Он нашёл мешок от продуктов, там, в полотняном мешочке ещё была горсть сушёной малины, правда, за эти дни она несколько раз промокла и теперь пахла плесенью. Но несмотря на это всё, она ещё была съедобной, и Марк съел её всю, медленно и тщательно разжёвывая, а потом запил водой, пахнущей тиной.

Ночь снова была по-августовски холодной, костра он развести не мог, плаща у него не осталось, и до утра он просто мёрз в ожидании рассвета. А потом пошёл ещё раз обходить весь остров по периметру. Ничего нового. Трясина, болото, птицы, комары, лягушки…

Остановился на краю острова и долго смотрел вперёд. Она говорила, всё время идти на юг… Иди и мимо крепости не пройдёшь. А Крикс? Откуда к ним тогда вышел он? Откуда-то из-за кустов, точно, ведь они сначала услышали его и только потом увидели.

Он развернулся уходить и поднял глаза к небу. Прямо перед ним возвышалась макушка берёзы — самого высокого дерева на этом островке. И она была двойной… Пальцы на левой ладони сами собой невольно сложились, выставив два из них в виде буквы V — «виктория». Это победа… Крылатая богиня полководцев, посещающая места битв и сражений. И на ум пришли последние слова Рианн: «Эта берёза… Две макушки…» И она так же подняла тогда вверх два пальца. Вот так же…

Он невольно глянул на свою левую ладонь. Рианн показывала так же, а он подумал, что она бредит от потери крови. А она тогда думала до последнего, как помочь ему, как выбраться с этого острова. Она узнала его, она поняла, где находится! И говорила ему, куда идти, а он не понял, не слушал…

Конечно! Что ещё она говорила? Надо вспомнить…

«Рианн, милая, ты старалась помочь даже тогда, когда сама уже умирала… Ты и тогда думала обо мне…»

Он быстро дошёл до тех кустов ивняка, из-за которых вышел к ним Крикс, дошёл до края острова и осмотрелся. Всё правильно. Впереди, на порядочном расстоянии по болоту, виднелась сосна, наверное, там был ещё один остров, раз она умудрилась вырасти там. И у неё не было макушки, как бывает у деревьев, когда в них попадает молния. Вершина сгорает, и дальше вверх тянутся только боковые ветви.

Она говорила о ней, об этой сосне! Вот, куда надо ему идти! Он собрал в мешок всё, что осталось, он был лёгким и совсем не оттягивал плеча. Отыскал слегу на другой стороне острова и, мысленно попрощавшись с Рианн, шагнул в жижу болота.

Он шёл так, как учила Рианн: прощупывал перед собой каждый шаг, шёл, держа перед собой ориентир — эту сосну. Впереди не было никого, за кого можно было бы держаться, всё надо было делать самому. И он шёл. Медленно, без лишней спешки, без суеты, упрямо и уверенно.

Марк вышел к сосне уже после обеда и остановился отдохнуть. Долго рассматривал ветви сосны, определяя направление. Всё опять верно. Он шёл на юг, как и говорила Рианн. Как раз на южной стороне сосны ветви были более пышными, и иголок на них было в разы больше, чем на северной стороне. Этого, южного, направления и стоит держаться. И тогда он спасётся.

Передохнув, он пошёл дальше. К вечеру, уже в глубоких сумерках, он вышел на небольшой островок и на нём заночевал. Думал, от усталости заснёт тут же и сразу, как коснётся головой земли, но сон долго не шёл, не было покоя и определённости. В голову лезли всякие мысли и тяжёлые воспоминания пережитых дней. А в дополнение ко всему рядом снова завыл волк, разрывая сердце на части.

Почему этот спутник грозного Марса не оставлял его? Почему всё время был рядом, будто преследовал? О чём он предупреждает его?

Что будет завтра? Рианн говорила о рогах лося. Что это значит? Что она имела ввиду?

Ночь тянулась бесконечной и холодной, как обычно. Сон не приносил облегчения и покоя. А утром с рассветом Марк снова тронулся в путь, держась южного направления. Всё время хотелось есть, от голода уже давно тошнило, и дрожали руки. А потом он заметил поваленное дерево на одном из островков и обомлел. Корни торчали вверх чёрными острыми пальцами и издали походили на рога лося. Вот оно что, оказывается… А он-то думал и гадал, что это может быть и что значит?

