— А, ты вот о чём. Я как алхимик с парой рецептов, побеждающих боль, знаком, но они все вредны и опасны, к тому же со временем хворь всё равно возвращается, и тогда требуется помощь целителя ну или гробовщика, если целитель не успеет, — неудачно пошутив, ответил алхимик.

— Расскажешь подробнее об этих травах, что боль утоляют?

— Чего ж нет-то? Только зачем оно тебе, я ведь рядом, деньги у тебя есть, на кой ляд в эти дебри лезть, если не понадобится? — всё не унимался со своими вопросами алхимик.

Сказать ему, что в дальнейшем я собирался продавать болеутоляющее под видом «временного целительского эликсира», способного на пару часов исцелить все крестьянские болячки, я не мог. Вдруг у пацанёнка совесть за кадык прихватит, и он брыкаться начнёт.

— Для армии хочу подготовить: бой, раны. Вы, маги и алхимики, на нуле по силе, и тут приходит на помощь народная медицина, — кинул тому заготовочку я, и Блюмонд её с радостью проглотил.

— А ведь действительно… Чёрт, хороший всё же ты человек, Людвиг. Кстати, ничего, что я с тобой последнее время на «ты»?

— Без свидетелей можно, но на людях…

— Понял, — слегка раздосадавнно протянул костлявый, а затем добавил: — Всё у вас, аристократов, не как у людей.

Ещё немного поговорив с алхимиком о травах, напитках, где и какие можно было купить, также упомянул о его семье и о том, что их услуги нам всё же понадобятся. Братьев я в любом случае собирался нанимать, а вот их папаню-мастера только в случае, если денег на «профи» хватит.

Также не постеснялся взять с Бареля обещание о нашей с ним завтрашней боевой магической практике. К битве и уж тем более к войне требуется быть полностью готовым, с возможностью как атаковать на дистанции, так и защищаться в ближнем бою. В данном вопросе маг сопротивления не оказал и согласился помочь с оговоркой на то, что не занимался со мной сегодня лишь из-за мысли о возможной западне и надобности как можно скорее прибыть на место.

Тут я его тоже понимал: кому из-за ребяческих интересов мага-новичка захочется своей шкурой лишний раз рисковать? И только когда разговор в очередной раз зашёл о магии да тренировках, внезапно вспомнил о треклятой жабе с золотыми глазами и том, как странно она по моему велению поползла обратно в своё озеро.

Заявлять, что каким-то образом взял под контроль земноводную тварь, не стал. Зайдя издали, спросил парня о возможности магов контролировать других существ. Вспомнив об орле отца, тот сразу кивнул, сказав, что большое количество животных при дрессировке с рождения можно заставить подчиняться человеку и сделать это даже без магии.

«Удивил мужика хером…» — хотелось ляпнуть тому под руку, да стерпел и дождался, когда он наконец-то заговорит про магическое подчинение. Тут всё казалось куда проще: просто берёшь слабую тварь да силой вытесняешь из источника и вен зверушки всю магию, а после заливаешь свою. И вот она послушно ходит за тобой, инстинктивно защищая или атакуя тех, кто нападает на тебя.

Как правило, из-за непонимания дикими животными человеческой речи они, чтобы ты им не говорил, всё равно будут лишь спутниками, неспособными комуницировать с укротителем. Другое дело зверьё обученное. Но тут тоже требовался личный подход укротителя, обучение, постепенное подкармливание маной и практика. В общем, геморное и отчасти бесполезное дело, особенно если ты не зорф или эльф.

Как я понял из рассказа Бареля, где-то на Дальнем Востоке существовали племена, подчинившие себе боевых кошек, именуемых острокогтями, что по описанию сильно напоминали саблезубых тигров времён последнего ледникового периода. Также, помимо этих удивительных существ, в мире нашлось племя полулюдей, способных летать и даже разговаривать с другими умными существами. Лишь по легендам кто-то из поклонников Солума (древнего эльфийского леса) тоже мог разговаривать со своими ездовыми оленями и некоторыми другими видами мелких животных. Но самым интересным, а вместе с ним опасным существом являлся боевой ездовой скорпион тёмного народа дроу, коего элита королевского матриархата Жарких песков Ниберии использовала в качестве своей главной военной силы. Лишь благодаря этим тварям тёмные дроу ещё полностью не проиграли войну своим светлым сородичам эльфам.

