— Да, знаю, но… все не так, как вам может казаться, — Я дергаюсь, делая попытку освободить руки. — Среди Гончих есть и женщина из эшри. Она учит ваших детей тому, кто они на самом деле. И они могут вернуться, если захотят. И Стерегущие не виноваты. Виновата только ваша дочь.

А вот последнее я зря сказала. Талита резко поворачивается ко мне, и свет выхватывает из темноты ее злобное, изрезанное морщинами лицо.

— Весь этот кодекс эшри о запрете на оружие, — произносит она с отвращением. — Если бы мы согласились драться, наши дети были бы с нами.

— Вы потеряли бы гораздо больше, чем сейчас! — Я повышаю голос, я блефую. — Прах к праху, кровь за кровь, да, Кайтен Уэллс? Так вы считаете, Талита? — Мне удается встать, пускай и на колени. — Мир бы уже давно ослеп и был бы обескровлен, если бы мы отдавали глаз за глаз и кровь за кровь.

— Оставь ты эти миротворческие речи! — грубо обрывает меня Кайтен. — Теперь другое время. За грехи надо платить. А ты встала на дороге.

— Встала — и буду стоять! — выкрикиваю я. Смаргиваю подступившие предательские слезы. — Можете делать все, что вам угодно. Можете сломать меня, изранить, превратить мою жизнь в кромешный мрак, лишить меня всего, чего только можно, можете убить меня…

Несколько капель холодной воды падают мне на лоб.

— …но не смейте трогать их.

Говорю — и выдыхаю. Отчаянно хочется плакать, но я держусь. Есть то, что придает мне сил. И я не знаю, Исток это или то, что с самого начала находилось внутри меня.

— Зачем? Зачем ты так трясешься за их жизни? — Кайтен наклоняется надо мной. — Они давно уже не стоят даже самой мелкой монетки. Этим двоим уже не загореться вместе. У них разные дороги.

— И поэтому вы думаете, что их так просто уничтожить? — догадываюсь я. — Вы ошибаетесь. Вы просчитались. Они… сильнее, чем вы думаете. Но оба уязвимы. Они люди. Все мы просто люди.

— И вот, увидев это, ты возомнила себя их спасительницей, — говорит Талита насмешливо. — На что ты надеешься? Ничего не выстроить и не восстановить. Все это давно потеряно во тьме.

Я сжимаю кулаки еще сильнее. Мне нечего сказать. Я проиграю. Но что это за тепло в моих ладонях? Почему становится так жарко? Я вспоминаю, как светились руки Иокасты. Пальцы сводит судорогой. Вот оно что. Я впиваюсь ногтями в кожу, концентрируясь на свете, что горит внутри меня. В воздухе пахнет горелым. Я делаю движение запястьем — и понимаю, что освободилась. Веревка, связывавшая меня, сгорела. Сгорело все, что сковывало нас.

— Кто ты такая? — спрашивает Кайтен с издевкой.

И я отвечаю:

— Зодчая.

Бросившись вперед, я вскакиваю и вырываю светильник из его руки, хотя он мне не нужен. Я оставляю Кайтена во тьме и опрометью кидаюсь к его матери. Стекло со звоном разлетается на части. Метким ударом я выбиваю и вторую лампу, и она превращается в осколки под моими ногами. Я чувствую хруст, и это придает мне силы. Талита шарахается вбок, а я налетаю грудью на дверь, ведущую в Исток, и резко разворачиваюсь. Прижимаюсь к ней спиной. Руки жжет, когда я прикасаюсь к плотному дверному полотну.

— У вас нет оружия, — говорю, переводя дыхание. — Я не позволю. Я не подпущу вас к реактору. И вы не сделаете мне… ничего.

Уэллсы смотрят на меня оторопело. Я начинаю понимать, на что они рассчитывали. Они думали, что заберут меня, и кто-нибудь из Стерегущих обязательно примчится мне на выручку. Я все это время была приманкой, но я обыграла их. Благословляю птицу, ранившую меня в сердце. Теперь они бессильны. Никто не притронется к реактору, пока я здесь стою.

— Ты думаешь, ты знаешь силу Истока? — снова подает голос Талита. — Я была здесь, когда он зарождался. И мне не нужно открывать его, чтобы убить тебя.

— О, расскажите это вашим птицам, — Я смеюсь и запрокидываю голову. — Потому что я вас не боюсь.

Руки Талиты тоже светятся. Она сжимает их, переплетает пальцы. Но внезапно дверь открывается, и в зал врываются Стерегущие. Я даже рта открыть не успеваю. Сердце, дернувшись в груди, продолжает биться.

Они пришли за мной.

