили на ложе у стены. От страха Рианн боялась шевельнуться, боялась верить тому, что видела.

Нет! Не может быть! Это не он… не он…

Зашёл человек не в форме, среднего возраста, с седыми редкими волосами, с серебристой щетиной на впалых щеках. Начал давать указания:

— Разденьте его… Мне нужна вода… лучше тёплая, побольше тёплой воды…

Дикс перевёл Рианн его слова, но девушка не шелохнулась, так и стояла неподвижно, смотрела изумлённо большими глазами.

— Рианн! — Дикс повысил голос. — Шевелись!

Она ушла на кухню, вернулась с тазом с водой. А легионеры уже снимали с центуриона форму, окровавленную кирасу, пояса, кто-то парой взмахов разрезал тунику кинжалом сверху вниз. От вида крови тошнота так неожиданно подкатила к горлу, что Рианн бросилась из комнаты вниз по лестнице до первого этажа в уборную. Её рвало мучительно и горько. Слёзы навернулись на глаза. Сколько крови… Как много крови…

Он умрёт. Он не выдержит это всё. Она хорошо помнила то, что смогла рассмотреть: окровавленную грудь и залитый кровью живот центуриона. С таким не выжить. Вот сейчас она вернётся наверх, а Дикс скажет ей, что он уже умер. И она останется одна… Как она будет жить? Что будет делать? О, боги, о, Донар, за что?

Она стирала выступившие слёзы, а сама медленно нехотя поднималась по лестнице наверх. Легионеры топтались в распахнутых дверях и на лестнице, молча расступились, пропуская свенку в комнату. Врач возился с раненым, один из молодых легионеров помогал ему. Дикс стоял рядом, заметив Рианн, взял свенку под локоть и отвёл на кухню.

— Ты главное, успокойся, хорошо?

— Что случилось? — шепнула, глядя в лицо свена с тревогой.

— Вариний хороший врач, он и похуже ребят вытаскивал, а тут не так всё и страшно… — Рианн при этих словах усмехнулась с недоверием. — Кираса его спасла… Крови только много потерял… Пока вернулись, пока сюда… Сейчас он всё промоет и зашьёт, и всё будет хорошо…

— Куда его? — прошептала Рианн растерянно.

— В бок и вот так, на живот… под кирасу наискось… Если бы не она… — Показывал на себе. — Его не пырнули, просто порезали. Если бы пырнули, то хана… А так…

— О, Донар… — ужаснулась Рианн.

— Не глубоко, не бойся ты так, кираса его спасла, кишки же не выпали, так что… — Махнул рукой. — Он выживет, он сильный… Надо только, чтобы кто-нибудь был рядом сейчас. Мы-то уйдём, я сегодня в ночь, а ребята только вернулись… он с ними был. Так что придётся тебе…

— Хорошо, я всё сделаю… — она поспешно согласилась.

— Вариний скажет, я тебе переведу, ладно? — Рианн вздохнула и закусила губу. — Они были в патруле и нарвались на засаду… Свены сейчас злые, зима голодная, все полны ненависти. Сейчас так и будет до весны, пока не начнут пахать и сеять. — Рианн промолчала на всё это, согласно кивая головой, мысли её сейчас были заняты другим. — Да не переживай ты так, он молодой и крепкий, ему и больше доставалось, и выживал, как видишь, и сейчас выживет. Вот увидишь.

Ушёл туда. Рианн осталась на кухне, но сидеть не могла, ходила туда-сюда по маленькому пространству у стола, обнимала себя за плечи. Он не умрёт. Сказал же Дикс, всё будет хорошо, значит, будет. Только сердце тревожно с болью стучало в груди.

Оказывается, пока она здесь целыми днями, он там ходит в их патрули, спасает какие-то крепости, убивает свенов, а они пытаются убить его. Вот такая у него жизнь, у римского центуриона. Как же должен он ненавидеть всех свенов и её — тоже, она ведь тоже свенка. Как же она, наверное, напоминает ему всех свенов, напоминает цветом волос, кожи, глаз. Как они могут жить под одной крышей, два врага, она и он? И он, наверное, мстит им всем, вымещая злость на ней одной?

Надо будет спросить его об этом. Потом.

Рианн слушала, как разговаривают они там на чужом языке, потом Дикс позвал её. Врач собирал свои инструменты, долго вытирал руки окровавленной тряпкой, рассматривал девушку хмурым взглядом. Спросил Дикса:

— Кто она ему, жена?

— Нет, рабыня.

— Ей можно доверять? Она — свенка…

— Можно. — Дикс поручился за неё.

Рианн смотрела то на одного, то на другого, они говорили между собой по-латински, и она не понимала ни слова.

— Ладно. Скажи ей, что центуриону главное сейчас покой, сон и тепло. — Огляделся. — Пусть укроет его потеплее и поставит здесь жаровни, здесь холодно. Эй, ребята, — крикнул толпящимся легионерам, — закройте дверь! Рану я промыл и зашил, но он потерял много крови. Если сейчас его не трогать, он будет спать. Когда проснётся, надо давать ему пить. Пусть не поднимается. У него будет жар, так что пить, как можно больше пить. Я оставлю немного макового молока, его надо будет растворить в чаше с водой, но давать понемногу, надо поделить всё на три раза… От этого он будет спать, как убитый. Лучше, если он проспит дня два или три. Если будет сильный жар, его надо сгонять. Она умеет это делать?

Дикс переводил это всё Рианн, та слушала внимательно, стараясь всё запомнить.

— Да, я умею это делать, — кивнула и ответила. Дикс перевёл врачу.

— Ну, вот и хорошо. Я приду дня через два, проверю рану, если она чистая, то большого воспаления не будет. Часто ходить я не смогу, мне хватает работы.

Дикс снова перевёл теперь уже для свенки.

— Хорошо. — Рианн кивнула, сухо сглатывая. — Спасибо.

Все потянулись к дверям. Врач со своим сундучком, легионеры, остались только Дикс и Рианн.

— Всё будет нормально, я же говорил.

Рианн принесла ещё одно одеяло из своего угла, укрыла центуриона, стараясь не глядеть в его бледное лицо. На полу горой лежала вся его сбруя, разрезанная окровавленная туника, плащ, калиги — сапоги. Свенка начала потихоньку разбирать это всё, убирала пояса на скамью, где всё это обычно и лежало; шлем уже был там, кто-то из легионеров принёс его и положил тут. Рианн замерла, уставившись на него, сколько раз видела, а тут вдруг почему-то замерла при виде небольшого красного гребня. Всё навалилось вдруг на неё, и прошлое, когда видела такие же вот гребни на шлемах, и вид пролитой крови, и ощущение страха, накатившего от случившегося.

Она ведь могла остаться одна! Он мог погибнуть! Да и сейчас, все так уверены, что всё будет хорошо, а он ещё лежит здесь, бледный, как мёртвый. Боги… О, Тор…

Она расплакалась вдруг, сев на скамью.

— Ну, что ты? — Дикс прошёл к ней. — Зачем это? Тебе же сказали, что он выживет, всё будет хорошо…

— Да, я знаю… — Она кивнула и принялась вытирать слёзы ладонями. — Просто… просто всё так неожиданно…

— Привыкай, он — военный, это может случиться с каждым. Утром он ещё улыбается, ещё живой, а вечером его уже принесут на плаще мёртвым. Так бывает. Ничего не поделаешь. Наших приносят сюда, а они приносят своих в посёлки, там сейчас тоже плачут и готовятся к похоронам…