Рианн усмехнулась своим мыслям. Пора выкидывать это всё из головы, иначе сна не будет, а завтра рано вставать.

* * * * *

Прошло несколько дней, и утром, ещё только-только к рассвету, Рианн проснулась от тошноты, подкатывающей снизу. Это ребёнок её, так уже было не раз. Она поднялась и быстро оделась, бросилась на улицу, даже не захватив плаща, хотя на рассвете всегда бывало прохладно, несмотря на лето. Её рвало мучительно и долго, но желудок после ночи был пуст, и мучительные спазмы сотрясали тело, на глаза навернулись слёзы. Да что же это? Когда всё это закончится?

— О-о, — протянула она с болью, без сил опирась на каменную стену дома рукой. Во рту было горько и противно от тягучей слюны. — Боги святые… — прошептала убитым голосом.

Если ребёнок — это радость для матери, почему же так тяжело он ей даётся? Сколько боли, сколько мук… Погоди, ещё будут роды… Вот тут ты точно намучаешься, дурочка…

Усмехнулась своим мыслям и обернулась. Оказывается рядом с охапкой дров в руках стоял Гален, участливо смотрел в лицо.

— Ты уже здесь? Зачем, Гален? Что ты делаешь?

Он иногда приходил так рано-рано до восхода солнца, на улице уже светало, и до того, как вставали соседи, он успевал кое-что сделать во дворе Рианн. Вот сейчас, например, он перепилил лесинки, натасканные свенкой из леса, и перетаскивал их дровами под крышу дровенника.

— Сегодня будет дождь, посмотри на небо… — Он не договорил, что дрова намокнут, и их надо убрать под крышу до дождя, но Рианн поняла его и упрекнула:

— До зимы высохнут! Куда денутся?

— Тебе плохо? Это из-за него, да?

— Да, Гален, это из-за него…

— Ты не жалеешь, что так получилось?

— Даже если бы я и жалела, что бы это меняло? Даже если я сильно-сильно буду жалеть, он не пропадёт из моего живота, ведь так? Или ты думаешь по-другому? — Она усмехнулась с тоской и ещё раз стёрла с губ горечь тошноты. Да, горько, всё в её жизни горько. Так уж складывалось, ничего не поделаешь.

За углом дома громко стукнула калитка, и Рианн насторожилась: кто это может так рано придти к ней? Она никого не ждёт, хватит с неё и Галена, приходящего незваным. Рианн быстро глянула в лицо молодого свена, тот тоже слушал, и видно было, как побелели костяшки его пальцев, лежащих на берёзовых кругляках дров, на груди.

— А вот и он… — Из-за угла дома, к ужасу молодых людей, появился Крикс. Встал, испепеляющим взглядом глядя на сына, руки на поясе, поза угрожающая, ничего хорошего не обещающая, да и голос под стать — тихий, свирепый шёпот:- А я-то думаю, куда он пропадает по утрам? Какие такие неожиданные дела? А ты у этой… — Смерил Рианн красноречивым взглядом сверху вниз, а она-то в одном платье, даже без плаща.

— Отец…

— Заткнись! — Крикс резко перебил его и вскинул руку, отмахиваясь от непутёвого сына ладонью, как от назойливой мухи. — Я не хочу тебя слушать. Всё ждал, когда ты поумнеешь, наконец… Невесту тебе нашёл… Свободу дал… Хочешь, на охоту ходи… Хочешь, на рыбалку… А ты у этой…

— Отец…

— Замолкни!

Гален отпустил все дрова, что держал в руках, и поленья с грохотом упали к его ногам.

— Я не женюсь на Арике, я её не люблю…

— А кого ты любишь? Её? — Дёрнул выбритым подбородком в сторону Рианн. — Эту римскую шлюху? Ты думаешь, я позволю тебе привести её ко мне домой? Считать её своей родственницей я не буду никогда! — Его тон голоса повысился с шёпота, но не потерял своей силы и злости. — Никогда, слышишь?

Рианн просто молчала, чувствуя, что её, как и в прошлый раз, там, в малиннике, когда молодые свены облапывали её тело, сковал немой ужас, что и рта не раскрыть, и с места не сдвинуться.

— Отец, — Гален снова попытался что-то вставить в слова отца, но тот ему этого не позволял, постоянно перебивая:

— Что ты хочешь? Зачем ты ходишь сюда? Хочешь её поиметь? Так сделай это и успокойся! Тебя никто здесь не осудит! Думаю, ты не первый здесь будешь и не последний! Получи своё и успокойся!

