Марк шёл за ней следом и хмурился, гадая о причинах поступка Рианн, и не мог найти разумных ответов на свои вопросы. Рядом шумел и жил лес и вся его живность. Солнце проглядывало сквозь листву, ветер растянул тучи, и земля, мокрая после дождя, мягко пружинила под ногами палой многолетней листвой. У лиа и рук вились вездесущие комары. На ветке берёзы свистел бурундук, красуясь перед людьми, потом проворно юркнул выше и скрылся в листве. Жёлтая яркая иволга вспорхнула с ветки.
Скоро начнутся болота. Они, конечно, не топкие, сколько Марк помнил о них, их центурия прошла без проблем, только что намочили ноги. Но что будет после последних дождей? Отразится ли это на болоте? «Дойдём — посмотрим… Пока сам не увидишь — не узнаешь…»
Рианн говорила, что проводит до болот, а там ему придётся идти одному. Ничего. Он как-нибудь справится. Во сто раз лучше так, чем в сарае Крикса на цепи. Почему она хочет вернуться? Зачем ей этот посёлок? Там нет никого из своих, что там делать? Да и землю, она сказала, что пообещала отдасть Криксу, а сама как собирается жить? Она одна, ни родных, ни близких, скоро зима, что она собирается делать? Коротать зиму в своём домишке?
Он помнил дом Рианн, тепло её очага, она покормила и переодела его в чистое, она хорошая и поступает по-доброму, она решилась его проводить. Она спасла его. «Рианн, я не хочу оставлять тебя этому чужому миру. Я хочу, чтобы ты вернулась со мной, чтобы ты опять была рядом, чтобы опять жила со мной под одной крышей… Рианн! Ты моя! Ты только моя! И пошёл он этот Гален-щенок, пусть не вьётся вокруг тебя, я не отдам тебя ему… Слышишь? Он потерял тебя ещё тогда, когда его отец уводил тебя из дома, когда он превратил тебя в товар и продал, отдав на поругание тем, кого ненавидел… И это справедливо, что ты не достанешься этому малодушному молокососу. Он не достоин тебя! Рианн, ты слышишь меня? Слышишь?»
И свенка, словно, в самом деле, уловила ход его мыслей, остановилась и привалилась спиной к стволу берёзы, шепнула устало:
— Надо отдохнуть…
Марк тоже остановился. Шли они размеренно, средним темпом, обычно на марше ходили быстрее, поэтому он как-то подстроился под шаг свенки и почти не устал. Странно, она всегда казалась ему сильнее, выносливее, а это почему-то вдруг сдала, уже устала. Уж не заболела ли она? Или что это вдруг с ней приключилось? Слишком тяжёлая ноша за спиной?
Он протянул руку:
— Давай, дальше я понесу…
— Не надо… Я сама.
— Давай-давай, не спорь, я справлюсь…
— А ваша рука?
— У меня же их две…
Он забрал мешок у Рианн и перекинул его за спину, продев лямку через левое плечо. Спросил первым:
— Долго ещё?
— После обеда должны выйти… — Рианн стёрла со лба испарину и стояла, переводя дух. Она устала, устала больше обычного. Это из-за ребёнка. Он рос в ней и забирал её силы, раньше она прошла бы такое расстояние и глазом не моргнула, а сейчас и дух вон. Да, похоже, она зря решилась на это всё. Дошёл бы он и сам, зачем ей ещё и эта забота?
— А потом? — спросил центурион.
— Потом вы пойдёте один, а я вернусь назад.
— Зачем?
— Зачем — что?
— Зачем тебе возвращаться? Что ты собираешься там делать? Ты же хочешь отдать свою землю Криксу, как ты собираешься жить? Рианн? Ты должна пойти со мной…
— В вашу крепость? С вами? Кем? Снова вашей рабыней? Да?
Центурион нахмурился на её слова, но потом быстро нашёлся, что сказать:
— Я же не умер, я живой, и моё завещание не имеет силы… Любой судья…
— Что? — Рианн перебила его резко. — О чём вы? Что я всё ж таки ваша рабыня, как это было и раньше? Так, да? Вы про это сейчас говорите?
— Ну-у, — протянул центурион, пожимая плечами, стоял перед свенкой, поддерживая ладонью сломанную правую руку.
— Ну уж нет! — Рианн резко дёрнула подбородком. — Я лучше сдохну в своём доме, чем снова стать вашей рабыней… Вы не заставите меня!
— Я не хочу тебя заставлять! Я хочу, чтобы ты была со мною рядом…
— Ага, и делала всё, что вы пожелаете? Что там опять захочет ваше тело или голова придумает? Ну уж нет! — повторила последнее.
