— И теперь я подтверждаю слова этой женщины, — Сарцина подходит к самому краю. Ветер треплет ее одежду. — Это будут еще одни Смуты. Горькое и тяжелое время для всех нас. Но мы не повторим ничьих ошибок. Возвращайтесь каждый в свой дом! — кричит она уже мимо громкоговорителя. Я придерживаю ее за пояс, чтобы не упала. — Идите! Идите домой, вы все! На этой площади не будет крови. Больше нет. Теперь власть будет принадлежать лишь тем, кто держит не меч… а факел.

Я молча и беззвучно плачу. Слезы катятся и по ее щекам. Дрожа всем телом, я протягиваю ей руку. Она мотает головой, улыбается уголком губ и показывает глазами в небо.

— И нет тебе награды, кроме этой, — говорит она чуть слышно.

Сквозь пелену из слез и пыли я вижу маленький самолет, снижающийся над площадью. Он делает еще один круг и плавно, почти что вертикально, садится на крышу. Она чуть вздрагивает, когда он приземляется. Я вытираю рукавами слезы — и невольно отступаю на шаг назад.

Мэл улыбается мне из-за ветрового стекла и из-за штурвала.

Вик распахивает боковую дверь, выскакивает из кабины и бежит ко мне.

Все это будет потом.

Поднимаясь над площадью, я выглядываю в окно и крепче прижимаю к себе брата. Вик сидит у меня на коленях, уткнувшись мне в плечо, и иногда с интересом поглядывает на Малкольма. Я думаю о том, сколько еще слов должно быть сказано и сколько ран должно быть исцелено. Я думаю о том, кто мы теперь друг другу. На самом деле нам так много еще нужно выяснить и исправить. Но… все это будет потом. Сейчас же мы медленно поднимаемся в небо, оставляя далеко внизу и площадь, где валяется брошенное оружие, и крышу, и дом альхедора, и Энгеду.

Малкольм сидит за штурвалом, его взгляд спокоен и тверд. Я вижу, как умело его руки справляются с небесной машиной. Было бы грустно, если бы он больше никогда не смог бы подняться в небо, но — он здесь. Он смог, смогли мы все. Мы перепачканы в пыли и саже, а от земли кое-где еще поднимается дым. Линии дорог свели нас в небе. Мы поднимаемся вверх, я закрываю глаза.

— Вы… снова можете летать? — вдруг спрашивает Вик.

— Как видишь, — Я чувствую улыбку Мэла: она, как луч, касается моей кожи. — Я смог вернуться. Все благодаря твоей сестре… и кое-кому еще.

— А плечо у вас еще болит? — не унимается братишка.

— Вик… — напоминаю я, не открывая глаз.

— Не надо, милая. Он ведь тоже скучал… — Я прямо ощущаю всем своим телом, с какой любовью летчик смотрит на нас двоих. — Все хорошо, малыш. Мне больше не больно. Я надеюсь, что и вам с сестренкой тоже.

— Тоже, — отзываюсь я.

Вик чуть высвобождается из моих рук, и я открываю глаза. Он дотягивается до Малкольма и что-то шепчет ему на ухо.

— Ладно тебе, Вик, — Тот шутя треплет его по волосам. — Конечно, мы бы все тебе сказали на земле. Но раз уж тебе интересно… Мы с твоей сестрой недавно поженились, — Он смотрит прямо на меня. — Прости, что тебе пришлось это пропустить.

— У тебя было свадебное платье? — Вик тут же хватает меня за плечи. — А я не видел?!

— Невесту к жениху ведет ее самый близкий родственник, — говорю я. — А самый мой близкий родственник — ты, мелкий. И, если тебе так уж хочется собственноручно выдать меня замуж… думаю, мы сможем это как-нибудь устроить.

— Я же твой брат, — говорит он солидно и снова зарывается носом мне в плечо.

Я снова смотрю в окно. Мы летим не в сторону пустыни — мы направляемся к каньонам. Туда, где я никогда не была. Совсем близко к азарданской границе.

— Мэл, а куда нам надо?

— Я еще много чего не сказал тебе, — отвечает он, не отрываясь и не глядя на меня. — Мы направляемся на Зиккурат. Туда, откуда я и вытащил его.

— Вик все-таки был в Зиккурате? — переспрашиваю я.

— Да, и не только он.

Вскоре я вижу огромное ступенчатое строение, к которому ведут древние ворота и не менее древняя каменная дорога. Мэл приземляется у самого входа, и какое-то время я сижу молча, наблюдая и невольно восхищаясь красотой этой постройки. Кажется, будто она уходит в небо, а верхних этажей почти не видно из-за облаков. Солнечный свет льется на нее со всех сторон, и Зиккурат сияет.

