– О чем? – спросила ма.

– Маленькая шестилетняя девочка, у которой рак… я читала ей книжку, когда в палату ворвался пьяный в дым парень, сказал, что он отец девочки, и потребовал отдать ее.

– Какой ужас! – воскликнула ма.

– Что ты сделала? – спросил дядя Маркус.

Я рассказала все о том, как, наконец, прибыли копы, а мы с Мэдисон сидели в игровой. Пока все не выяснилось.

– Дело в том, что он действительно оказался ее отцом. Биологическим. Хотя Мэдисон – эта маленькая девочка – не знала этого. Считала, что он кто-то… не знаю, кто он. Возможно, какой-то неприятный друг семьи. Узнал о ее болезни и решил, что ей нужно другое лечение.

Я не знала фактов. Только слышала от медсестры, что этот парень действительно отец Мэдисон.

– Но я подумала: что, если Кит скажет Энди, что он наш единокровный брат? Что папа… вы же знаете Кита. Он в любую минуту может проболтаться. Удивительно, что не проболтался до сих пор. Думаю, Энди нужно узнать правду.

Ма и дядя Маркус переглянулись. Было темно, но я знала, что они могут видеть глаза друг друга. И общаются на языке, которого я не понимаю.

– Что? – спросила я. – Я думала, это важно.

– Ты права, – кивнул дядя Маркус. – Он должен знать.

Ма тяжело вздохнула.

– Мэгги, тут гораздо больше, чем ты думаешь. То, чего не знаете ни ты, ни Энди, ни Кит. Мы с Маркусом пытались придумать, как сказать тебе. А это нелегко.

О, черт! Неужели все может быть еще хуже?

– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил маму дядя Маркус.

– Да ты трус, – рассмеялась она. Значит, все не так ужасно. – Ты никуда не уйдешь.

– Да что происходит? – спросила я.

Ма перестала смеяться.

– Прости. Я не хотела шутить, потому что забавного тут ничего нет.

– Почему?

– Потому что тогда я пила. После твоего рождения…

– У тебя была послеродовая депрессия.

Я хотела, чтобы она поскорее перешла к делу.

– Верно. А ты знала, что дядя Маркус тоже был алкоголиком?

– Да.

– Мы проводили много времени вместе. Пили. И мы… однажды мы…

Я встала.

– Я не желаю этого слышать!

– Сядь, Мэгс, – велел дядя Маркус.

Я села. И уставилась на мать:

– Так ты и па изменяли друг другу?

Меня тошнило.

– На меня обрушилось слишком много информации. Зачем мне нужно это знать?

– Потому что я – отец Энди, – сказал дядя Маркус.

– Не может быть! – ахнула я.

И потерла лоб. Это невероятно. Моя семья рушилась на глазах.

– Папа знал? – спросила я.

– Да, – хором сказали они.

– Именно поэтому он спал с Сарой?

– Нет. Кит старше Энди, – пояснила мама.

– Так ты узнала о них, разозлилась и…..

– Нет, Мэгс, – покачал головой дядя Маркус. – В то время никто ни о чем не знал. То, что случилось с твоей ма и мной, никак не связано с отцом и Сарой.

– Но это все такое гре… так ужасно.

– Ну… – сказала ма. – Признаю, что тогда все обстояло ужасно, но теперь как-то придется объяснять это Энди. Потому что ты права. Он достаточно взрослый, чтобы знать.

– Я не хочу, чтобы он это знал.

Я так разозлилась на них обоих!

– Это его ранит, неужели не понимаете?

– Понимаю, это собьет его с толку, – согласилась мама. – И мне очень жаль, но ты сама сказала… пора правде выйти наружу.

– Только я понятия не имела об этой правде, – отрезала я. И вспомнила, как дядя Маркус относился к Энди. Всю жизнь он был рядом. Даже когда ма оказывала ему не слишком радостный прием. Он виделся с Энди при каждом удобном случае. Приходил на родительские собрания. На тренировки по плаванию. Возил его повсюду. Но то же самое он делал и для меня. Я всегда считала, что он был нам вместо отца. Потому что мой собственный был мертв.

Я внезапно поняла, что теперь у меня два неполнородных брата. Ощущение было такое, словно кто-то выкручивает мое сердце огромной ручищей.

– Думаю, вы обе недооцениваете Энди, – вмешался дядя Маркус.