К сожалению, что с боевыми кошками, что с этими насекомыми размером с быка всё упиралось во взращивание и обучение питомца, в моём же случае жабу я не растил и уж точно ничего в неё не вливал.

— А может ли человек на подсознании заставить существо себе повиноваться одним лишь словом?

— Без взятия под контроль источника, смены типа маны и покорения? Нет, вообще никак. Это ведь равносильно тому, что ты пробудишь в твари сознание, а после, поместив на ту человеческую рабскую печать, пожирающую ману, заставишь разговаривать, действовать и подчиняться только укротителю. Уж прости, Людвиг, но о таком лишь пьяные в тавернах мечтать могут, — отмахнувшись от моих слов, проговорил Барель, а затем, задумавшись, уточнил: — А зачем ты спросил, смог под контроль кого-то взять, пока меня не было?

— Какое там. Когда у воды сидел, думал, зачем тебе рисковать жизнью, если можно полсотни лягушек приручить да безопасно в разведку их отправить… — От моего «признания» алхимика пробило на чистый искренний смех. Высмеяв меня, тот заявил: «Так не бывает». И его это искреннее убеждение в невозможности подобного передалось мне. Может, и правда я что-то придумываю, а та тварь просто была больна, или я ей лапу случайно ногой отдавил.

Блять… Как же сложно оставаться вменяемым, когда перед тобой рушится тридцатипятилетняя опора, на которой держались и работали законы природы чужого мира.

В отличие от алхимии, то, что Блюмонд называл магией, мне не поддавалось. Произнося странные слова с непонятным мне смыслом, жестикулируя руками и дирижируя его посохом, я вообще ничего не мог создать.

Всё менялось, когда я пытался чутка сжульничать, использовав свои знания в химии для молекулярного воспроизведения того же газа и его воспламенения, но подобные фишки Барель видел насквозь и тут же меня прерывал. Каким-то образом парень мог различать, из чего создаются заклятия: из силы духовной или заимствованной. Противореча нашим возможностям, требуя от меня полной концентрации, алхимик, как и я, постоянно отвлекался на преследовавших нас сельских детишек, ищущих совета и помощи крестьян, или редких бойцов, коим мы понадобились именно в момент начала тренировок.

— Блять, это невыносимо… — чуть ли не рыча, заявил Блюмонд, когда после очередной попытки сотворить заклятие к нам из кустов, разгоняя сельскую, подглядывающую шпану, пожаловал незнакомый солдат.

— Ну что ещё? — воткнув посох в землю, грубо обратился к тому я, отчего мужчина, извинившись, склонил голову.

— Донесение от лорда Мидчела Первого Тутлюса, — передав свёрток, отчитался воин.

Король Альфонсо Кардагран вместе с отрядом Мидчела Первого и другими верными вассалами начал сбор войск и сейчас располагался всего в трёх днях пути от Искры. Выказывая своё беспокойство, он приказал крепостным в случае надобности бросить деревню, а также выслал нам в помощь десяток своих солдат, включая этого посыльного. Нахуя, спрашивается? Чего он этим хотел добиться? Оповестить врага о том, что мы в курсе его планов, или он надеялся, что мы в пятнадцать рыл войну ему выиграем? Сказочный идиот этот Кардагран.

Расспросив мужчину о нашем посланном вчерашней ночью гонце, ничего не узнал. Либо наш парнишка разминулся в потёмках с посыльным короля, либо ещё чего хуже — не доехал, потеряв очень важные данные. Обмен информацией в этом мире являлся по-настоящему средневеково убогим, и даже магия не способствовала какому-либо прогрессу.

Оставив себе для разведки тройку бойцов, остальных со всё той же информацией, полученной от Забавы, отправил восвояси, попутно попросив посланника передать моё прошение Мидчелу, чтобы тот, в свою очередь, связался с родом наёмных алхимиков Барелей с целью нанять если не всех, то хотя бы боеспособный молодняк.