— Пойдем? — Мэл открывает дверь и спрыгивает на землю.

Взявшись за руки, мы втроем подходим к дверям нижнего яруса. Малкольм стучит три раза, потом еще три, а потом четыре. Вик смешно щурится и принимается вертеть головой во все стороны. Наконец за дверью раздаются неровные шаги, и она наконец плавно и бесшумно открывается.

— Вы, трое, — устало говорит Деверро, опираясь на дверной косяк. — Признавайтесь, хоть одному из вас уже пришла в голову идея выбить дверь? Я ведь тут не сидел у самого порога, чтобы сразу открывать.

Мэл делает шаг вперед и крепко стискивает его в объятиях.

— У нас получилось, — говорит он, улыбаясь. — Мы всё сделали как надо.

— Я заметил, — улыбается Аделар в ответ.

Пару секунд они еще стоят так, а потом адмирал, взяв костыль, проходит вглубь. Мы следуем за ним. Идет он неуверенно, словно боясь сделать неосторожное движение. Малкольм по пятам идет за ним, как если бы его друг внезапно мог оступиться и упасть.

— Мэл настоятельно просил меня, чтоб я успел вылечить ногу до твоего возвращения, Данайя, — говорит Деверро, не оборачиваясь. — Но вышло так, что это мы вернулись за тобой, а не наоборот. Так что прости, но бегать я нескоро буду.

— Это не главное, адмирал, — говорю я, проходя к окну. — Как вы? Вам лучше?

— Теперь все будет лучше, чем тогда, — отвечает он уклончиво. — Думай об этом. Обо всех нас.

— А ты сядь, — немедленно вклинивается Малкольм. — Сядь, положи на что-нибудь ногу и отдохни. То, что ты выпил все обезболивающие, какие только были у Саабы, тебе не поможет.

— Да кто бы говорил, — отзывается Аделар, но все-таки садится. — Я же сказал, со мной все хорошо… почти.

— И ты надеешься, что я тебе поверю.

Мы с Виком невольно улыбаемся. Великие Стерегущие, хранители народа… Я всматриваюсь в лица обоих. Мэл выглядит слегка взволнованным, но виду не подает. Деверро же, похоже, просто-напросто вымотался. Ему явно нехорошо, но он скрывает это, переводя внимание на нас троих. И это мне так близко, так знакомо. Я чувствую, что еще можно все исправить. Более того — сейчас самое время.

— Данайя, а его вылечат? — спрашивает Вик шепотом. Я киваю. — А почему он вылечил Малкольма, а сам себя не может?

— Вик, да потому, что…

В моем горле тут же застревают невысказанные слова о регенераторе, об энергии Истока и о том, какие жертвы все мы принесли. Я понимаю: это все — не нужно. Не время сейчас говорить о том, что мы оставили. Да, мы лишились очень многого, но самое бесценное — мы пронесли с собой.

Я пронесла его… в себе.

— Адмирал, — говорю я вдруг. — Я знаю, что можно сделать. Покажите ногу.

Он с готовностью закатывает брюки на левой ноге, и я вижу плотную повязку. Колено выглядит не очень хорошо — оно все еще опухшее, и Деверро задерживает дыхание, когда я прикасаюсь к ноге. Больно, я знаю… Мои руки наполняются светом, и я, чуть сжав ладони, направляю энергию в нужное русло. Все трое — Малкольм, Аделар и Вик — следят за мной, не отводя глаз.

— Новый регенератор у народа будет нескоро, — говорю я, глядя на свои руки. — Но есть мы. Я, Иокаста, Зодчая и нам подобные. Энергии Истока внутри нас не хватит, чтобы вылечить кого-то, срастить кости или избавить от яда. Но подлечить ушиб, ожог или рану… — Я слушаю, как выравнивается дыхание Деверро. — Все в порядке, адмирал. Больше не будет больно. Никому из нас.

Свет постепенно гаснет, и я убираю ладони. Гаснут отблески на стенах. Но блеск в глазах двух Стерегущих больше не исчезнет никогда.

— Можно встать? — спрашивает Аделар чуть неуверенно.

— Попробуйте, — улыбаюсь я.

Мэл берет его за одну руку, я — за другую, и вдвоем мы помогаем ему подняться. Адмирал встает, держась за нас, и осторожно опирается на больную ногу. Вик подскакивает сзади и хватает меня за ту же руку, в которой я держу ладонь Деверро. Я украдкой улыбаюсь ему. Мой мальчик. Он ведь тоже важен. Равно как и все мы. Мы пришли к этому знанию все вместе.