Да и болото вокруг изменилось. Меньше стала топь, больше попадались острова, и стали они продолжительными, заросшими деревьями и кустарниками. Болото редело, мельчало, а потом и вовсе сменилось влажной землёй. Оно кончилось, дальше стало идти легче и безопаснее.

Встречались кусты шиповника с крупными округлыми ягодинами красного цвета, собранными в соцветия. И Марк срывал их, очищал от костей одной рукой и ел до тошноты. Вокруг щебетали птицы, перепархивая с ветки на ветку. Стоял день, и ему казалось, что он уже почти дома. Узнавались древья вокруг, какие-то протоптанные тропы, видимо, здесь ходили на охоту или за грибами и ягодами. Значит, здесь где-то будут люди. И он шёл, упрямо шёл вперёд.

И к вечеру вышел к крепости. Стоял и смотрел, не веря глазам. Как сказала Рианн: «Там рукой подать… День, от силы два…» Так и есть. Вот она, крепость в лучах заходящего солнца. Они и не дошли-то совсем немного. Совсем чуть-чуть оставалось им, а выйти смог только он один. Это Рианн повела их этими болотами, она боялась, что на другой тропе они встретят Крикса, и он убьёт их. Скорее всего, так и было бы. Это здесь он не стал убивать Марка, понадеявшись, что само болото сделает всё за него, что он сам сгинет, не найдя выхода. На первой тропе Крикс наверняка не пожалел бы стрелы…

Выходит, Рианн ценой своей жизни спасла его, вывела из болота, выкупила у Крикса, отдав всё, что у неё было. Он теперь обязан ей и свободой, и жизнью, а он даже похоронить её по-свенским обычаям не смог.

Она — свенка, германка, варварка, не знающая грамоты, отдала всё, даже свою жизнь, чтобы помочь ему, чтобы спасти его, своего врага. Девчонка семнадцати-восемнадцати лет, так и не ставшая женой, матерью, презираемая соплеменниками, та, которую и римляне все считали только варваркой… А он — римский центурион обязан ей всем…

А она всё спрашивала его, всё задавалась вопросом: вернётся ли он прежним или что-то изменится в нём после того, как он побывал в плену. Он столкнулся не только с плохими жестокими свенами, но и с ней, с Рианн, с Галеном, который помог ему освободиться от цепей, не стал поднимать шума, помогая тем самым бежать.

Да, вернётся ли он назад прежним? Вернулся ли он сейчас в неё таким же, каким уходил из неё месяцы назад? Вот, что волновало Рианн. Стал ли он другим? Уменьшилась ли его ненависть к свенам после того, что он пережил? Стал ли он лучше понимать своих врагов? Смог ли он разглядеть за внешностью варваров людей, равных себе?

Этим были заняты её мысли, вот, о чём она думала, когда вела его болотами.

А сейчас об этом думает он сам…

Вечерние сумерки начали скапливаться по низинам и обочинам дороги, скоро на высоких стенах зажгут сторожевые костры и наглухо закроют ворота. Но он успеет войти в крепость и успеет разыскать кого-нибудь из офицеров, до того ещё, как это случится. Он вернулся. Пусть все об этом узнают до наступления ночи. Он жив, и он вернулся.

Это лето выдалось сильно дождливым, а осень наступила рано с первыми заморозками и ранним стаявшим за один день снегом. Свены во всей округе собрали маленький урожай яровых, а озимые сеяли вообще в землю, покрытую инеем. Зима обещалась быть голодной, а Рим прислал сборщиков податей с нормами, как и в прошлом году. Всё это вызвало справедливые протесты и возмущения в посёлках германских племён.

И как всегда, в такое время оживились друиды. Ходили из племени в племя, от посёлка к посёлку, и настраивали свенов против римлян и римских сборщиков податей. Подначивали на сопротивление, говорили, что неурожай послан богами в наказание, за то, что позволили Риму обосноваться на своих землях, что платят подати ему из года в год, что предают память они своих гордых предков. И обозлённые свены легко попадали под влияние своих жрецов, сбивались в группы и уходили к римским крепостям, нападали на отряды, сторожевые посты, грабили обозы на дорогах, выступали против сборщиков податей.