Глава 29 — Весёлая лютня

Две недели спустя.

Город Безымянный. Таверна «Весёлая лютня».

Полночь.

В двухэтажном вечно весёлом, пьяном и шумном трактире сегодня наблюдалась непривычная для данного места тишина. Никто не травил байки об охоте, удачной военной кампании или торговой сделке. Не играли музыканты, не пели барды.

Всё внимание местных пьянчуг и их полуголых спутниц было обращено к странствующему торговцу, только прибывшему из Сабранского герцогства. Бледный, как сама смерть, с трясущимися руками он кружка за кружкой поглощал местное пойло, рассказывая окружившей его толпе увиденное на дне венчания Морца Сабрана.

— В тот день стояла потрясающая погода, пели птицы, пьяные гости поздравляли Сабрана с удачной охотой, дарили подарки, нахваливали будущих жениха и невесту, восславляли их предков и славили духов защитников. Казалось, среди стражи, почтенных магов и самых преданных гостей никто не может разрушить праздничное настроение.

Все гости считали этот день лучшим из дней в роде Сабрана, все как один праздновали, но только не Клавдий. Сердце новоиспечённого герцога трубило о тревоге. Много раз он с опаской в сопровождении стражи и придворных магов обходил раскрытые в поле шатры, пока дети и гости пировали, он с отрядом проверял окрестности. Сердцем своим Клавдий чуял зло, но не мог понять, откуда оно исходит.

Сколько бы вина в тот вечер я и другие торговцы ни привозили, сколько бы бочек пустых ни заменяли новыми, Клавдий, выпивая кубок за кубком, продолжал свой праздничный караул. Раз за разом он обходил свой лагерь, но даже после первых, выглянувших из-за деревьев солнечных лучей так никто и не появился. Беспечная герцогиня Гретта, весь вечер заботившаяся о своём напившемся сыне и хмуром муже, не выдерживает происходящего, требуя их немедленной отправки в поместье. Уставший герцог, сетуя на охмелевший ум, соглашается, после чего всё семейство, погрузившись в карету, в сопровождении стражи трогается из лагеря, как вдруг…

Колёса с железными ободами, превращаясь в ползучие лозы, напоминающие змей, начинают наползать на двери. Золотые украшения, коими пестрила карета, меняя форму, превращают ту в золотую клетку, а после из почвы вспыхивает адское, пожирающее саму землю пламя. Истошный крик напуганной герцогини слышно было даже в самом поместье Сабрана. Стража, видевшие всё это купцы, аристократы вместе со своей свитой кинулись на помощь семье герцога, но внезапно путь всем нам преградил один единственный тёмный маг из рода Дюрей, что прибыл вместе с будущей женой молодого Морца.

Глаза старого колдуна скрывала чёрная повязка, а сам он, побледневший от чрезмерного использования магии, словно живой мертвец, восполняя утраченные силы, пожирал чьё-то сердце.

Вопль сгоравших заживо разносился по окружавшим нас лесам, полям. Герцог Клавдий, его жена и сын своими силами пытались выбраться наружу, звали на помощь, но заколдованная карета, искажаясь под их ударами, всё сильнее сжимала запертых в огненном плену несчастных аристократов.

Ринувшиеся на спасение хозяев рыцари герцога тотчас поплатились за резвость. Воздушное лезвие тёмного колдуна Нарая, словно шляпы подсолнуха, невидимым мечом срезала воинам головы. Совместный удар двух сабранских магов колдун с лёгкостью блокировал защитным заклинанием.

«Зачем? Они наши друзья, отпусти их, Нарай! Отпусти!» — упав перед своим слугой на колени, истошно кричала молодая леди София, но вместо того, чтобы послушать её, колдун ударил по беззащитной девушке таким же обжигающим землю пламенем. Один из рыцарей, служивших леди, успевает спиной закрыть ту от атаки, после чего двойка других, защищаясь от ударов мага щитами, утягивает девочку за спину сабранцам, которые, слыша, как всё тише и тише кричат их хозяева, не считаясь с силами, перешли в полное наступление.

