Поклонившись, боец отправился выполнять задание. Блюмонд пошёл знакомиться с пополнением и выставлять караулы. А я… а что я? Здесь уже от меня ничего не зависело.

Что я сейчас вообще могу сделать? Готовиться к нападению, вывозить жителей, уезжать самому — означает спугнуть Клермонда. Затевать стройку и начинать возводить дома некем, мужское население в деревне сокращено до минимума, одними своими руками многого не добьюсь, да и к тому же в ближайший день всё может сгореть нахрен в неправедном огне. Всё, что оставалось, так это ждать и практиковаться в магии, в той самой, которая оказалась мне не по зубам. Хотя рассчитывать на освоение её с первого раза тоже по-детски наивно и глупо.

Ладони, упираясь в холодный камень, постепенно начинали мёрзнуть. Зацикленный на «высоком», кожей рук ощутил едва чувственные, щекочущие множественные касания. То была парочка муравьёв, бредших куда-то по своим «важным делам».

Подняв с камня руку, выставил тыльную сторону ладони прямо перед носом, принялся смотреть, как суетливая компания в панике разбегается в разные стороны. Вспоминая вчерашний фокус с жабой, который к утру уже казался бредовой навязчивой идеей, а быть может, и вовсе сном, про себя даю муравьям команду: «Стоять».

Ничего. Суетливая пятёрка как бегала по ладони, так и продолжает бегать, чуть щекотя кожу пальцев. «Подчинитесь», — выпучив глаза, напрягшись, вновь произношу про себя, но муравьям плевать.

— Бесполезно, — глядя на одного мечущегося по центру, говорю я, а затем глумливо протягиваю испуганному собеседнику: — Не хочешь служить, так хоть румбу на прощание станцуй…

Естественно, насекомое танцевать мне на потеху не собиралось. Да и с чего бы ему вообще знать, что такое румба? Положив ладонь на камень, позволил букашкам вернуться обратно в их среду, и через пару секунд те уже во всю разбегались по холодной поверхности. Все, кроме замершего на центре моей ладони «танцора».

Чёрный, как смола, маленький и беспомощный, он, смело приподняв голову, стоял на моей руке, глядя мне в глаза, перебирая передними лапками.

— Развернись, — едва ли не носом уткнувшись в насекомое, отдаю команду я, и тот поворачивается ко мне своей задницей. «Оно подчиняется, блять?!»

Далее следует ряд из команд: пройдись кругом, восьмёркой, зигзагом — и насекомое послушно на всё реагирует. Мало того, что оно понимает мой язык, значение моих команд, так оно и исполняет их беспрекословно! Приказав тому по руке спуститься на камень, а затем обратно подняться на запястье, окончательно убедился в своей «исключительной силе» — контроле сознания. И не только насекомых, но и земноводных в виде жаб.

— А может, за все предательства и такую же смерть от удара в спину небеса смиловались, дав мне этот дар? Возможность контролировать других, заставлять существ беспрекословно выполнять твои приказы. Невероятный подарок, возможность управлять и править… Но одними ли насекомыми и мелким зверьём?

Вспомнив тот бешенный расход маны на подчинение себе здоровенной жабы, сразу отмёл попытку приручения волка и уж тем более лошади или быка. Подобное попросту высосет всю мою силу, а может, вообще убьёт. Поэтому требуется попрактиковаться на ком-то поменьше. Те же куры или, если брать чуть больше, гуси, утки — неплохая цель для эксперимента, который, возможно, увенчается успехом. При таком раскладе можно будет заняться развитием и увеличением магического источника. Ну а там уж надо и на человеке попробовать. Только при условии, что того самого человека будет не жалко.

Взглянув на всё так же исполняющую мой приказ и бегающую по ладони мурашку, усмехнувшись, командую: «Свободен».

