Конечно же, нет, ты всегда смотрел на рабов сверху вниз, и теперь боги и тебя сделали рабом, и как оно тебе сейчас? Не сладко?
Она не могла заснуть, маялась, потом всё же поднялась, закутала плечи в плащ, обшитый заячьим мехом. Огонь в очаге уже давно прогорел, а угли подёрнулись пеплом. Через дымник в крыше тянуло ночной прохладой. Хоть и лето, а ночи всё одно холодные. Хоть дождя нет, и то хорошо.
Скоро вернётся Крикс, он узнает, что центуриона невозможно обменять на его младшего сына, и что тогда он будет делать? Должно быть, центурион дорого обошёлся ему, а Крикс очень ценит своё серебро. Просто так он не убьёт его: не простит себе такой убыток. Может быть, тоже попробует продать куда-нибудь в другой посёлок, в другое племя? Он в любом случае попытается вернуть свои деньги, или Крикс не Крикс, и Рианн совсем не знает его.
Кто бы мог подумать, что он жив. Все уже давно оплакали его, похоронили мысленно, а он ещё живёт.
Рианн вздохнула. Его ребёнку уже три месяца, четвёртый, он растёт в её животе, и скоро, наверное, начнёт щевелиться, а потом свой живот Рианн не спрячет под подолом платья. Все замужние женщины с гордостью носят свои животы, боги одарили их детьми, они плодны и радуют своих мужей сыновьями. И только Рианн боится того дня, когда её живот уже не скроешь. Сейчас все гадают, где она была и чем занималась всю зиму? Когда станет ясно, что она беременна, её возненавидят ещё больше.
В голове сама собой всплыла фраза римлянина: «Тебя никто не обижает?» Он об этом спросил её. Конечно, это же ясно как день, любой об этом знает: надеяться на тёплый приём ей не приходится. Все косятся, шепчутся, мальчишки обзываются, молодые парни думают, как залезть ей под юбку, но пока всё только намёками, и всё ещё можно терпеть. А потом? Что будет потом? Ей не дадут покоя, пока не сживут со света? Её и её неродившегося ребёнка центуриона.
О том, что это ребёнок центуриона знают двое: Крикс и его сын. Гален будет молчать, чтобы не сделать ей хуже, а вот Крикс, тот молчать не будет, весь посёлок будет знать, что у неё в животе зреет римское семя.
Рианн усмехнулась с горечью и почувствовала, как снизу вверх резко начала подниматься знакомая тошнота. Сейчас её вырвет! О, боги…
Она метнулась к помойному ведру у двери, еле-еле успела сорвать тряпку, закрывающую его, склонилась в мучительных судорогах. О, как же плохо ей было…
На ужин она от пережитой встречи с бывшим хозяином так и не смогла что-нибудь съесть, поэтому желудок был пуст, и рвало её только горькой тягучей слюной и кислотой. Тьфу! Да что же это? Сколько уже можно это терпеть?
Она стёрла с губ горечь рвоты и выпрямилась. Небольшой камень в кладке стены чуть сдвинулся у неё под рукой. Этого не хватало. Несколько лет назад отец скреплял раствором камни стен, и что теперь? Её дом в любой момент может рухнуть ей на голову? Этого ещё не хватало!
Рианн склонилась и потрогала камень, зажатый между двумя большими валунами. Может быть, она сможет сама укрепить его? Может, не всё так страшно, как кажется?
Она немного раскачала камень, и он легко вышел из кладки стены. Странно. Он почему-то был абсолютно чистым, на нём не было и следов глиняного раствора. Неужели отец забыл укрепить его или сделал это специально? Зачем?
Рианн осторожно засунула руку в образовавшуюся дыру в стене, оставшуюся от вынутого камня, и тут же резко отдёрнула руку. Что там? О, Донар… Что это? Что-то мягкое… Крыса? Мышь? Сердце стучало в груди от страха. Да что же это, о, боги?
За то время, пока была на ногах, она успела раздуть угли и накидать на них немного древесной ветоши из коры и щепок, всё это давало мало света, а полумрак — не лучший помощник в подобных случаях, воображение рисовало невесть что. Рианн набралась смелости и снова просунула руку в стену. Она вытащила на свет тяжёлый полотняный мешочек, отбросила его от себя. Даже не открывая его, она знала, что это. Это деньги. Серебро Крикса, то, что занял отец у него на покупку быков год назад. Те деньги, которые стоили ей свободы. Чтобы вернуть их, Крикс продал её римскому центуриону, и Рианн стала рабыней и наложницей в римской крепости.