– Так и знала, что ты это скажешь, – рассердилась ма. – Но я… я просто волнуюсь и…

По-видимому, они много говорили об этом. И я слушала продолжение беседы, которая длилась уже давно.

– Послушай, я – ТВОЯ дочь? Твоя и папина? Может, в нашей семейке еще полно огромных скелетов в шкафу? Потому что я не знаю, смогу ли это вынести.

– Ты – дочь Джейми и моя, – заверила ма. – Это совершенно точно.

– Давайте кое о чем договоримся.

Дядя Маркус подался ко мне и поставил локти на шерстяной плед.

– Мэгги, в этом нам нужна твоя помощь. Если мы с твоей ма сорвемся, он может неправильно понять нас, и тогда будет еще хуже.

– Я не хочу при этом присутствовать.

– Пожалуйста, будь с нами, – попросила ма. – Ты ему понадобишься.

– Твоя ма права, – поддакнул дядя Маркус. – Чем легче ты это воспримешь, тем ему легче будет выслушать.

– Прекрасно!

Даже себе я казалась инфантильной, злобной дурой.

Я вздохнула, откинула голову, чтобы взглянуть на темный потолок крыльца.

– Хорошо. Я буду присутствовать при этом. Когда вы собираетесь ему сказать?

Они снова переглянулись. Этакое странное безмолвное общение.

– Сегодня вечером, – сказала ма. – Давайте покончим с этим.

Часть семьи

1991

Во время шестимесячного пребывания Лорел в реабилитационной клинике Джейми перевез меня и Кита в сдвоенный трейлер в трейлерном парке Персиммон в Серф-Сити. Это был его парк. Я знала, что он унаследовал от своего отца много недвижимости. Маркус получил гораздо меньше. Но я много раз проезжала мимо парка и не знала, что он принадлежит Джейми. Он сказал, что я могу жить в трейлере – бесплатно, конечно, – столько, сколько захочу.

Я никогда раньше не была в трейлере и удивилась тому, как сильно он мне понравился. Прежде всего, он был в нескольких шагах от пляжа. Во-вторых, зимой мы с Китом были едва ли не единственными жильцами парка. Трейлеры обычно снимались на лето, и все же наши были уютными и теплыми. И казались настоящим домом. Не таким, как с фундаментом. Особенно потому, что стояли на возвышениях на случай наводнения и не выглядели так, будто опрокинутся при очередном норд-осте. Правда, комнаты были маленькими, хотя не меньше, чем в том доме, который я снимала около Кэмп-Лежен.

Но самое главное, трейлер находился в нескольких милях от Си-Тендер и Джейми.

Джейми не только «отдал» мне трейлер и выплачивал две тысячи долларов в месяц, но и рассказал о своих планах на будущее для меня и Кита. Он собирался «сделать распоряжения».

– Я хочу удостовериться, что о Ките позаботятся на случай, если что-то случится со мной, – сказал он, когда помогал переносить мои вещи в трейлер.

Мне следовало спросить, что это значит. Следовало поторопить его сделать эти самые распоряжения. Но тогда я просто рассмеялась.

– Ничего с тобой не случится, – заверила я с тем чувством полнейшего бессмертия, которое можно обрести только в двадцать с лишним лет.

Я ожидала, что месяцы, проведенные Лорел в реабилитационной клинике, когда Джейми остался один, будут сплошным блаженством. Но, хотя мы часто виделись, он был целиком поглощен прогрессом в ее лечении и малышом, которого ему даже не было позволено посещать. Он любил нашего милого сына, но знал, что Кит в безопасности, что его обожают, а его второй сын – один в приюте.

Лорел вышла из клиники в четверг, но меня пригласили к Локвудам только на следующий вторник. Это были очень одинокие несколько дней. Я вдруг ощутила, что Джейми словно выбросил меня и Кита из своей жизни. Во вторник, подъезжая к Си-Тендер и поднимая Кита с детского кресла, я старалась не испытывать горечи. Поэтому изобразила улыбку.

Я почти не поверила, что женщина, открывшая мне дверь, – та же самая, которую я едва не сгрызла в больнице. Лорел выглядела оживленной, здоровой и очень-очень хорошенькой. Настолько, что меня захлестнула волна ревности. Я представила Джейми, держащего эту привлекательную женщину в объятиях. И, что хуже, гораздо хуже, спящего с ней. Депрессивная, вечно пьяная Лорел была мне слабой соперницей. Эта женщина выглядела достаточно сильной, чтобы завоевать весь мир.