Вдвоем.

— Всем стоять! — кричит Аделар.

Выглядит он все еще неважно: рука на перевязи, а каждое слово, наверное, дается с трудом: горло же все-таки пострадало. Но он стоит позади Малкольма, возвышаясь над ним, как стена, и держит его за плечо. Мэл не оборачивается, не смотрит на него. Но я чувствую: что-то поменялось в его взгляде.

— Талита, отпусти ее! — приказывает он. — Ты обезоружена. Дай нам пройти к реактору. Все можно обсудить. Пусти.

— Обезоружена, говоришь? — Она поворачивается ко мне. Уголки ее рта криво изгибаются. — Смотри же, Зодчая. Смотри, как падает твой Стерегущий.

В мгновение ока в ее ладонях вспыхивает нечто, похожее на шаровую молнию. Я понимаю: это импульс. Тот же, что и в птицах — а может, и мощнее. Я не успеваю даже вскрикнуть. Шар стремительно летит в Малкольма.

— Мэл! Нет!

Миг — и Аделар бросается наперерез, отталкивая Малкольма, и за долю секунды импульс врезается в него. До моих ушей долетает крик боли. Он валится, будто подкошенное дерево, и хватается за левое колено. Как и тогда, во время боя с птицами. Я вздрагиваю, и свет в моих руках вдруг резко гаснет. Я прижимаю ладони к лицу и сгибаюсь впополам.

— Аделар!..

Даже в темноте я вижу, как Малкольм за какую-то долю секунды успевает подхватить его.

— Что ж ты натворил, дурак… — шепчет он сбивчиво. — Прости меня… удар был мой…

Талита с завидной резвостью бросается прочь из зала. Кайтен — следом. Я понимаю, что импульс был только один — иначе она убила бы и меня, и Мэла. Это ее последний ход. Я подбегаю к Стерегущим, но Мэл отталкивает меня в сторону.

— Беги за ними, — приказывает он, дыша тяжело и нервно. — Давай! Беги, кому сказал!

Я оборачиваюсь.

И бегу.

Я бегу за Уэллсами по коридору. Бегу, то и дело уклоняясь от всяких рычагов и железок, которые так и норовят упасть мне на голову и попадаются под ногами. Бегу, не теряя дыхания. Что с Аделаром? Этот его взгляд, когда он прыгнул вперед, подставившись под удар огня… Он упал, подбитый светом — и тогда Мэл подхватил его. И снова это жгучее желание успеть, этот липкий страх перед опозданием… Я видела это. Видела в его глазах. Он подхватил его, схватил за плечи, не дал удариться об землю головой или больной рукой. Но чем, чем Мэл ему поможет? Насколько серьезна рана? Не потеряет ли адмирал способность ходить? Что, если он снова потеряет сознание?.. Вопросы, вопросы, вопросы… Поворот за поворотом. Я знаю, куда они ушли. Я знаю, где они могли пытаться спрятаться.

В регенераторе.

Да, я разбила его панель, но его стены все еще прочны и могут стать укрытием. Последний ход Талиты был направлен против Малкольма — не против Деверро. Она не могла даже подумать, что адмирал оттолкнет своего друга и возьмет удар на себя. А это значит, я права. Они снова просчитались. Просчитались, думая, что Стерегущих так легко разбить поодиночке. Потому что все-таки их двое. Их так и будет двое — навсегда и на всю жизнь.

Вылетев из-за очередного поворота, я успеваю увидеть, как Талита чуть ли не силой заталкивает сына в регенератор — вернее, в то, что осталось от кабины. Заталкивает — и резко разворачивается ко мне.

— Что смотришь? — говорит она насмешливо и нервно, сжимая кулаки. — Спасай их! Ну, давай! Иди!

— Ты подстрелила адмирала! — кричу я в ответ. — Ты пыталась убить Малкольма! Я не оставлю вас в покое, пока вы оба не получите свое!

Она хватает ртом воздух, готовясь что-то ответить, но я опережаю ее снова.

— Поломка в этой чертовой машине — не твоих рук дело? — Мои ногти до боли впиваются в кожу ладоней. — А птицы, вырвавшиеся на волю?.. Талита Уэллс, — Я понижаю голос. — Зачем тебе все это? Отвечай!

— Твой Малкольм Росс убил мою сестру! — Кайтен в отчаянии бьет ладонями по стеклу. — Деверро не сумел ее вернуть — и ладно, черт с ним, на самом деле! Но Мэл, — Он отодвигает мать в сторону и выходит из кабины. — Мэл предал нас. Она погибла по его вине. И если бы он не переметнулся к азарданцам, она до сих пор была бы жива!