— Тогда — погибли бы все вы!
Мой крик внезапно обрывает все. Я слышу нарастающий гул, но не могу поклясться, что это все — не шутки моего сознания. Я на пределе. Миры сталкиваются, взрываются галактики, а странствующий свет проходит сквозь меня все вновь и вновь. Вот он, наш горизонт событий. Мы сейчас взорвемся. Я разрушу это все до основания. Теперь я поняла, о чем нам говорила Зодчая. И я смогу разрушить эту ложь, из-за которой рвались линии дорог и проливалась кровь.
Я — Зодчая.
Я — странствующий свет…
— Послушайте меня, — Мой голос резко хрипнет. — Это конец. На самом деле. То, что я скажу, покажется вам бредом. Но это так. Ведь дело в том, что Малкольм… сделал это ради вас.
— Что ты сказала? — спрашивает Талита почти беззвучно.
— Он сделал это, чтобы не выдать вас альхедору и тем, кто хочет вас найти и уничтожить! — Я вижу, как сереет лицо Кайтена, и останавливаю взгляд на нем. — О чем ты думал, брат мой эшри? Кто из вас предатель — Малкольм или ты?
— Кайтен, что она несет? — Мать резко поворачивается к сыну.
— И я не говорю, что Мэл — спаситель и герой! — Я снова обращаю на себя внимание. — Он был неправ. Он совершил много ошибок. Но если бы не он — и вы, и адмирал, и весь народ давно был бы истреблен. Погибло бы все то, за что вы столько лет сражались на невидимой войне. А вы пытаетесь убить того, кто ради вас пожертвовал всей своей жизнью. Он все перечеркнул и сжег все корабли… лишь для того, чтоб ваши могли вновь свободно ходить по земле и небу.
Они молчат. Я знаю, что мои слова шокировали их. Что ж, я на это и надеялась. Разрушить все. Перевернуть все с ног на голову. Я тяжело дышу, а гул все нарастает. Я понимаю — он реален. И тогда я оборачиваюсь — а за моей спиной стоит Сааба Карн и несколько десятков человек.
— Пришедшие из тьмы приветствуют тебя, — говорит Иокаста, стоящая рядом с аль-синх.
Аль-синх берется за один из рычагов — и тут же между мной и Уэллсами падает железная стена.
— Вот так, Данайя-эшри, — говорит Сааба. — Мы пришли.
Я оторопело перевожу взгляд со стены на нее, потом опять на стену и опять на нее. А потом — разворачиваюсь и, преодолев несколько шагов между нами, крепко обнимаю Зодчую. Я слышу, как усмехается Иокаста. Они стоят у Зодчей за спиной — их много, они сильные и молодые. И тут я понимаю: это эшри. Дети из народа, забранные Гончими. Они вернулись. Они здесь. Вернулись те, из-за кого мы начали эту войну. Мы — потому что я принадлежу им, а они — мои. Мой дом и мой народ — все они здесь. Здесь, в этих подземельях. Мы едины.
— Ты… заключила их в темницу? — спрашиваю я, не отрываясь от Саабы.
— Да, — отвечает она. — Мало кто знает, но за регенератором есть дополнительные комнаты и хранилища. Там могут находиться только те, кто осужден всенародным собранием. За ними обязательно придут — с той стороны. Их не оставят без наказания.
— Как вы пришли сюда? — Я наконец смотрю ей в глаза. — Вы подняли восстание?
— Нет, Гончие изгнали нас, — Сааба улыбается. — Белое Воинство дало приказ нас отпустить. Они сказали, что второй побег плененного однажды — страшный знак. А ты сбегала от них дважды.
— Даже так…
Я снова вспоминаю про тот зал, где я оставила Малкольма и раненого Аделара. Сжимаю руки Зодчей.
— Они что-то сделали тебе? — спрашивает она чутко, будто прочитав мои мысли.
— Не мне, — Я смотрю вдаль, в коридор. — Талита подстрелила Аделара. Импульсом Истока, в ногу. Он остался там. Не может встать.
— Деверро там один? — Она с тревогой хмурит брови.
Я отпускаю ее руки и решительно прохожу сквозь толпу:
— Сейчас увидите.
Обратная дорога до Истока кажется мне бесконечной. Я иду и боюсь того, что я могу там увидеть, когда вернусь. Греет только мысль, что Деверро не умрет — ведь Малкольм с ним, да и от раны в колене вряд ли можно умереть. А Зодчая идет рядом со мной, и мне так хочется узнать, что она скажет, когда все поймет. Поймет, что Малкольм — он и есть тот самый. Что они нашли друг друга — даже раньше, чем смогли это понять. Надеюсь, хоть сейчас-то они это поняли.