— Отец… Я всегда относился к ней не так, как к другим девушкам, ты это знаешь, я говорил тебе…

— И что? Зато она никогда мне не нравилась, и её отец, и её мать, вся её семейка… Нищие голодранцы… Отец — ни охотник, ни воин… Даром, что кабан его убил! Туда ему и дорога! И мать…

— А что — мать?

— Что — мать? Ты знаешь, что её мать!

— Она попала в руки римлян, и они убили её. Такое могло случиться с любой женщиной тут…

— С любой женщиной… — повторил Крикс негромко, отделяя слоги каждого слова, сказанного сыном, будто пробовал их на вкус, проверял их звучание на своём языке. — Он должен был защищать её… И свою жену, и свою дочь…

Рианн нахмурилась при этих его словах. О чём он говорит? Как он это говорит?

— Все мужчины здесь должны были защищать своих женщин, не позволять римлянам убивать и позорить их… — Гален явно не услышал последних слов отца, тех, на которые обратила внимание Рианн. Даже не сами слова, а то, как Крикс произнёс их. Возможно, переживаемый ею страх оголил её чувства, и она ощутила больше, чем просто слова. А в них звучала уже не злость, не ярость на сына, а боль… Вот её-то Рианн и почувствовала. Что это? Почему Крикс говорит о смерти её матери с болью? Что связывало её с этим человеком?

— Ты больше не появишься здесь… Я запрещаю тебе близко подходить к этому дому и к этой женщине…

— Иначе?

— Иначе… Иначе ты мне не сын больше. Я лучше убью её, чем позволю Риму забрать у меня и второго сына…

— Риму? Она — такая же свенка, как ты и я!

— Она уже не свенка! Она — римская подстилка!

— Ты сам сделал её такой! Ты продал её в крепости так, чтобы она попала в руки римских легионеров. Ты нарочно сделал это, чтобы я не женился на ней!

Вот тут уже Крикс не выдержал и ударил сына кулаком в лицо, раз, а потом ещё раз, опрокидывая на спину. А потом он обернулся к обомлевшей Рианн.

— Это всё ты виновата, римская сучка. Чем ты привязала его к себе? Каким древним колдовством?

— Что? — прошептала Рианн единственное, что нашлась спросить.

— Я выбью это из тебя! Я просто убью тебя… Римская тварь!

Он набросился на Рианн и принялся хлестать её рукой по лицу, она вскинула ладони, заслоняясь от свена, но тот бил её куда придётся: по рукам, по шее, по лицу, по голове…

— Нет! Отец! Нет!

Поднявшийся на ноги Гален буквально повис на руках отца, шептал окровавленными губами:

— Нет! Её нельзя бить… Нельзя! Она ждёт ребёнка…

— Что?

Крикс остановился с поднятой ладонью и глянул в упор в лицо сына.

— Откуда ты знаешь?.. Кто его отец?

— Я…

— Что? Когда ты успел? Ты совсем выжил из ума? О чём говоришь?

— Нет! — это закричала сама Рианн. — Это — ложь! Не надо, Гален, пожалуйста! У нас никогда ничего не было… Это римский… римский ребёнок…

— И зачем ты притащилась сюда со своим римским ублюдком в животе? — спросил Крикс резко, и Рианн выдохнула в ответ вопросом на вопрос:

— А куда мне было идти? У меня никого нет…

— Дак и здесь у тебя тоже никого нет! Зачем ты пришла сюда? Ты хочешь здесь жить и хочешь здесь родить и вырастить своего римского ублюдка? Ты этого хочешь?

Рианн не знала, что ответить и просто опустила глаза. Родить и вырастить? Она так далеко не загадывала, какое там, она даже не знала, что с ней будет завтра, не то что…

— Да вы оба выжили из ума, и ты, мой родной сынок, и она… — Глянул на Рианн, а до этого смотрел в лицо сына, пренебрежительно скривив губы. — Мы уходим, а завтра ты пойдёшь со мной. Понятно? А дома мы ещё поговорим…

Но Гален не пошёл с отцом сразу же, а принялся подбирать на руку разбросанные по земле дрова, намереваясь доделать ту работу, что начинал делать до прихода отца. И Крикс не стал его дожидаться, развернулся и ушёл.

Рианн молча наблюдала за руками Галена, собирающего берёзовые дрова с земли. Что теперь будет? Что будет? Крикс и так ненавидел её всё время, а сейчас что же, вообще жизни ей не даст?