— Рианн! У себя ты обречена. Пойдём со мной. Я не буду обижать тебя… Мы уедем…
— Куда? — перебила резко. — Будем садить ваш виноградник и вместе пить вино? Да? — Усмехнулась громко. — Спиваться, как мой отец?
— Да нет же! Ну почему ты такая?
— Какая?
— Вот такая… — Рианн хмыкнула на эти его слова, а центурион продолжил:- Я же знаю, что ты не такая, какой хочешь сейчас казаться. Ты добрее, ты можешь быть заботливой и мягкой, зачем ты злишься? Я просто хочу, чтобы ты ушла со мной, я зову тебя с собой, а ты… Зачем ты обрекаешь себя на голод, холод и одиночество там? Ты же сама говорила, что тебя ненавидят, так зачем тебе возвращаться туда?
Рианн молчала, слушая его. Как же давно она не слышала его этой неправильной речи на свенском, она уже и отвыкла от звучания этих непонятных слов, и как раньше она могла понимать его?
— Это мой дом… Я там родилась…
Центурион вздохнул, понимая, что с этим не поспоришь.
— Ты там умрёшь одна…
— Все умрут когда-нибудь… Но я, по крайней мере, умру свободной.
— Я дам тебе свободу!
Она холодно рассмеялась вдруг ему в лицо.
— Я уже свободная! Что ещё вы можете мне дать? Что вообще у вас есть? Кто вы тут? Посмотрите на себя! На вас даже одежда чужая! Её когда-то носил мой отец… Так что… — Передёрнула плечами нетерпеливо и усмехнулась.
Марк молчал на её слова. Конечно, она права, что тут можно возразить на это? Это там, в своей крепости, он римский центурион, Рим платит ему за службу, в его подчинении есть легионеры, у него власть и права, и имя, а здесь, в этом германском лесу, он — никто! И ничего у него нет!
Хотя, нет, он не прав, и она не права. Он был и остаётся центурионом! Нравится ей это или нет, но даже Крикс знал ему цену и всегда помнил, кто он! Он — центурион римских орлов! И Рим всегда будет стоять за его плечом! А Рим — это сила, это — власть! Рим — это закон!
— Твои свены сделали тебя рабыней и продали, как лошадь или козу, а Рим дал тебе свободу. И сейчас ты снова свободная и вольна делать, что хочешь, благодаря Риму. Разве не так?.. Крикс снова найдёт способ избавиться от тебя, он опять продаст тебя, превратит в товар, и ты опять придёшь к тому же… Станешь рабыней… И это сделает с тобой не Рим, а твои же свены, твой соплеменник…
— Замолчите! — Она повысила голос, пытаясь заставить его молчать. Как же он прав! Как прав! Он и сам этого не знает! Крикс уже заставил её опять лишиться своей свободы, он снова сделал её своей рабыней…
— Крикс не позволит тебе жить рядом, пока есть возможность, что его щенок приведёт тебя в его дом своей женой. Разве не так?
Рианн молчала, стиснув зубы. И опять он прав! Почему он опять прав? От бессилия, от безысходности хотелось плакать. Ну почему, почему всё так?
— Крикс ненавидит меня… — прошептала.
— За что?
— Он ненавидел моего отца, он презирал его, это он продавал ему ваше вино… Отец постоянно бегал к нему, чуть что и к Криксу… «Крикс сказал то…» «Крикс сказал это…» А на самом деле, Крикс ненавидел его. Все эти годы просто ненавидел… — Она стиснула зубы почти до скрипа.
И Марк спросил в ответ:
— Почему? За что?
— Я сама только узнала недавно… Он сватался к моей матери, когда был молодым… А она выбрала отца. А потом её убили ваши… Отца тогда не было дома, он с утра ушёл на охоту… Мы остались с мамой… Её убили… А я… — Голос её сорвался на шёпот от воспоминаний пережитого прошлого. — Я заблудилась на болоте и вышла уже потом… Гален сказал мне, что её… Что ваши успели… Что перед смертью её… — Она не знала, как сказать об этом и в бессилии замотала головой, в глазах её стояли слёзы.
Марк догадался, о чём она хотела сказать.
— Я понял. Её изнасиловали, а потом убили…
Рианн зажмурилась, как от боли, и слёзы её сорвались вниз, римлянин видел их и стиснул зубы, понимая, что всё обычно так и бывает, когда легионеры хозяйничают в свенских посёлках. Он такое видел, но пытаться останавливать кого-то в такие моменты — бесполезное дело. Власть опьяняет не хуже вина, она вводит в исступление, и никто не думает ни о чём и ничего не боится. Вот тогда убивают мужчин, даже мальчишек, если они берут в руки оружие, и насилуют женщин, даже девочек, а потом зачастую их просто походя убивают. Это террор во всей своей жестокой красе. Так Рим заставляет свенов бояться себя и подчиняться.