Ох, что же это? Это большая сумма, это очень большая сумма. Таких денег она сама ни разу в жизни не держала в руках. Примерно такую же сумму центурион осенью заплатил за неё, а сам потом всю зиму жил, считая гроши и еле-еле сводя концы с концами. Это большие деньги. Но что теперь Рианн делать с ними? Потратить их? Приготовиться к зиме? Купить дров, зерна, корову?
Это — деньги Крикса! Это его грязные деньги! Его подлые деньги, стоящие ей свободы и чести!
Она жила, не имея таких денег, готовилась к зиме, знала, что через полгода станет матерью, будет нуждаться, будет сильно нуждаться, но рассчитывать на эти деньги она не хочет, не может. Это — грязные деньги! Крикс заработал их, торгуя с римлянами вином, продавая им своих соплеменников, ссуживая в долг, нехорошие деньги, подлые деньги… Они не будут впрок! Будь они прокляты!
Рианн понимала умом, что совсем не из-за этих денег Крикс увёл её в римскую крепость и продал центуриону, эти деньги были только предлогом, нет, всему виной был Гален и его чувства к ней. Но всем своим существом она понимала, что не может теперь тратить их, как свои. Это деньги Крикса! Пусть бы он подавился ими! Может, тогда он оставит её в покое? Перестанет злиться на неё, и ждать, когда же местные парни доберутся до неё, поимеют и прирежут…
Надо отдать их ему! Пусть подавится своим проклятым серебром! Ей оно не нужно… Да, из-за него её могут ограбить и убить свои же свены…
Рианн подобрала мешочек с пола и снова спрятала его под камень. Оно целый год лежало здесь и не создавало ей забот, а теперь ни сна, ни покоя не будет. Крикса нет дома, когда он ещё вернётся? День, два, кто знает? А потом надо будет сходить и отдать их ему, пусть забирает своё добро… Оно никому не принесёт удачи! Это злое серебро…
Прошло два дня, и Рианн решилась пойти к Криксу. Все эти дни она обдумывала всё, что случилось: встречу с центурионом, своим бывшим хозяином, найдённые деньги, в существовании которых она даже сомневалась до последнего момента, пока не нашла их. Отец про них ничего не говорил, и Рианн не верила Криксу. Много мыслей промелькнуло в голове, но в одном она оставалась уверенной — деньги она вернёт, не оставит себе ни одной серебряной монетки.
Когда пришла на двор Крикса, остановилась, поразившись количеству народа у стены сарая: дворовые рабы и рабыни, оставившие свою повседневную работу, дети, домашние и даже ближайшие соседи. Все сбились каким-то тесным кругом. Что случилось? Нахмуренная Рианн приблизилась и, когда поняла, что происходит, замерла на месте, чувствуя, как распахиваются губы в безмерном удивлении. Мужчины били римлянина…
Его выволокли из сарая и, видно, по очереди каждый подходил и бил его один на один, вымещая злость к Риму на одном этом бывшем центурионе.
Рианн пробежала глазами по лицам вокруг: женщины, подростки, дети, рабы, жена Крикса, нахмуренная, с поджатыми строго губами, за ней — Гален. Видно, он уже успел «отомстить» за младшего брата, тряс правую руку с тёмными, сбитыми до крови костяшками кулака, да и сам потирал свежий синяк на подбородке. Ему самому, выходит, тоже досталось.
Она почувствовала, как внутри всё сжалось с непонятной ей болью, когда взгляд её упёрся в стену, в бывшего хозяина, избиваемого кем-то из соседей. Это Доран, Рианн узнала его по рыжим длинным усам; три года назад римляне убили у него старшего сына в одной из стычек у римской заставы. Тогда был голодный год, и друиды винили во всём Рим и подначивали напасть на их отряд. В той стычке был ранен отец Рианн, он еле-еле выкарабкался.
Что ни говори, а римляне — хорошие воины, даже сейчас этот отбивался ещё, оказывал сопротивление, хотя и был ниже всех ростом, даже Галена; он худой и измученный пленом, а на ноге звенела тяжёлая цепь.
Он отчаянно сопротивлялся, продолжая держаться на ногах, отбивал удары Дорана, прикрывая лицо и грудь локтями и предплечьями. Это была отвага загнанного в угол волка, когда окружила стая враждебных собак, и деваться не куда, приходится отбиваться или умереть.
