— А что ты дашь мне в обмен на него? — Кресс прищуривается. — Уж не свое раскаяние ли?
— Нет. Не дождешься, — отрезаю я. — В обмен я расскажу тебе, что на самом деле произошло пять лет назад.
— Решила все-таки идти путем своего отца?
Я замолкаю, не догадываясь, что ответить. Я отчаянно пытаюсь все это связать. «Добро пожаловать домой», — сказал он мне до этого. Домой — в Энгеду? Мы ведь жили здесь, пока наши жизни не рухнули, словно руины древних храмов. Но за два года этот город перестал считаться моим домом. Я до последнего не знала, где мой дом. И я нашла его только теперь. Но Ларду про все это знать необязательно.
— При чем здесь мой отец? — спрашиваю я. — Самар Гаддот — и Малкольм Росс… Лард, я не вижу связи. Объясни!
Кресс подступает еще ближе. Наши руки невольно соприкасаются, но он не делает лишних движений. И что-то мне подсказывает, что не случайно. Он боится меня? Вряд ли. Одно его слово — и я тут же упаду замертво к его ногам. Он уважает меня? Нет и еще раз нет — я женщина, сефард, жена предателя. По его меркам я — чуть выше уличной собаки. Я еще нужна ему? Но для какой цели? Нужно быть предельно осторожной. Я хожу по краю пропасти. Один неверный шаг — и я сорвусь, а вслед за мной сорвутся Стерегущие, все эшри и мой брат. Я не могу позволить себе лишних слов и вопросов. Я стою перед лицом врага. Талита Уэллс, Кайтен и Гончие по сравнению с ним ничего не значат. Они могли уничтожить человека, но не народ. Да и я тогда защищала не народ — отдельных людей. Сейчас же линии дорог ведут меня на новое поле битвы.
Кресс не отвечает. Смотрит пристально и выжидающе. Непонятно еще, кто кого допрашивает.
— Что ты знаешь о Стерегущих? — спрашивает наконец. — Это многое однажды прояснит.
— А что тебя интересует? — отзываюсь я. — Лард, они давно обернулись легендами. Народ их обожает, Гончие — клянут. Никто не может поведать настоящей правды. Мне интересно, что об этом знаешь ты.
— Ты переводишь стрелки, — улыбается он губами, но глаза — змеиные, холодные — все так же неподвижно смотрят на меня. — Ты обещала дать мне информацию, но ты увиливаешь от ответа. Так почему я должен верить тебе?
— Послушай! — Я решительно отталкиваю его руки и отступаю. — Я спасла предателя своей державы. Я брела по пустыне и по каньонам, я знаю Гончих Третьих смут и видела дроны над своей головой… Белое Воинство говорило со мной, и я слышала их речи о великом воссоединении! — Перед глазами снова появляются бесплотные прозрачные фигуры. — Лард, все они верят в них. Но я же знаю, что все это — голограммы. Я видела и того мальчика в пустыне. Я знаю, чьих это рук дело. Я знаю больше, чем ты думаешь.
Только бы отвести его от Стерегущих, только бы увести прочь, в сторону, только бы сменить тему…
Я чувствую огонь внутри себя. Я приближаюсь к той черте, за которой будет поздно что-либо менять.
Поздно спасать себя.
— Мальчик, — говорит вдруг Лард. За его спиной раздаются чьи-то шаги, но я не спешу выглядывать и смотреть, кто там. — Сын нашей Госпожи.
— Сарцины Росс, — добиваю я.
Меня вдруг захлестывает ярость.
— Его убили хедоры, Лард. Его убили вы!..
Он бросается вперед и зажимает мне рот ладонью, но я бью его по колену и по сгибу локтя. Я не слишком сильна, но я резче. И мне уже нечего терять. Кресс сгибается, прижимает обе ладони к ноге, и я, вконец потеряв страх и контроль, отвешиваю ему звонкую пощечину. Потеряв равновесие, Лард глухо валится к моим ногам. Я сжимаю кулаки, и сияние вновь прорывается сквозь кожу. Но он этого не видит. Он поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Во взгляде нет ни капли страха и, тем более, раскаяния. Он ненавидит меня.
— Данайя, я не стал бы…
— А я — стану!
Резким движением я срываю с его груди хедорский значок и наступаю на него ногой. Перед глазами, будто в ускорении, проносится все то, через что нам пришлось пройти. Я вспоминаю пожар на рассвете и пепел на своих руках. Вспоминаю крушение поезда и Мэла, бледного, как стенка, от страха и от боли. Вспоминаю клеймо Гончих у себя на шее, которое я скрываю, как могу. Вспоминаю ту бессмысленную драку на Плато и ужас в глазах Иокасты. Вспоминаю поломку в регенераторе и бессильную ярость Аделара. Вспоминаю факелы и таблички в подземелье. Вспоминаю вырвавшихся птиц и кровь на руках адмирала. Вспоминаю дроны над головами и сделку в пещерах Гончих. Вспоминаю летящий в Малкольма огненный шар и Аделара, схватившегося за раненую ногу…
Вам мало, спрашиваю?