Ослабив Нарая, они открыли в защите его брешь для сабранских лучников. Пять стрел вонзилось в тело мага, но тот, не скривив и мышцы лица, вместо исцеления достаёт из кармана ещё одно сердце, а после, впившись в него зубами, использует самоубийственное, по мощи никогда мною до селе невиданное заклинание: огненный смерч, порождая из пламенного вихря адскую беснующуюся гиену, превращает в пепел всё, включая карету и находившихся рядом с ней аристократов.

Поставив жирную точку, рассказчик умолкает. Затем, подозвав в очередной раз холуя, опустошает ещё одну кружку, пытаясь потушить тот пожар, разгоревшийся у него в горле.

— Так если маг разнёс всех и вся, как ты тогда выжил? — одной рукой держа любвеобильную шалаву за сиську, а другой опираясь на стол, спросил местный кузнец.

— От места, где сталкиваются маги, надо убегать, а не наоборот… Я убежал. Поэтому и выжил, в отличие от той же Софии и сабранской свиты.

— Если этот Нарай мог сразу сжечь таким заклятием Клавдия и его семью, то зачем раскрыл себя, зачем сражался и помер так нелепо? — не утихала толпа.

— А я почём знаю? В аду очутишься, сам у него и спросишь. Может, хотел, чтобы его запомнили как убийцу герцогского рода, а может, специально войну между Кардаграном и Ёркгрэсом развязать хотел. Хер их поймёшь, колдунов несчастных. Творят беззаконие, жгут, убивают кого хотят и ни стрелы им, ни мечи не страшны… — не унимался торговец, всё сильнее и сильнее налегая на выпивку да жути нагоняя на местную публику.

Вновь таверна ненадолго умолкла. Напуганные люди задумались об опасности существования такого рода силы, которую им не усмирить, не понять, не заставить работать во благо их. Неосведомлённые умы вновь поддавались панике, позволяя Людвигу в очередной раз добиться того, чего он хотел.

— Глядите, это же граф Мидчел, сам господин Людвиг был в таверне! — Когда сидевший в другом конце зала таинственный гость «Весёлой лютни» наконец-то соизволил скинуть плащ, зашепталась вся таверна.

Именно Людвиг основал Безымянный, приложил руку к постройке каждой улочки, каждой мастерской, каждого дома и тем более самой «Лютни», и все из собравшихся за это были ему благодарны. Местные крестьяне покланялись ему, как божьему избраннику, а приезжие гости, завидуя подобной любви, которую тот сыскал у своего народа, любыми способами старались подмазаться к головастому градоначальнику.

Придя в себя, народ опускается на колено. Все, включая мелких приезжих лордов, торговцев и хозяина заведения, с почтением приветствуют своего господина.

— Поднимись, добрый люд. Сегодня я здесь, как и вы, простой гость, — усталые слова Людвига заставили людей переглянуться. Знатный аристократ, герой войны в своём доме называет себя простым гостем? Непостижимая для местных скромность запечатляется в их сердцах. — Слышал, вы боитесь магов? Силы колдовской, что не считается ни с богатыми, ни с бедными? — вопрос местного правителя побудил людей, покорно мыча, всё так же не поднимаясь с колен, кивать головами. — Мне известен ваш страх, и я разделяю его. Магия, дарованная избранным, должна нести пользу и принадлежать всем, помогать страждущим и нуждающимся, но никак не развязывать между ними войны, в которых гибнет множество невиновных прекрасных сельских дев и их сильных гордых мужей.

Ласковые слова тронули крестьянок, об их невинности уже не вспоминали с лет двенадцати, а то и раньше. И вот само олицетворение рыцарской чести, аристократической гордости, благородства правителя, сопереживающего судьбам своего народа, с сожалением ласкает их хмельные ума.

— Господин… — Перебирая коленями по грязному полу, падает у ног Людвига одна из местных расчувствовавшихся баб, охватывая руками сапоги своего правителя.

Видящие печаль на суровом небритом лице герцога мужчины, так же опустив головы, глядели на своих плачущих баб. Мало кто из местных, наконец нашедших место, где их ждала сытая жизнь, где на голову не капало и медь в карманы лилась таким количеством, которое мужики сами и зарабатывали, мало кто из них хотел менять уже имеющееся на ломаный обещанный серебряный, ночлежку в поле да смерть от чужого меча у стен города, чьи богатства им никогда не достанутся.