И только я проговариваю это, как лёгкое золотистое свечение, дрогнув над насекомым, появляется и исчезает, а само существо в тот же миг вонзает мне в кожу свои острые зубки. Едва ощутимая для старой, загрубевшей кожи боль уколом прокатывается по ладошке. Несмотря на магическое подчинение, лишь только магия спадает с объекта, его старое сознание даёт волю, и то сразу же принимается атаковать, мстить поработившему его сознание существу. Какая досада… Пстричкой* сбив замершее на руке насекомое, поднимаюсь. Размяв затёкшие руки, плечи и спину, едва сдерживаю злодейскую улыбку.

Несмотря на лёгкую щепотку разочарования в конце, мой маленький эксперимент выдал неожиданно шикарные результаты, отчего даже у Людвига младшего слегка поднялось настроение. В ближайшие дни, пока армия Клермонда не прибыла, а их разведчик ещё даже не начал свой объезд и плановый осмотр, можно было чутка расслабиться и немного повеселиться, тем более моё хорошее настроение этому способствовало.

Направляясь обратно в деревню, собирался купить у крестьян курицу, провести на ней пару опытов, а после, отдав бабам, приказать подать ту с брагой или чем покрепче, если найдётся.

Обретя силу, которая считалась в этом мире сказочными бреднями, я также собирался попробовать и другой запретный плод, что в последнее время сам старательно лез в мои руки.

Фелиция. Сочная, фигуристая, жопастая и с отличной большой грудью уже давно косо поглядывала на меня. Специально показываясь в самых провоцирующих позах, девушка напрямую намекала о готовности занять место средней сестры. Вот только мне до сего дня и Марьям хватало.

Бля, требовалось решить, в одиночестве ли мне мять спелые булочки русой красотки или же, быть может, стоит наказать ту, напоить, развратить и заставить Марьям мне в этом чуточку помочь. Так сказать, «примерить» в одной холодной постели двух ненавидящих друг дружку сестрёнок.

Пстричка* — то же самое, что щелбан.

Беда, как известно, приходит тогда, когда её ждёшь меньше всего.

Внезапная огненная вспышка, осветившая темнеющее небо, знаменовала начало атаки на Искру. Топот десятков копыт, крики местных женщин, редкое лязганье метала тех немногих наших воинов, решивших встретить врага, и он, скачущий в мою сторону Блюмонд с запасной лошадью, подвёл черту под моим первым полным поражением.

— Нас предали, Людвиг, бежим! — резко остановив коня и скинув мне в руки поводья, крикнул алхимик.

«Кто напал, кто и почему нас предал, откуда появился враг, если его априори быть в округе не должно?!» — в голове всё перевернулось вверх дном.

— Быстрее, Людвиг, или не успеем! — прокричал Блюмонд, глядя на то, как к нам с мечами в руках уже во всю неслась парочка клермондских наездников.

Я видел их грязные, частично спрятанные под подобными каскам шлемами лица, видел их улыбки, а также залитые кровью мечи. Этих ублюдков всего двое, и почему мы должны от них бежать?

— Людвиг! — вернув меня с небес на землю, вновь выкрикнул архимаг, после чего я со всей свойственной себе неуклюжестью взобрался на коня, и тот с места сорвался в галоп.

Лошадь быстро неслась по мягкой опасной лесной почве. Мимо пролетали хвойные деревья, толстые ветки, вынуждая пригибаться, рвали одежду, царапали кожу.

— Быстрее, быстрее, Людвиг! — кричал Блюмонд, чья лошадь с каждой секундой всё больше отдалялась от меня, а сам я, становился ближе к нагонявшей паре всадников. Клермондские выблядки матерились и обещали выпотрошить меня, а после, надев голову на кол, украсить ею выгребную яму. Сукины дети умело отвлекали, и в один момент, когда я в очередной раз оглянулся узнать, как близко враги, отвлёкшись, пропускаю ветку, что мощным ударом прямо в табло сбивает меня с коня.

Секундный полёт. Вижу, как ноги мои вздымаются выше головы, а после… глухой удар о землю. Из лёгких выбивает весь воздух, сам я, не в силе вздохнуть, руками хватаюсь за рёбра. На глаза наплывает кровавая жижица, лоб разбит, я едва ли могу пошевелиться, а враг… Даже сквозь гудение в ушах я слышу, как приближаются их кони.