Мало?!
Не отдам еще и Вика!
Не отдам!..
Вскочив, Кресс бросается на меня и хватает за горло. Я бью его под дых, пытаюсь вывернуться из рук, но не могу. И в тот момент, когда я налетаю спиной на дверь, она с треском проламывается под моим весом. Обломок дерева рвет на спине одежду. Я задыхаюсь от страха и от боли. Все как будто замедляется. Подо мной — темнота и пустота.
Еще один подвал?..
Ноги срываются в пробоину. Я падаю. Лард, мигом отпустив мое горло, вцепляется обеими руками в мои пальцы, тащит меня вверх. Я болтаюсь в воздухе, как лист на дереве. Я знаю: он не собирается меня спасать. Он вытащит меня — и уничтожит. А значит, у меня есть только один путь. И я не знаю, сколько локтей высоты подо мной. Не знаю, что за дверь я умудрилась выломать. Не знаю, что там ждет меня, внизу.
Но это…
…что ж, наверное, это — мое время упасть.
Я собираюсь с мыслями за несколько секунд. Мне хватит храбрости. Я сильная. Так будет правильно. Упасть — значит иметь хоть малейший шанс на жизнь. Сдаться ему — значит умереть. Я слишком далеко зашла. Теперь — пора довериться тому, что будет. И, если я выживу, я только выиграю время. Я ничего ему не сказала. Ничем не выдала ни себя, ни Мэла, никого. А значит… я свободна.
И наконец… я разжимаю пальцы.
Выскальзываю из держащих меня рук.
И — лечу вниз.
Глава двадцать седьмая. Сквозь огонь иди со мной
Удар.
Я бьюсь об пол всем телом. Сдираю ладони, локти и колени, но, похоже, на этом мои повреждения заканчиваются. Болит все, и где-то с минуту я лежу, распластавшись на спине, и хватаю воздух ртом. Сердце колотится как ненормальное. Вокруг темно и тихо. Мое дыхание кажется мне оглушительно громким. Каждый вдох дается с трудом — больно. Я лежу и, кажется, начинаю понимать, о чем говорил Мэл. Это я еще неплохо отделалась, в отличие от него. У меня же вроде ничего не сломано и не вывихнуто. Правда, тело вообще не слушается. Ощущение такое, будто я целиком превратилась в обломки, которые придется собирать по всему полу. Но руки на месте и целы. Ноги — тоже. А значит, надо хотя бы встать.
Хотя бы попытаться.
Черт, как больно… Поднимаюсь на ноги и поднимаю голову. Вокруг чернота, а пробоины в стене не видно. Похоже, Кресс решил, что я разбилась. Или что я не разбилась, но все равно не выберусь. И, кстати, в последнем, как это ни страшно, он вполне может быть прав… Нет, я все же выберусь. Откуда я только не выбиралась. Бывало и похуже. Выберусь и расскажу все Малкольму, обязательно расскажу! Пусть знает, что я тоже падала. Мы все здесь падали и поднимались. А теперь пришел и мой черед. Теперь я подниму всех остальных.
Страх как интересно, что сейчас делают Малкольм и Аделар… Я знаю, что они в порядке. И с эшри тоже все хорошо. Я оставила свое сердце там, в тот самый момент, когда птица прошла сквозь меня и стала моим светом. Птица забрала и мое сердце тоже, и теперь я не могу быть вдалеке от них… Я вытягиваю руки и смотрю, как они светятся. Теперь я сама могу освещать себе путь, и здесь это нужнее всего. Я медленно иду вперед, наплевав на головокружение и боль. Иду до тех пор, пока свет моих ладоней не столкнется со светом снаружи.
Поздемелье сужается, и в конце узкого и тесного проема я вижу слабое мерцание огней. В Лиддее, видать, теперь и дня нельзя прожить, чтобы не провалиться в какой-нибудь подвал. Пригнувшись, я иду туда и вскоре натыкаюсь на дверь. Именно в щели между ней и дверным косяком и проникает свет. Ощупав дверь со всех сторон, я наконец нахожу замок. Глупо думать, будто я смогу открыть его, но Исток может сделать это за меня — чуть больше усилий, и у меня получается прожечь щеколду. Скрипнув, дверь наконец подается. Шагнув на свет, я вижу впереди себя огромный бункер со множеством полок и ящиков.