Пускай не гаснет свет. Пускай теперь все будет хорошо.
Когда мы входим в зал, свет там уже горит. Я оставляю замерших у входа Зодчую и ее людей, а сама прохожу чуть вперед. Деверро полулежит у стены, а Мэл склонился над ним и лоскутом, оторванным от рубашки, осторожно перевязывает ему ногу — медленно, сосредоточенно, стараясь не причинить лишней боли. Они меня даже не замечают. Слезы невольно выступают на глазах.
— Малкольм…
Он оборачивается — и резко выпрямляется. Смотрит на Зодчую и всех, кто с ней. Наверное, он многих из них знал. Он растерянно переводит взгляд с одного на другого, а Аделар, увидев эту картину, слегка удивленно улыбается. Улыбается, несмотря на испуг и боль.
— Сааба Карн… — говорит он. — Ты привела их.
— Я не могла иначе, адмирал, — Она почтительно кланяется ему. Ее люди повторяют за ней. — Я уходила для того, чтобы однажды возвратить их нашему народу. И вот, они здесь. Перед вами.
— Вы ранены… — начинаю я, глядя на колено адмирала, которое он даже не может разогнуть, не говоря уже о том, чтобы встать.
— Всего лишь в ногу. Могло бы быть гораздо хуже, — обрывает Малкольм. Снова поворачивается к Аделару и протягивает ему руку. — Ты… ну зачем ты это сделал? Я же должен был… Зачем ты пал ради меня?
Пару секунд Деверро смотрит на его ладонь, потом опять ему в глаза. Приняв помощь, он встает и пытается ступить на ногу, но, пошатнувшись и едва слышно охнув от боли, вцепляется в плечо Мэла.
А затем, вдруг высвободив руку из перевязи, крепко и порывисто обнимает своего друга.
— Дурак здесь ты, дружище, — говорит он, улыбаясь. Голос дрожит — или мне только кажется. — Я знал. Я ждал, что ты вернешься. На самом деле я давно тебя простил. Я никогда тебя не предавал, ты понял?.. Прости. Прости и ты меня, пожалуйста… прости…
— Все в прошлом, брат. Оно того не стоит.
Мэл тоже обнимает его — сначала нерешительно, потом всё крепче, зарываясь лицом в плечо. Жаль, что я не могу видеть его лица. Я невольно прикасаюсь пальцами к щекам. Сааба поворачивается ко мне.
— Так это… он? — спрашивает она еле слышно.
— Да. Он, — отвечаю я, не отрывая взгляда от Стерегущих. — Малкольм Росс. Стерегущий горные пути.
Иокаста, как маленькая, обнимает Зодчую и прижимается щекой к ее плечу. Малкольм помогает адмиралу опереться на себя. Молчание в зале кажется музыкой и светом. Оно заполняет наши тела, разрывая плотную ткань тьмы, которая царила внутри нас все это время. Молчат они, молчим и мы. Все сказано, все сделано и все исправлено. И пусть случатся еще битвы и кровь, паденья и полеты, взрывы и пожары — ветер изменился. Он принес тепло и свет. Вернул все на круги своя. Мы все разрушили, чтоб снова сотворить. Из пепла мы восстали, насаждая красоту.
Мы обрели друг друга в свете и в огне…
— Сааба тебя быстро на ноги поставит, — говорит Малкольм Аделару. Зодчая с готовностью кивает. — Тихо, тихо, старайся не наступать, ты же хромаешь… Плохо тебе? Сильно болит нога?
Деверро вздыхает, но старается улыбнуться.
— Болит…
Я осторожно подхватываю адмирала с другой стороны.
— Кайтен и его мать в темнице, — докладываю, глядя на Саабу. — Это она закрыла их там. Вовремя нажала на рычаг.
— Настанет час, и с ними разберемся, — обещает Аделар. — Главное, что они больше не смогут причинить нам вред.
— Она сказала им всю правду, адмирал, — вклинивается аль-синх, которая, как оказалось, слышала мой крик. — Теперь ее узнали все. Дочь пламени и вечного сияния оправдала свое имя.
— А Стерегущие нашли друг друга после стольких лет…
Слезы текут по щекам, оставляя на них соленые дорожки. Но это слезы не отчаяния или горя. Я знаю, что финал еще не близок. Что мой брат еще так далеко от меня, и что Седая Госпожа расставила свои сети. Но что-то внутри меня все же изменилось. Что-то изменилось в воздухе и в свете. Как будто я вернулась домой. Все просто: я вдруг осознала, что мой дом — там, где они. И мой брат тоже будет со мной вместе. Здесь. Среди народа. Ведь среди эшри больше нет врагов.